Смерть и Золотой человек

 
Джон Диксон Карр (под псевдонимом Картер Диксон)
«Смерть и Золотой человек»
 
Глава 1
— А вот и наш театрик, — сказала Бетти.
Перешагнув порог, она начала щелкать переключателями. Ее спутник заглянул внутрь, и ему — уже не впервые — показалось, будто он попал в сказку «Тысячи и одной ночи».
— Освещение, разумеется, было газовое, — пояснила Бетти. — А в остальном все осталось таким же, как и при Флавии Веннер.
— Именно здесь она давала частные спектакли?
— Да. И здесь же умерла.
Помещение маленького театра по форме и по количеству мягких подушек напоминало шкатулку для драгоценностей. Тяжелые бархатные портьеры не пропускали ни света, ни звуков. Круглый зальчик метров двенадцати в диаметре был оформлен в серых с золотом тонах. Потолок украшала причудливая лепнина. Одну сторону зала занимала сцена — впрочем, сценой ее можно было назвать с большой натяжкой: скорее помост в позолоченном алькове. Напротив, за деревянным ограждением с монограммой «Ф. В.», стояли несколько кресел — зрительный зал. Все здесь было пропитано духом шестидесятых годов XIX века…
— А здесь у нас — сами видите… — Бетти махнула рукой.
Николас Вуд невольно рассмеялся, но сразу же укорил себя за смех. Уместнее было бы сочувственно хмыкнуть, ведь девушка явно раздосадована.
Сбоку помещалась крошечная, но вполне современная барная стойка. Бутылки и бокалы посверкивали, отражаясь в зеркалах. Бар снабжен был даже шутливыми вывесками: «Чеки не принимаем» и «Азартные игры строго запрещены».
— Это папа придумал, — объяснила Бетти, сморщив носик. — У него в жизни не возникало идей, которые не были бы практичными и не служили бы удобству. Он даже приказал разместить за той стенкой проектор. Если хочется посмотреть кино, на сцену опускается экран.
— А ваша мама?
— О, мама была в ярости. Но все же!..
Николасу Вуду с трудом верилось, что он находится на верхнем этаже загородного дома, не далее чем в двадцати милях от Лондона. Крыша завалена снегом; в трубах центрального отопления шипит и булькает вода. Впрочем, несмотря на бар, крошечный театр обладал своей атмосферой. В круглом зальчике, обитом бархатом, как шкатулка, чувствовались потаенный блеск и мечтательная отчужденность; здесь хотелось ходить на цыпочках и разговаривать шепотом.
От Бетти Стэнхоуп не укрылось, какое впечатление произвел театр на гостя. А Николас понял, что ей по душе его настроение.
Хорошо еще, что дело, ради которого он сюда приехал, не имеет отношения к Бетти. Младшая дочь хозяев кажется очень романтичной девушкой; ей нравится все живописное и законченное. Правда, она старается не выдавать своих истинных чувств ни манерой одеваться, ни поведением.
Бетти, девушка лет двадцати пяти, с серьезным лицом и тихим голосом, часто изумляла новых знакомых своей улыбкой, которая словно освещала изнутри лицо и глаза. Хотя с самого начала становилось ясно, что она красива в общепринятом смысле слова — у нее была хорошая фигурка, правильные черты лица и кожа, покрытая нежным, восковым румянцем. Каштановые волосы подстрижены под пажа; голубые глаза смотрели прямо на собеседника. Но внезапная мимолетная улыбка, от которой лукаво поднимались вверх кончики губ, намекала на качество, которое иные именуют чувством юмора, а другие — чертовщинкой. Улыбка вспыхивала и тут же гасла, и на лице снова появлялось спокойное, невозмутимое выражение.
На ней было простое черное вечернее платье с длинным рукавом; никаких украшений. Остановившись посередине домашнего театра, она кивала в унисон своим мыслям, словно радуясь тому, что все на своем месте.
— Кстати, — улыбнулась девушка, — раз уж здесь имеется бар, не хотите чего-нибудь выпить?
— Спасибо.
Бетти откинула крышку стойки и прошла в нишу. В свете конической лампы над стойкой, самого яркого источника света в полутемном помещении, ее каштановые волосы отсвечивали золотом. Ник внимательно рассмотрел золоченую монограмму «Ф. В.», вделанную в стену под стойкой.
— «Флавия Веннер», — расшифровал он. — Так вы говорите, она здесь и умерла?
— Да. Скоропостижно скончалась прямо во время представления «Саломеи».
— «Саломеи»?
— Вот именно. Эту пьесу специально для нее написал… — Бетти назвала фамилию поэта Викторианской эпохи, знаменитого, как само Вестминстерское аббатство, в котором он был похоронен. Она подметила, как невольно вздрогнул ее спутник. — Да; скорее всего, так и есть. Рукопись пьесы находится у нас — она внизу, в библиотеке. Виски или бренди?
— Виски, пожалуйста. Неужели он…
— Совершенно верно, именно то, о чем вы подумали. Разумеется, был грандиозный скандал, но его замяли. В те дни люди благородно полагали: не имеет значения, что ты делаешь, — при условии, что все скрыто от посторонних глаз.
За барной стойкой в специальных гнездах вверх дном стояли бутылки; в каждую, как в настоящем пабе, был вкручен краник. Бетти отвернула кран на бутыли виски и с довольно вызывающим видом придвинула к Николасу бокал и сифон с содовой.
— А вы тоже так считаете? Бетти задумалась.
— Да. Наверное. Но боюсь, моя сестра со мной не согласится!
Да, решил про себя Николас. Элинор точно не согласится.
— Элинор считает: не важно, что ты делаешь, — продолжала Бетти. — Главное, чтобы окружающим все стало известно. Главное — продемонстрировать окружающим, что у тебя нет комплексов. — Заметив выражение лица Николаса, она скорчила очаровательную гримаску и рассмеялась. — Да, вы правы. Я ненавижу это слово!
— Какое? Комплекс?
— Да. Для меня оно олицетворяет все новое, блестящее, модное и скучное!
— Хотите сказать, что вы сама — викторианка по духу? — беззаботно спросил Вуд, в глубине души понимая, что ее ответ на вопрос для него очень важен — хотя бы наполовину.
— Едва ли. Но я, как и отец, терпеть не могу всякие выверты и причуды. Про отца кто угодно скажет: он — человек чрезвычайно практичный.
— Не знаю, не знаю, — опрометчиво возразил Николас Вуд.
По ее лицу, по быстрому взгляду голубых глаз он сразу догадался о том, что совершил грубый промах. Однако слово уже вылетело; он с отсутствующим видом уставился в свой бокал. Его застигли врасплох! Бетти, которая во время разговора уверенно и быстро протирала бокалы, замерла. Молодые люди переглянулись. Николас поднес бокал к губам и выпил.
— Почему вы так сказали? — прямо спросила Бетти.
— Что сказал?
— О моем отце.
— Дорогая мисс Стэнхоуп! Просто меня удивляют обычаи и привычки крупных магнатов.
— Вот как?
— На счете вашего отца миллионы…
— Не так много.
— Хорошо! Допустим, на его счете есть несколько тысяч. — Вуд поставил бокал на стойку. — И вот он приобрел загородный дом и усовершенствовал его по своему вкусу. Стоит нажать кнопку, и появляется все, что угодно. По-моему, люди вроде него вообще никогда не ошибаются.
Ноги утопали в толстом сером ковре. Неяркие лампы прятались за настенными плафонами; между позолоченными рельефами таились тени. На лице Бетти, хотя и ярко подсвеченном сверху, застыло непроницаемое выражение. Чувство легкости, которое владело Вудом весь вечер, пока он общался с Бетти, испарилось — как и ее откровенное дружелюбие. Закончив полировать бокал, она той же тряпкой принялась протирать поверхность стойки.
— Флавия Веннер, — заметила она, — называла театр Домом Масок.
— Почему?
— Не важно. — Бетти подняла взгляд на гостя: — Мистер Вуд, кто вы такой?
— На подобный вопрос так сразу и не ответишь. — Он улыбнулся.
— Прошу вас, не шутите со мной!
— И не думал шутить… — «Как трудно уклониться от ее по-женски прямого взгляда!» — Я знакомый вашего отца. Он пригласил меня сюда на Новый год. Вы очень похожи на него, мисс Стэнхоуп.
Бетти опустила голову.
— Вы хорошо знаете моего отца?
— Да, довольно хорошо.
— И тем не менее, — возразила Бетти, — вы не знали, что на самом деле он мне не отец? И для него, и для мамы их брак второй. Элинор — его дочь от первого брака, а я — дочь от первого брака моей матери. Вы его близкий друг, однако не знали таких вещей?