Огненное лето

Сейчас Энн смотрела на него совершенно новыми глазами. Ной вдруг почувствовал в этом что-то для себя оскорбительное. А его сердце учащенно забилось от ее ослепительной улыбки.
— Привет, Лейверти, — сказал он, стараясь казаться совершенно спокойным, но тут же почувствовал, что его голос прозвучал излишне холодно и отчужденно.
Ной глубоко вздохнул, подумав о том, как было бы хорошо просто встретиться со старой подружкой без всяких болезненных воспоминаний.
— Не могу поверить, что это ты! — покачала головой Энн, не скрывая удивления.
Он пропустил мимо ушей нотки сожаления в голосе подруги детства и с кислой улыбкой представил ей Мартина. У того от неожиданности перехватило дыхание.
— Я… Вы… — пробормотал он.
Ной посмотрел на своего ученика и чуть было не расхохотался, но тут же понял все, что происходило в душе мальчика, и сдержался.
Энн несколько изменилась с тех пор, как Ной видел ее в последний раз. Когда он уехал из города, ей только что исполнилось тринадцать. Она была высокой неуклюжей девочкой, с вечно растрепанными волосами и неизменно увязывалась за Джесси с Ноем, куда бы те ни шли. Их попытки отделаться от надоедливой спутницы почти всегда оказывались тщетными. Волей-неволей приходилось принимать ее в свою компанию.
Ной сразу же отметил, что теперь от ее неуклюжести не осталось и следа. Волосы были аккуратно причесаны. Фигура стала стройной и гибкой. Но особенно привлекали внимание пытливые глаза цвета пасмурного неба.
Эта неожиданно холодная красота почему-то действовала на Ноя раздражающе.
— Прошло много времени, Бони, — сказала Энн, чуть прищурив глаза и бросив на Ноя оценивающий взгляд. — Ты изменился.
Она внутренне усмехнулась, заметив, как Ной вздрогнул, услышав свою детскую кличку.
— А ты — нисколько, — ответил он с натянутой улыбкой, но в душе довольный досадливым выражением, появившимся на лице Энн.
Однако она тут же справилась с собой и уже вслух рассмеялась. Этот смех перенес Ноя на много лет в прошлое.
— Я слышала, что ты зарабатывал себе на жизнь какой-то игрой, Бони. Не помню, правда, точно, какой… Крикетом? Бадминтоном? Постой-ка… Сейчас вспомню… А-а! Танцами на водных лыжах!
— Совершенно верно, — хмыкнул Ной.
Им всегда нравилось подшучивать друг над другом. В таких случаях Джесси просто не знал, что ему делать: становиться ли в позу рефери или бежать прочь…
— Очень мило с твоей стороны, Энн, что помнишь меня.
— Забыть было трудно, — усмехнулась она. — Хотя я все еще не могу поверить, что это ты. Посмотри на себя! В тебе, наверное, два метра роста. Неудивительно, что все они так и падают к твоим ногам.
Ной был даже выше двух метров. Но какое это имело значение?
— У тебя хороший глазомер, — ответил он. — А что касается женщин, то я просто устал от них.
Энн весело рассмеялась. Это снова шокировало Ноя. В последний раз, когда они виделись, ему было восемнадцать лет. Тогда Энн почему-то не проявляла к нему подобного интереса. Для нее он был таким же братом, как и Джесси.
— Энн…
— Кто бы мог подумать? — усмехнулась Энн. — Держу пари, что местные женщины постарались заполучить тебя в свои сети, а?
Ной решил, что пора давать сдачи. Может быть, тогда Энн наконец поутихнет.
— Насколько я понимаю, ты все это время занималась исключительно своей персоной. Разве не так? Следила за модой. — Он бросил взгляд на ее яркий жакет спортивного покроя, короткую юбку и высокие каблуки. — Помнится, раньше ты предпочитала тенниски и джинсы. Я слышал, ты много путешествуешь, перепархивая из одной страны в другую, распиваешь чаи, посещаешь званые вечера, всевозможные торжества, якшаешься с политиками. И, конечно, бегаешь по магазинам, сплетничаешь… Просто удивительно, за что тебе платят деньги?
Легкая улыбка на лице Энн завяла, не успев расцвести, глаза сделались холодными и колючими.
— Все почему-то считают, что работа разъездного репортера — сплошной отдых. Спрашивается, на каком таком основании? Я не порхаю по странам, а работаю. Понимаешь? Работаю!
В голосе Энн звучало нескрываемое раздражение. Ной посмотрел на нее с удивлением. Ведь он только шутил и никак не ожидал подобной реакции. Тэйлор знал о той высокой репутации, которую снискала Энн своими репортажами, и сам восхищался ею. Она работала в одном из крупнейших и солиднейших журналов, поставляя самую горячую информацию из первых рук.
— Я просто… — начал оправдываться Ной, но Энн не дала ему докончить фразы.
— Извини меня, — сказала она, опуская стакан на подлокотник кресла. — Но я должна… Мне уже пора идти.
Ной невольно бросил взгляд на ее высокие каблуки, которые неминуемо должны были увязнуть в рыхлой земле по пути от крыльца к мощеной дорожке. Что и случилось, как только Энн сделала первый шаг.
— Я найду тебя, — сказала Энн, с трудом вытаскивая из земли каблук. — Подожди-ка…
Ной внимательно посмотрел на нее и окончательно понял, что Энн чем-то очень озабочена. Он повернулся к Мартину:
— Сегодня очень важная игра. Ты не мог бы…
Мартин понял все с полуслова.
— Да. Я пошел. Увидимся позже.
Ной подождал, пока мальчик уйдет, и вновь обернулся к Энн:
— Вовсе не надо пытаться поскорее улизнуть. Лучше прямо скажи, зачем приехала?
— Не надо. Все это ерунда. Мне не стоило сюда приезжать.
Ее голос звучал холодно и неестественно приглушенно, глаза смотрели виновато и грустно. Она повернулась и быстро пошла вниз по дорожке.
Ей хотелось поскорее уйти подальше от этого дома. Но дорожка была длинной, и она почти физически ощущала спиной взгляд Ноя. Чувствуя, что напрасно перенесла свое раздражение на человека, не заслужившего подобного отношения, Энн чуть замедлила шаг. Она понимала, что выглядела очень глупо. И все из-за своего проклятого языка!
Энн вспомнила, почему Ной ушел из профессионального спорта. Года два назад, после травмы колена, он исчез с мировой теннисной арены. Его карьера прервалась в возрасте тридцати лет. Энн глубоко вздохнула и остановилась…
Справа плескался Тихий океан. Его спокойные волны завораживающе накатывались на желтый песок. Внизу широкой, терявшейся вдали полосой тянулся неповторимо красивый калифорнийский берег. Энн впервые после приезда домой почувствовала, что охватившее ее в первые дни паническое чувство постепенно гаснет, уступая место приятной расслабленности. Она вдруг подумала, что хорошо сделала, вернувшись сюда.
После непродолжительного колебания Энн пошла назад к Тэйлор-Хаусу и уже на расстоянии увидела наблюдавшую за ней долговязую фигуру, разместившуюся в кресле-качалке. Подойдя к крыльцу дома, она подняла глаза на Ноя. Прочитав вызов в его взгляде, Энн тихо сказала:
— Извини меня.
Выражение лица Ноя было настороженным.
— Что тебя так злит? — отчужденно спросил он.
— Ничего. Мне просто горько.
Она присела рядом с ним на свободное кресло.
— Когда ты в последний раз вспоминал Джесси?
Холодное выражение на лице Ноя растаяло. Он отвернулся и долго смотрел на океан, потом коротко ответил:
— Сегодня утром.
Ной всегда был немногословным. Но сейчас Энн хотела знать больше.
— Расскажи подробнее.
— Утром я долго не мог завести машину, которую Джесси очень любил. У него с ней никогда не было никаких проблем. А я возился чуть ли не час. Что только не делал! Обхаживал, упрашивал, умолял. Она ни с места. И только когда я вконец разозлился, мотор заработал.
Энн улыбнулась. Джесси умел обращаться с машинами, а с принадлежавшими Ною особенно. Он фактически заново сделал для него «Мустанг-62», а потому получал огромное удовольствие от возни с этим четырехколесным монстром. То, что Ной до сих пор сохранил его, неожиданно тронуло Энн. Ведь Тэйлор мог бы приобрести не один десяток новых автомобилей, если бы захотел.
— Ты уже давно вернулся сюда? — спросила она.
— Пару лет назад.
Энн вновь вспомнила о полученной Ноем травме ноги и молча кивнула. Она все еще не могла точно определить для себя, что изменилось в Тэйлоре за эти годы. Лицо было, как и в детстве, потемневшим от загара. Разве что у глаз появились морщины. Видно, Ной успел уже немало познать жизнь. Губы были широкими, жесткими и спокойными. С годами в нем развилась физическая сила, мужественность, чего раньше Энн не могла даже предположить. Его стройному, без единого лишнего грамма, богатырскому телу мог бы позавидовать любой атлет. Совершенная мускулатура придавала ему загадочность и подсознательно вызывала чувство неосознанной боязни у окружающих.