Смерть и Золотой человек

Картин было всего четыре, четыре ярких пятна на стенах, однако они обладали поистине гипнотическим действием. Флавия Веннер обожала испанских художников — точнее, ей нравилась пылкая страстность их полотен. Со своего места у камина Кристабель видела маленького Эль Греко. Картина, уникальная по содержанию для этого художника, висела над буфетом.
Кристабель взяла из портсигара, лежавшего рядом, сигарету. Винсент Джеймс тут же поднес ей спичку.
— Спасибо. Наверное, вам известно, — хозяйка дома глубоко затянулась, — что когда-то я выступала на сцене?
— Ну конечно! Я часто видел вас в дет… — Винсент закашлялся и осекся. — То есть несколько лет назад.
— Я не обижаюсь, — заверила его Кристабель. — Дело было очень давно.
— Тогда я вас обожал. И сейчас обожаю.
Кристабель смерила молодого человека пристальным взглядом:
— Лесть. Грубая лесть! Но мне нравится.
Жар огня, ослепительно сверкающая стена; казалось, что воздух дрожит. Джеймс снова принялся подбрасывать кости за столиком для игры в бакгаммон.
Кристабель размышляла. Так вот он какой, предмет воздыханий Элинор! Молодой человек, которого часто приглашают в гости за то, что он принадлежит к высшему обществу, умеет играть в крикет, охотиться и к тому же обладает выдающимися и какими-то нечеловеческими талантами почти во всех видах спорта.
Впрочем, юноша вполне обычный. Может быть, глуповат. Иногда чуть надменен. Однако держится скромно, обладает обворожительной внешностью и привык принимать как должное то, что он всем нравится. Года тридцать два или около того. Высокий, как Дуайт; квадратный подбородок с ямочкой посередине, кудрявые светлые волосы, улыбка, пытливый взгляд…
Сейчас он был даже более пытливым, чем обычно.
— Ставите пенни, миссис Стэнхоуп?
Короче говоря, вот мужчина, в которого влюбилась Элинор. А что же он сам? Он, как честный английский джентльмен, терзается муками совести, поскольку у него нет денег.
Кристабель рассмеялась вслух.
— Что тут смешного, миссис Стэнхоуп?
— Извините. — Кристабель стало немного стыдно. — Я просто думала…
— О чем?
— О том, что Дуайт живет в доме Флавии Веннер и притом его невозможно уговорить устроить бал-маскарад. Он ненавидит маски и переодевания. Но купил мне этот дом, потому что знал, что я хочу жить в нем.
Так и было. Дуайт Стэнхоуп женился на ней, когда ему было двадцать пять лет — вдовец почти без гроша в кармане; и с тех самых пор он ее буквально боготворит. Кристабель следила за дымком от сигареты, который, извиваясь кольцами, уходил в потолок. Вовремя и тактично поданный совет будет нелишним…
Она махнула рукой, в которой держала сигарету:
— Видите ли, я всегда обожала Флавию Веннер. Жить в ее доме стало мечтой моей жизни. Флавия Веннер любила роскошь. Она всегда поступала как хотела и, если позволите такое выражение, плевала на все. Как…
Винсент Джеймс оцепенел.
Кристабель подозревала, что молодому человеку не нравятся чужие откровения: не нравится все, что имеет запах чужих секретов. Однако он ничего не может с собой поделать.
— Как Элинор, хотели вы сказать?
— Нет, — возразила Кристабель. — Не как Элинор. — Она помолчала. — Послушайте моего совета, мистер Джеймс. Никогда не растите двух взрослых дочерей, одна из которых приемная.
— Спасибо. — Винсент с силой кинул кубик в коробку. — Я запомню.
— Видите ли, вам приходится делить все между ними поровну. Бетти — моя родная дочь. Естественно, к ней я отношусь пристрастно.
— Естественно.
— Однако с ними обеими обращаются одинаково. Мы воспитали их в так называемом современном стиле. Обе поступают как хотят. Дуайт никогда ни во что не вмешивался, никогда ни слова не говорил, даже если от его неодобрения дрожали стены. И поверьте, фраза Дуайта «Мне это не по душе» значит в его устах примерно то же, что у других — апперкот в челюсть. — «Неужели я рассуждаю как классная дама? Элинор бы точно обозвала меня занудой. И все же я говорю правду — истинную правду». — Элинор, — продолжала Кристабель, — умная девочка. Но притом вспыльчивая и несдержанная. Она часто думает, что ей чего-то хочется, хотя на самом деле ей просто скучно. Вы меня понимаете?
— Н-нет, боюсь, не понимаю.
«Боже, ты еще глупее, чем я думала!»
Однако времени на продолжение разговора уже не осталось. В гостиную вошла сама Элинор, таща за собою Буллера Нейсби. Она подвела пленника к камину.
Кристабель откинула голову на высокую спинку кресла, не глядя взяла со стола бокал и отпила глоток. Может, ее разговорчивость объясняется количеством выпитого бренди? В пятьдесят четыре года у Кристабель все еще была девичья фигурка. В каштановых волосах то здесь, то там блестели серебристые пряди, создавая эффект того, что волосы искусно покрашены в дорогом салоне.
— Вот, задержала их на месте преступления и доставила сюда, — заявила Элинор, кивая через плечо на отца. — Они сыграют в «Монополию», в «Стук почтальона» или во что захотите.
Кристабель допила бренди.
— Для игр поздновато, — заявила она. — Половина двенадцатого.
— Да, поздно, — кивнул мистер Нейсби. — Если не возражаете, я вызову машину. Завтра мне рано вставать.
— Элинор, где Бетти и мистер Вуд?
Элинор скроила хитрую и одновременно радостную гримаску.
— Понятия не имею! — со значением подмигнув, ответила она. — Вероятно, обследуют дом, ища следы Флавии Веннер. Или вышли на улицу и играют в снегу, как парочка невинных младенцев.
— Сейчас снега нет, — проворчал любитель точности мистер Нейсби. — Всего несколько снежинок. Слишком холодно для снегопада.
Элинор проигнорировала его замечание.
— А мне кажется, надо во что-нибудь поиграть. Я поделилась с папой и нашим Оливером Кромвелем… — Кристабель про себя отметила, что Буллер Нейсби совсем не похож на пуританина, — своими честолюбивыми планами. Хочу придумать новую игру. Новое развлечение!
— Зачем? — спросила Кристабель.
— Затем, что мне все надоело! — В голосе Элинор послышались визгливые нотки. — Сыта по горло! Я все видела. Все испытала…
— Ты правда так считаешь? — с интересом, но без удивления спросила Кристабель. — Когда-то мне и самой так казалось.
— Ну, или почти все, — поправилась Элинор. — Конечно, я еще никого не убивала…
Кристабель едва не поперхнулась.
— Тут трудность в том, что тебя неизбежно поймают и повесят. Не стоит дело такого риска, даже если у тебя есть мотив.
— И потом, — поддержал жену Дуайт, стоявший очень прямо, — ты забываешь одну важную вещь, связанную с убийством.
— Какую?
— Убивают всегда не тех, — ответил Дуайт.
Элинор стиснула зубы.
— Ты не схватишь приманку, верно? Ну, заранее сказать ничего нельзя. Может быть, в нашем доме творятся черные дела — а вдохновительницей выступает дух Флавии Веннер. Может, в данную минуту молодой исследователь душит Бетти. Может, у самой Бетти или кого-то другого есть страшная тайна, которая не должна выплыть наружу. Я намерена отыскать в нашем захолустье хоть что-нибудь интересное, так что помогите мне! Кстати, об интересном: как насчет рюмочки на ночь?
— Если хочешь. — Кристабель пожала плечами.
— Отличная мысль, — согласился Винсент Джеймс.
Буллер Нейсби довольно громко пробормотал себе под нос: «Жаль, что некоторые родители не порют своих детей». Почти не глядя на Джеймса, Элинор обошла диван, на котором он сидел, и оглядела содержимое приставного столика.
— Кристабель, злодейка! — Она подняла хрустальный графин и помахала им в воздухе. — Все выпила!
— Ты сама, дорогая… — начал было Дуайт.
— Я позвоню. Нет, слуги уже спят. Не важно. Столовая. Буфет. Пошли, Кромвель!
Порывисто схватив упирающегося Нейсби, она поспешила в сторону столовой.
Дуайт Стэнхоуп смотрел им вслед. Джеймс с грохотом бросал кости. Кристабель докурила сигарету и швырнула окурок в камин.
— Кристабель, — внимательно глядя на жену, сказал Дуайт, — можно признаться тебе кое в чем? — Он протянул жене руку. — Ты у меня такая замечательная! Знаешь почему?