"Фантастика" Фабрика Абсолюта. Война с саламандрами

– Я начну, пожалуй, с ящура, – прервал его мысли капитан.
– Какого еще ящура? – изумился пан Бонди, коммерции советник.
– Ну, ящуры, ящуры, дьявол, как это сказать? – Lizards.
– Ящерицы?
– Ja, ja, ящерицы. Вот, там есть такие ящерицы, пан Бонди.
– Где?
– Да на одном острове. Я, братишка, назвать его не могу. Это слишком большой secret, worth of millions. – Капитан ван Тох вытер платком лоб. – Дьявол, да где же это пиво?
– Сейчас будет, капитан.
– Ja. Ну, хорошо. Чтобы вы знали, пан Бонди, эти самые ящерицы очень милые и добрые животные. Я с ними, братишка, знаком! – Капитан громко стукнул ладонью по столу. – Некоторые тут говорят, что они черти. Это все ерунда! A damned lie, sir. Скорее это вы черт, ну, или я, Captain van Toch, черт, чем они. Это уж точно.
Г. Х. Бонди почувствовал страх. «Белая горячка, – подумал он. – Да где же этот проклятый Повондра?»
– Их там несколько тысяч, этих ящериц. Но их начали пожирать эти… как их… к дьяволу, как тут их называют? Sharks.
– Акулы?
– Ja, акулы. Вот почему эти ящерицы такие редкие, сэр, и живут только в одном месте – в том самом заливе, который я назвать не могу.
– И что же, эти ящерицы живут в море?
– Ja, в море. Только по ночам они вылезают на берег, но потом опять должны лезть в воду.
– Как же они выглядят? – Пан Бонди этими расспросами пытался выиграть время до прихода проклятого Повондры.
– Ну, они величиной примерно с тюленей, но когда они идут на задних лапах, то примерно такого роста, – показал капитан. – Красивыми их, конечно, не назовешь. У них на теле нет никакой шелухи.
– Чешуи.
– Ja. Вот именно. Скорлупы. Они совсем голые, пан Бонди, как лягушки какие-нибудь или какие-нибудь salamanders. А передние лапы у них – все равно что детские ручонки, вот только пальцев у них всего по четыре. Бедняжечки! – расчувствовался от жалости капитан. – Но они очень милые и умные зверьки, пан Бонди.
Капитан слез с кресла, опустился на корточки и начал в этой позе раскачиваться из стороны в сторону.
– Вот так они переваливаются, когда ходят, эти ящерки.
Капитан, сидя на корточках, попытался придать своему мощному телу волнообразные движения, держа при этом руки перед собой, словно собачка, выпрашивающая что-то у своего хозяина, и глядя на пана Бонди светло-голубыми глазами, которые, казалось, умоляли о сочувствии. Г. Х. Бонди был этим весьма растроган и как-то по-человечески пристыжен. Вдобавок ко всему прочему, в дверях – опять очень тихо – появился пан Повондра с кувшином пива и вновь поднял брови в знак оскорбленности его чувств неприличным поведением капитана.
– Давайте пиво сюда и ступайте! – попытался поскорее спровадить его пан Бонди.
Капитан поднялся и начал отдуваться.
– Ну вот, такие вот это зверьки, пан Бонди. Your health, – сказал капитан и выпил. – А пиво у тебя, братишка, хорошее. Что правда, то правда, и дом у тебя… – Капитан вытер усы.
– Как же вы, капитан, нашли этих ящерок?
– Так вот об этом-то и рассказ, пан Бонди. Случилось это, когда я добывал жемчуг на Тана-Масе… – Капитан вздрогнул. – Ну, или где-то поблизости. Ja, на каком-то другом острове, но это пока что мой secret, братишка. Люди, пан Бонди, это большие свиньи, так что надо следить за языком… Ну вот, и когда два поганых singhales срезали под водой эти самые shells с жемчугом…
– Раковины?
– Ja. Такие раковины, которые держатся на камнях так прочно, как закон Моисеев, так что их только ножом можно срезать. В общем, сингалезы их срезали, а эти ящерицы смотрели на сингалезов, и эти сингалезы подумали, что это морские черти. Необразованные они люди, все эти сингалезы и батаки. Говорят, что там черти. Ja. – Капитан опять мощно затрубил в свой платок. – Ну вот, братишка, как тут оставаться спокойным. Не знаю, только ли мы – чехи – такие любопытные, но где бы я ни встречал земляка, он всюду совал свой нос, для того чтобы разузнать, как на самом деле все устроено. Это потому, наверное, что мы, чехи, ни во что не хотим верить. Вот и я вдолбил себе в мою старую глупую голову, что мне нужно с этими чертями познакомиться поближе. Я, конечно, нажрался в зюзю тогда, но только потому, что у меня из головы не выходили эти дьявольские черти. Там, на экваторе, братишка, все возможно. Ну вот, вечером я отправился в этот самый залив Дьявола…
Пан Бонди попытался представить себе тропическую бухту, окруженную скалами, поросшими девственным лесом.
– И что же?
– Ну вот, сижу я там и говорю: тс-тс-тс, чтобы эти черти, значит, появились. И вот, братишка, смотрю и вижу: вылезает из моря одна такая ящерица, встает на задние лапы и начинает вертеть всем телом. И сама мне говорит: тс-тс-тс. Если б я пьяным не был, я бы, наверное, пальнул в нее, но я, братишка, набрался тогда как англичанин и говорю ей: цып-цып-цып, tapa-boy, я тебя не обижу…
– Вы по-чешски с ней говорили?
– Нет, по-малайски. Они там все больше на malayan говорят, братишка. А она молчит, только переминается с ноги на ногу и вертится, точно ребенок, когда он стесняется. А вокруг в воде этих ящерок сидело несколько сот – все они высовывали свои мордочки из воды и на меня смотрели. А я – ну, говорю же, был выпимши, – сел, значит, на корточки и сам стал вертеться, как ящерка, чтобы, значит, они меня не боялись. Тогда из воды вылезла вторая ящерка, ростом с десятилетнего мальчишку, и тоже начала так плясать. А в передней лапке у нее была вот эта самая жемчужная раковина. – Капитан глотнул пива. – Ваше здоровье, пан Бонди. Я, конечно, в зюзю был, ну и говорю ей: ты, говорю, такая умная, да, хочешь, чтобы я тебе открыл эту раковину, ja? Ну, иди сюда, я ее открою ножом. Но она – стоит на месте, все не решается. Тогда я опять начал крутиться, как будто маленькая девочка, которая кого-то стесняется. Тогда она приковыляла поближе, и я потихоньку протянул к ней руку и взял из ее лапки эту самую раковину. По правде говоря, оба мы трусили, можешь себе представить, пан Бонди; но я-то был в драбадан. Так что я взял свой нож, открыл эту раковину и щупаю пальцем – есть ли там жемчужина, а ее там и нет, только такая гадкая слизь, этот самый моллюск, скользкий такой, который живет в этих раковинах. На, – говорю, – тс-тс-тс, жри, если хочешь. Это, братишка, нужно было видеть, как она ее вылизала! Для этих ящериц этот моллюск, должно быть, самый настоящий titbit, или как это сказать?
– Деликатес.
– Вот-вот. Только они, бедняжки, своими маленькими пальчиками не могут открыть эти твердые скорлупки… Тяжко им живется, ja. – Капитан сделал еще глоток. – А потом, братишка, я все у себя в голове разложил по полочкам. Когда эти ящерки увидели, как сингалезы срезают раковины, они, наверное, решили: ага, они их, наверное, едят, – и собрались посмотреть, как сингалезы будут их открывать. Сингалез ведь в воде – вылитая ящерица, но ящерица-то поумнее будет, чем сингалез или батак, потому что она, ящерица, хочет чему-то научиться. А батак никогда ничему не научится – только гадить, – с горечью добавил капитан Я. ван Тох. – Так вот, а когда я на берегу начал делать «тс-тс-тс» и вертеться, как ящерка, они, должно быть, подумали, что я, наверное, какой-нибудь вождь-саламандр. Потому они даже не больно сильно боялись и подошли ко мне, чтобы я открыл им эту ракушку. Вот такие зверьки – умные и доверчивые.
Капитан ван Тох покраснел.
– Когда я с ними познакомился поближе, пан Бонди, то я начал даже раздеваться догола, чтобы быть на них больше похожим, таким же голеньким. Они, впрочем, все равно удивлялись, что у меня волосы на груди… и все такое. Ja.
Капитан провел носовым платком по своей красной шее.
– Не знаю уж, не слишком ли я вас утомил, пан Бонди?
Г. Х. Бонди был очарован.
– Нет-нет. Продолжайте, прошу вас, капитан.
– А, это я могу. Когда ящерка вылизала раковину, то другие, глядя на нее, тоже полезли на берег. У некоторых в лапах тоже были раковины – удивительно, братишка, как им удалось их оторвать от этих cliffs своими детскими ручонками без больших пальцев. Сначала они стеснялись, а потом позволили мне забрать у них эти раковины. Ну, конечно, не все они были жемчужницы; там всякого хлама доставало, всяких устриц и тому подобного, – такие я сразу выбрасывал в воду и говорил: нет, ребята, так дело не пойдет, это все ничего не стоит, на это мне моего ножа жалко. Но если мне попадалась жемчужная раковина, я ее открывал ножом и сначала щупал, нет ли там жемчужины. Ну, и отдавал ее им, чтобы они вылизывали. Вокруг меня сидели уже, наверное, пара сотен этих самых «Lizards», и смотрели, как я открываю раковины. Некоторые даже пытались сами их открывать – какой-то скорлупкой, которая там валялась. Вот этому я, братишка, был, признаться, удивлен. Животные не умеют ведь обращаться с instruments, тут ничего не попишешь – животное, какое ни есть, это все же часть природы. Правда, в Бюйтензорге я видал обезьяну, которая умела открывать ножом этот самый tin, ну, банку с консервами; – но обезьяна, сэр, это разве животное! В общем, удивился я этому. – Капитан выпил пива. – Короче говоря, за одну ночь, пан Бонди, я нашел в этих shells восемнадцать жемчужин – или около того. Были там и крохотные, были и побольше, но три – три были размером с вишневую косточку, пан Бонди. С косточку. – Капитан ван Тох задумчиво покачал головой. – Когда утром я возвращался на свое судно, то сказал себе: Captain van Toch, тебе это все просто померещилось, сэр, ты был пьян и тому подобное. Но что толку, когда в этом самом кармане у меня лежало восемнадцать жемчужин. Ja.