Паника в ложе "В"
— Имеется в виду Галифакс в Йоркшире, [28] а не в Новой Шотландии, мисс Вейн, — поправил доктор Фелл, не вынимая изо рта сигары. — В том Галифаксе в шестнадцатом столетии преступникам рубили головы с помощью неуклюжего и примитивного предшественника гильотины, наводившего ужас на все графство.
— Ну, Галифакс в Новой Шотландии тоже не был земным раем. А поездка оттуда через Монреаль в Нью-Йорк была еще хуже этого жуткого плавания. По американским законам военного времени вы не имели права на спальную полку ни в каком поезде, если не собирались проехать более пятисот миль. Однако Бесс нашла выход… Верно, Бесс? Мы взяли билеты до Вашингтона и сошли в Нью-Йорке. Но боюсь, я отвлеклась от темы.
Табачный дым вился под лампами, не защищенными абажурами, отражаясь в оконных стеклах на фоне черной ночи и бурного моря. Марджери Вейн вновь подняла свой бокал.
— За Уэстчестерскую труппу, — провозгласила она, — которая скоро получит новое название! А теперь, с вашего позволения, перейдем непосредственно к делу.
Новую труппу возглавляет мистер Бэрри Планкетт. Бэрри еще молод — ему чуть больше тридцати, — но он уже приобрел солидную репутацию сначала в Дублине, потом в Лондоне, а недавно на Бродвее. Я никогда не встречалась с ним, хотя мы много переписывались, и мне по душе его идеи. Я немало слышала о мистере Планкетте. Раньше он, как и все ирландцы, был склонен к беспорядочной жизни, но сейчас остепенился, когда с него, как говорят американцы, сияли стружку.
В целом труппа производит хорошее впечатление. Об этой Уинфилд, которую взяли на главные женские роли, я ничего не знаю. Возможно, чем меньше о ней говорить, тем лучше. Что до остальных, то о них едва ли стоит долго распространяться. Их консультант по Шекспиру — судья Каннингем. Деловой администратор — также без жалованья, для него это хобби — биржевой маклер на покое по имени Джадсон Лафарж. Его жена, миссис Констанс Лафарж, участвует в этом на правах amica curiae [29] — она считается весьма влиятельной уэстчестерской матроной.
На Филипа Нокса нахлынули воспоминания.
— Конни! Ее девичье имя — Констанс Уэстерби? Она с авеню Фенимора Купера в Ричбелле? И вы имеете в виду судью Грейема Каннингема из верховного суда штата Нью-Йорк? Говорят, он тоже удалился на покой.
— Дорогой мой! — воскликнула мисс Вейн. — По-вашему, я цыганка-гадалка, чтобы знать девичью фамилию женщины, о которой впервые услышала несколько месяцев назад? А вот джентльмен, которого я упомянула, действительно тот самый судья Каннингем. Он знаток Шекспира, коллекционер старинного оружия. Каннингем купил старый дом Эдама Кейли прежде, чем я покинула страну, в 1931 году. Я продала ему также коллекцию оружия Эдама. Согласно мистеру Планкетту, у судьи Каннингема есть очень интересные предложения насчет постановки «Ромео и Джульетты».
Доктор Фелл шумно задышал.
— Мадам! — вмешался он.
— Да, доктор Фелл?
— Надеюсь, и мы все, и Уэстчестерская труппа — цивилизованные люди. Но, даже не принимая во внимание всяческие суеверия, разумно ли они поступают, начиная именно с этой пьесы?
Марджори Вейн внимательно посмотрела на него.
— Они думают, что да, — ответила она. — А почему бы и нет?
— Признаю, что, руководствуясь здравым смыслом, трудно привести вескую причину.
— По-вашему, публика помнит давние трагедии? — удивилась мисс Вейн. — Держу пари, что нет. Когда эти люди добьются успеха — а они добьются его, если примут мое имя, — никого не будет волновать, что, как и почему. Неужели нам или им нужно разделять вульгарные театральные суеверия? В злополучном «Бижу» одна психопатка впала на сцене в буйство и заколола другую актрису. Ну и что из того? Бедный Эдам лишился жизни, так как из-за своего тщеславия и упрямства игнорировал советы врача. И снова — что из того? В труппе мистера Планкетта едва ли имеются маньяки-убийцы, а самый поверхностный медосмотр может гарантировать, что никто не свалится мертвым на сцене. Я сама и близко не смогу подойти к этому театру — ни на генеральную репетицию, ни на премьеру. Но это, так сказать, личные эмоции.
Увлеченная разговором, мисс Вейн подошла по левому помосту к тяжелой двери. Невысокий рост не позволял ей посмотреть на палубу через стеклянную панель, но она и не пыталась этого сделать. Повернувшись, Марджери Вейн подняла руку, вновь приковывая к себе внимание слушателей:
— Конечно, меня порой одолевает искушение. Я всегда любила хорошее фехтование, а мистер Планкетт уверяет, что в спектакле оно будет на высочайшем уровне.
Помните выступление труппы «Олд Вик» [30] под руководством Оливье [31] и Ричардсона [32] в Новом театре на Черинг-Кросс-роуд во время войны? Когда мистер Лоренс Оливье играл Ричарда Третьего, а мистер Ралф Ричардсон — Генриха Ланкастера [33] (я говорю «мистер», а не «сэр», так как им тогда еще не пожаловали рыцарское звание), спектакль завершился таким великолепным поединком, что я едва не выпала из ложи.
Так вот, меня уговаривали посетить специальную репетицию в костюмах, где будут присутствовать только я и еще пара друзей. У меня даже было желание (Боже, помоги мне!) выгнать эту самонадеянную девчонку Уинфилд и самой сыграть Джульетту как надо. Но об этом не могло быть и речи! Это было бы недостойно меня, да и в любом случае я не могла бы себя заставить… Но не стану утомлять вас, друзья мои, трагедией почти сорокалетней давности. Вместо этого…
Мисс Вейн вернулась к столику. В изумрудно-зеленом платье, окутанная табачным дымом, она казалась бесценным произведением искусства. Все бокалы были пусты — только шампанское отсутствующего Лоренса Портера оставалось нетронутым. Взяв бутылку, Марджери Вейн попыталась наполнить бокалы, но в бурном море это было не так просто. Нокс забрал у нее бутылку и сам выполнил эту работу.
— Да, мисс Вейн? Вы говорили…
— Еще один тост, пожалуйста. За Уэстчестерскую труппу, которая, надеюсь, вскоре станет труппой Марджери Вейн! Пусть пожилая женщина уступит дорогу молодым! Фортуна благоприятствует смелым! Быть может, эти славные люди… — Оборвав фразу, она воскликнула: — Черт возьми, Лэрри, ты опять здесь?
Мистер Портер и в самом деле появился в двери из вестибюля. В руке он держал черную бархатную сумку с бриллиантовой пряжкой. Лицо его стало еще более розовым, а у висков обозначились голубоватые жилки. Поднявшись на помост, он неуклюже двинулся к ним, а приблизившись, рявкнул:
— Черт возьми тебя!
— Право, Лэрри! Моя сумка…
— Вот твоя паршивая сумка! — крикнул Портер, швырнув ее на стол. — Ее не было на твоем чертовом туалетном столике! Она лежала под подушкой в нашей… в твоей… О, дьявольщина!
Последовала пауза.
— Знаешь, Лэрри, хотя ты растерял даже те немногие хорошие манеры, которые у тебя имелись, нужно ли забывать об элементарных приличиях?
Розовое лицо побагровело. Молодой Портер взмахнул руками:
— Извини, Марджери! Я не имел в виду… Я не подумал…
— Этого ты никогда не делаешь. Мне ничего не остается, как снова посмотреть сквозь пальцы на твою gaucherie. [34] Но на сегодняшний день ты наговорил более чем достаточно.
— Сядь и помолчи, Лэрри! — вмешалась Бесс Харкнесс. — Кроме того, Марджери только что предложила тост.
— В самом деле, — подтвердила ничуть не обескураженная мисс Вейн. — Тост за Уэстчестерскую труппу. Им известны мои условия, от которых я не откажусь. Если они изменят свое название на труппу Марджери Вейн и повесят в фойе картину Огастеса Джона, [35] изображающую меня в роли Джульетты, то я подарю им театр в вечное пользование. Стоимость его содержания невелика, так что, по-моему, это щедрое предложение. Думаете, они его примут?