Окно Иуды
— И все эти вопросы Г. М. задавал кротко, как ягненок, — заметила Эвелин. — Это неестественно, Кен. Он умасливал этого дворецкого, как будто тот был его собственным свидетелем. Как ты думаешь, мы могли бы повидать Г. М.?
— Сомневаюсь. Сейчас он, вероятно, на ленче в адвокатской столовой.
В этот момент наше внимание отвлекли. Был ли этот маленький человечек служащим суда или посторонним, жаждущим поделиться информацией, мы никогда не узнали, но он внезапно пробился сквозь толпу и постучал по моему плечу.
— Хотите взглянуть на двух фигурантов дела? — спросил он шепотом. — Они впереди вас! Справа доктор Спенсер Хьюм, а слева Реджиналд Ансуэлл, кузен обвиняемого. Они спускаются вместе. Ш-ш!
Толпа на большой мраморной лестнице прижала двоих мужчин, на которых он указывал, к перилам. При бледном мартовском солнце они выглядели не слишком привлекательно. Доктор Хьюм был довольно полным мужчиной, среднего роста, с седеющими волосами, так аккуратно причесанными, что круглая голова походила на колесо. На миг он обернулся, и мы увидели самоуверенно вздернутый нос и поджатые губы. В руке он держал абсолютно неподходящий к ситуации цилиндр, который старался уберечь от расплющивания. В его компаньоне я узнал молодого человека, которого видел за столом солиситоров и которого вроде бы узнал Дайер. Он был худощавым, с прямыми плечами и выдающимися скулами. Портной хорошо потрудился над его костюмом, и он рассеянно постукивал пальцами по шляпе-котелку. Быстро посмотрев друг на друга, они продолжили спуск. Казалось, каждый едва замечает присутствие другого. Меня заинтересовало, не испытывают ли они друг к другу вражду, но, когда они заговорили, мне показалось, что речь скорее может идти не о враждебности, а о лицемерии.
— Как все это воспринимает Мэри? — спросил Реджиналд Ансуэлл тоном, обычно приберегаемым для похорон.
— Боюсь, очень тяжело, — покачал головой доктор.
— Скверно.
— Увы, да.
Они спустились еще на одну ступеньку.
— Я не видел ее в суде, — заметил Реджиналд, едва разжимая рот. — Ее не вызвали как свидетельницу?
— Обвинение не вызвало, — отозвался доктор Хьюм. — Как, впрочем, и вас.
— Я тут ни при чем. Защита меня тоже не вызвала. Какая им от меня польза? Я пришел туда после того, как он… ну, потерял сознание. Бедный старина Джим! Я думал, он слеплен из более крепкого теста. Конечно, он безумен.
— Я бы охотно это удостоверил, — пробормотал доктор Хьюм, бросив быстрый взгляд через плечо, — но у Короны, похоже, имеются сомнения на этот счет, да и сам он, как вам известно, утверждает… — Доктор не окончил фразу. — Надеюсь, вы не обижаетесь?
— Нисколько. Я знаю, что в нашей семье были случаи безумия. — Они спустились почти на целый пролет. — Ничего особенного — легкое проявление несколько поколений тому назад… Интересно, чем он питается?
— Трудно сказать. Вероятно, «он горькую сегодня пьет, — ему в ответ капрал». [5]
— Какого черта вы приплетаете армию? — осведомился Реджиналд.
— Дружище, это всего лишь фигура речи! Кроме того, я не знал, что вы все еще связаны с армией, — с беспокойством сказал доктор Хьюм. — Будем смотреть фактам в лицо. Это печальная история — я тоже потерял брата. Но жизнь продолжается: как говорится, мужчины должны работать, а женщины — плакать. Поэтому самое разумное — выбросить из головы эту неприятную историю и забыть о ней как можно скорее. До свидания, капитан. Нам лучше не обмениваться рукопожатиями — при данных обстоятельствах это покажется неподобающим.
Он быстро отошел. «Жизнь окончил Дэнни Дивер! Слышишь звонкий барабан? Полк построился в колонны, нас уводит капитан». [6] В атмосфере этого места есть нечто побуждающее людей морализировать в том духе, в каком эти строки пришли мне в голову. Впрочем, они тут же улетучились при виде Лоллипоп, блондинки-секретарши Г. М., которая пробиралась к нам сквозь толпу.
— Г. М. хочет вас видеть, — сообщила она.
— Где он? Что он делает?
— Думаю, в данный момент ломает мебель, — с сомнением отозвалась Лоллипоп. — Когда я с ним расставалась, он заявил, что намерен этим заняться. Но к вашему приходу он, вероятно, будет есть ленч. Вам придется пройти в таверну «Голова Мильтона» на Вуд-стрит в Чипсайде — это за углом.
Г. М. знал дешевые забегаловки так же хорошо, как людей с дурной репутацией. Окна «Головы Мильтона», помещавшейся в маленьком переулке, выглядели так, словно их не мыли со времен Великого пожара. [7] Зато огонь в камине приятно контрастировал с мартовским холодом. Нас проводили наверх в отдельную комнату, где Г. М. сидел перед огромной оловянной кружкой пива и тарелкой бараньих отбивных. Заткнув за воротник салфетку, он жевал отбивную в стиле, который популярная кинотрадиция приписывает королю Генриху VIII.
— Вот и вы, — проворчал Г. М., открыв один глаз.
Я молчал, стараясь выяснить его настроение.
— Полагаю, — не слишком злобно осведомился он, — вы не собираетесь оставлять дверь открытой? Или вы хотите, чтобы я умер от пневмонии?
— В прошлом, — сказал я, — вам удавалось разбираться в делах, которые выглядели безнадежными. Возможно, вам повезет и на этот раз.
Г. М. отложил отбивную и широко открыл оба глаза. На его деревянном лице мелькнула усмешка.
— Хо-хо! Значит, они думают, что загнали старика в угол?
— Необязательно. По-вашему, этот парень виновен?
— Нет, — ответил Г. М.
— И вы можете это доказать?
— Во всяком случае, собираюсь попытаться. Все зависит от того, насколько мои доказательства сочтут убедительными. — Старик был обеспокоен и почти не скрывал этого.
— Кто инструктировал вас по этому делу?
Г. М. провел рукой по лысине:
— Вы имеете в виду солиситора? Его нет. [8] Понимаете, я единственный, кто ему верит. Я жалею хромых собак, — виновато добавил он. Последовала пауза. — Более того, если вы ожидаете, что в последнюю минуту в зал ворвется скрываемый до тех пор свидетель и поднимет шум, выбросьте это из головы. В суде под председательством Рэнкина можно ожидать шума не больше, чем на шахматной доске. Все будет происходить спокойно — от одного хода к другому, как в шахматах, — и меня это вполне устраивает. Помните строки «Джона Пила»? [9] «От находки к проверке, от проверки к взгляду, от взгляда к убийству утром».
— Ну, желаю удачи.
— Вы можете помочь, — неожиданно заявил Г. М.
— Помочь?
— Заткнитесь, черт возьми! — рявкнул он, прежде чем я успел что-то добавить. — Я не играю в игрушки и не посылаю вас в тюрьму. Все, что я вас прошу сделать, — это передать одному из моих свидетелей сообщение, которое ни в коей мере вас не скомпрометирует. Я не могу сделать это сам и испытываю недоверие к телефонам с тех пор, как услышал, какую роль они сыграли в этом деле.
— Какому свидетелю?
— Мэри Хьюм… Вот ваш суп — ешьте и помалкивайте.
Пища была превосходной. Напряженность Г. М. постепенно ослабевала, и он пришел в сравнительно хорошее настроение, протянув ноги к камину и попыхивая сигарой.
— Я не собираюсь ни с кем обсуждать это дело, — снова заговорил Г. М. — Но если вы хотите знать что-то, не имеющее отношение к информации, которой располагает защита — то есть я…
— Да, — сказала Эвелин. — Почему вы стали заниматься этим делом в суде, а не обратились в полицию, если могли доказать…
— Нет, — прервал Г. М. — Это один из тех вопросов, на которые я не могу ответить.
— В таком случае, — сказал я, — если вы утверждаете, что Ансуэлл невиновен, вы можете объяснить, как настоящий убийца вошел в комнату и вышел из нее?
— Надеюсь, что да, сынок! Иначе как бы я мог вести защиту? — отозвался Г. М. — Думаете, я настолько туп, что взялся бы за дело, не имея альтернативного объяснения? Идею подала мне Мэри Хьюм, когда я зашел в тупик. Она славная девочка. Мэри Хьюм упомянула, что в тюрьме Джим Ансуэлл больше всего ненавидит «окно Иуды». Это все решило.