Окно Иуды
Хантли Лотон снова обратился к ней:
— Кажется, мисс Джордан, вскоре после обнаружения тела вас отправили в автомобиле за доктором Спенсером Хьюмом в больницу Сент-Прейд на Прейд-стрит?
— Да. Мистер Флеминг взял меня за плечо и велел быстро привезти его, так как, если он на операции, ему не передадут телефонное сообщение.
— Вы не можете сообщить нам что-нибудь еще о дальнейших событиях этого вечера?
— Нет.
— Потому что, вернувшись из больницы, вы заболели воспалением мозга и месяц не могли покидать вашу комнату?
— Да.
Обвинитель провел рукой по странице досье.
— Прошу вас подумать как следует, мисс Джордан. Можете ли вы повторить нам еще какие-нибудь слова обвиняемого? Он сказал что-то, когда сел и зажег сигарету?
— Да, ответил на вопрос.
— На какой?
— Кто-то спросил: «Вы что, сделаны из камня?»
— И что он ответил?
— «Поделом ему за то, что он что-то подмешал мне в виски». Несколько секунд Лотон молча смотрел на нее, потом сел.
Сэр Генри Мерривейл поднялся для перекрестного допроса.
Глава 3
В МАЛЕНЬКОМ ТЕМНОМ КОРИДОРЕ
Какой линии будет придерживаться защита, никто не мог сказать — возможно, безумия или даже непреднамеренного убийства, но, зная Г. М., я сомневался, что он этим ограничится. Его первый перекрестный допрос мог дать какую-то подсказку. Г. М. величественно поднялся, но эффект испортила мантия, которая за что-то зацепилась и треснула со звуком, настолько напоминающим пренебрежительное фырканье, что на одну ужасную секунду я подумал, что он действительно выразил таким образом свое отношение к происходящему. Потом Г. М. расправил плечи. Как бы ни заржавели его адвокатские таланты, это был перекрестный допрос, где дозволены наводящие вопросы. Могла возникнуть какая-нибудь зацепка, при которой его обычная агрессивная тактика стала бы смертоносной. Но беда была в том, что женщина завоевала симпатии всех, включая жюри, и нападать на нее было неразумно. Бросив злобный взгляд через плечо на порванную мантию и поправив очки на широком носу, Г. М. обратился к ней почти так же мягко, как Хантли Лотон. При звуках его голоса свидетельница сразу расслабилась. Казалось, он приглашает ее выпить и поболтать.
— Мэм, — начал Г. М., — вы считаете, что мистер Хьюм услышал что-то скверное об обвиняемом, и это внезапно заставило его переменить мнение?
Пауза.
— Не знаю.
— Все же, — настаивал Г. М., — поскольку мой ученый друг задал этот вопрос, давайте разберемся. Как он сказал, если мистер Хьюм изменил мнение о подсудимом, то, должно быть, потому, что узнал что-то от кого-то, не так ли?
— Мне казалось, что да.
— И наоборот, если бы он ничего не узнал, то не изменил бы мнения?
— Полагаю, что да.
— Кажется, — продолжал Г. М. тем же тоном, — он пребывал в наилучшем настроении в пятницу вечером, когда договаривался о вашей с доктором Хьюмом поездке в Суссекс?
— Да.
— Тем вечером он выходил из дому?
— Нет.
— Принимал каких-нибудь посетителей?
— Нет.
— Отвечал на телефонные звонки, получал письма или какие-то сообщения?
— Нет. За исключением звонка Мэри. Я сняла трубку и говорила с ней минуту-две, а потом мистер Хьюм подошел к телефону, но я не слышала, что он говорил.
— А сколько писем он получил следующим утром за завтраком?
— Только одно — написанное почерком Мэри.
— Угу. Следовательно, если он узнал что-то плохое об обвиняемом, то, возможно, от собственной дочери?
По залу пробежал шорох. Сэр Уолтер Сторм сделал движение, словно собираясь встать, но вместо этого начал совещаться с Хантли Лотоном.
— Ну… откуда мне знать?
— Все же именно после чтения этого письма он впервые проявил антагонизм по отношению к подсудимому?
— Да.
— Значит, все началось именно тогда?
— Судя по тому, что я видела, да.
— Предположим, мэм, я скажу вам, что в этом письме не было ни единого слова об обвиняемом, кроме того, что он приезжает в Лондон?
Свидетельница прикоснулась к очкам.
— Не знаю, что я должна ответить.
— Именно это я говорю вам, мэм. У нас имеется это письмо, и в свое время мы собираемся предъявить его. Поэтому, если я скажу вам, что в нем нет ничего о подсудимом, за исключением голого факта — его намерения приехать в Лондон, — это изменит вашу точку зрения на поведение мистера Хьюма?
Г. М. сел, не дожидаясь ответа. Суд был озадачен. Защитник не опроверг и не попытался опровергнуть ни одного слова в показаниях свидетельницы, но оставил ощущение, что в них что-то не так. Я ожидал, что мистер Лотон возобновит допрос, однако поднялся сэр Уолтер Сторм: — Вызовите Херберта Уильяма Дайера. Мисс Джордан покинула свидетельское место, на которое поднялся Дайер. Было очевидно, что он окажется хорошим и убедительным свидетелем, что и произошло. Дайер был степенным мужчиной лет под шестьдесят, с коротко стриженными седеющими волосами. Ради такого случая он облачился в короткий черный пиджак и полосатые брюки, а вместо стоячего воротничка надел обычный с темным галстуком. Человек буквально излучал респектабельность. Проходя мимо скамьи присяжных и стола солиситоров, он не то поклонился, не то кивнул светловолосому молодому человеку, сидящему за этим столом. Дайер произнес присягу звучным голосом и застыл, опустив руки и слегка выпятив подбородок.
Тягучий голос сэра Уолтера Сторма резко контрастировал с четкими интонациями Хантли Лотона.
— Ваше имя Херберт Уильям Дайер, и вы пять с половиной лет состояли в услужении у мистера Хьюма?
— Да, сэр.
— Насколько я понял, до того вы одиннадцать лет работали у покойного лорда Сенлака и после его смерти получили наследство в благодарность за преданную службу?
— Да, сэр.
— Во время войны вы служили в 14-м полку миддлсексских стрелков и в 1917 году были награждены медалью за боевые заслуги?
— Да, сэр.
Сначала Дайер подтвердил рассказ мисс Джордан о телефонном звонке обвиняемому. Он объяснил, что параллельный аппарат стоял под лестницей позади холла. Ему поручили позвонить в «Пиренейский гараж» насчет ремонта машины мистера Хьюма и убедиться, что она будет в полном порядке вечером. Около половины второго Дайер подошел к телефону и, сняв трубку, услышал, как мистер Хьюм попросил соединить его с номером Риджент 0055 и позвал обвиняемого, на что голос, который Дайер мог опознать как принадлежащий подсудимому, ответил, что он у телефона. Убедившись, что связь установлена, Дайер положил трубку и направился в сторону гостиной. Проходя мимо двери, он услышал конец разговора, описанный первым свидетелем, а также последовавший монолог хозяина.
— Когда мистер Хьюм снова коснулся этой темы?
— Почти сразу же после телефонного разговора. Я вошел в гостиную, и он сказал: «В шесть вечера я ожидаю посетителя. Из-за него могут быть неприятности, так как ему нельзя доверять».
— Что вы на это ответили?
— Я сказал: «Да, сэр».
— А когда вы услышали об этом в следующий раз?
— Около четверти шестого или чуть позже. Мистер Хьюм позвал меня в кабинет.
— Опишите, что произошло.
— Мистер Хьюм сидел за столом с шахматной доской и фигурами, разгадывая шахматную задачу. Не отрывая взгляда от доски, он велел мне закрыть и запереть ставни. Должно быть, я невольно выразил удивление, так как он передвинул фигуру на доске и сказал: «Делайте, что вам говорят. Думаете, я хочу, чтобы Флеминг видел, что вытворяет этот дурень?»
— Он всегда объяснял вам причины своих распоряжений?
— Никогда, сэр, — уверенно ответил свидетель.
— Насколько я понимаю, окна столовой мистера Рэндолфа Флеминга находятся прямо напротив кабинета, с другой стороны мощеного прохода между домами?
— Совершенно верно.
Генеральный прокурор подал знак. Из-под свидетельского места извлекли первое из двух странных вещественных доказательств: стальные ставни, прикрепленные изнутри к макету рамы с подъемным окном. Зал встретил их возбужденным шепотом. Ставни были сконструированы во французском стиле, как две маленькие складные дверцы, в которых, однако, не было ни щелей, ни отверстий. В центре находился плоский стальной брус с ручкой. Ставни предъявили для осмотра свидетелю и присяжным.