Монах и кошка

Монах осторожно повернулся и покосился в угол. 
Та, что лежала на ворохе зимних одежд, уже не была Комати. Лицо округлилось, лоб прикрывала густеющая на глазах жесткая челка. Таяли сверкающие одеяния, достойные государыни, и лишь серебряными точками светились в воздухе обрывки узоров призрачной парчи. 
Норико сцепила на груди руки, как будто стараясь удержать и прижать к себе нечто ускользающее. 
Бэнкей обвел взором хижину. Он хотел еще раз увидеть госпожу кошку. 
Но кошки уже не было. 
Тогда он вышел из хижины и притворил за собой дверь. 
Рядом как-то сразу оказался Остронос. Бэнкей отвернулся от тэнгу, не желая слушать его шуточек. А подшутить тут было над чем - отягощенный обетом целомудрия монах проводит чуть ли не всю ночь наедине с женщиной... 
Но Остронос молчал. Он только время от времени пожимал широкими плечами и чуть разводил руки-крылья с веерами из серых перьев. Очевидно, тэнгу прекрасно понимал, что такое - плохо. 
Бэнкей мрачно покосился на него. И побрел прочь. 
Тэнгу бесшумно шагал рядом. Плечи их были вровень, кисти рук на ходу соприкасались. 
Бэнкей остановился. Он еще мог вернуться. Мог позвать... Остановился и тэнгу. Он молча стоял рядом, чуть наклонив голову набок, с легкой и совершенно не обидной для монаха полуулыбкой. Бэнкей поднял голову вокруг на ветвях расселись большие черные вороны... люди-вороны?.. Чего-то ему было невыносимо жаль - возможно, даже самого себя, хотя Бэнкей вовеки никому бы в этом не признался. 
- Тэнгу, тэнгу, восемь тэнгу, а со мною - девять тэнгу... - вдруг негромко пропел Остронос. Похоже, он ждал, что Бэнкей подхватит немудреную песенку. 
Монах остолбенел. Такого странного утешения он не ждал. 
- Тэнгу, тэнгу, восемь тэнгу, а со мною - девять тэнгу, - снова, уже чуточку громче, упрямо пропел Остронос. - Если дождик не пойдет, будем до утра плясать! 
И, хотя его мощные крылья были опущены, Бэнкею почудилось, будто крепкая рука легла на плечо. 
Бэнкей выпрямился. Что, в самом деле, за нытье он тут устроил! 
- Тэнгу, тэнгу, девять тэнгу, а со мною - десять тэнгу! - так же тихо, но вполне уверенно пропел монах. - Если тигр не придет, будем до утра плясать! 
- Если тигр не придет, будем до утра плясать! - подхватил Остронос и действительно сорвался в пляс. Он подпрыгивал, хлопая себя концами крыльев по коленям, поворачиваясь с поклонами вправо и влево, пока Бэнкей не усмехнулся. 
Так они и пошли вместе: один, в драной рясе, клочковатом оплечье-кэса и стоптанных варадзи, - широким размеренным шагом опытного ходока; другой, в длинном черном одеянии из плотно прилегающих перьев, вприпрыжку, разлаписто шлепая по коленям серыми веерами. 
Так они и ушли, а вороны снялись с веток и полетели следом. 
* * * 
Когда Бэнкей умирал, вокруг собрались молодые монахи. Они разбирались в искусстве боя и врачевания, но никто не знал, как извлечь из широкой груди обломанную стрелу. 
Старенький настоятель горного монастыря тоже был рядом - его принесли на руках два юных послушника. Он все больше дремал, но когда просыпался поражал всех внезапной и пронзительной мудростью. Сколько ему было лет никто уже не помнил. 
Настоятеля усадили рядом с Бэнкеем, но он, похоже, смутно понимал, что за человек лежит на окровавленной циновке. 
Когда стало ясно, что жить Бэнкею осталось считаные мгновения, в помещении вдруг появилась небольшая кошка счастливой трехцветной масти. Она проскользнула между монахами и прыгнула умирающему на грудь. 
Кто-то из молодых монахов взмахнул рукой, отгоняя ее, но кошка сразу же легла, прижалась всем тельцем к Бэнкею, и в полной тишине раздалось мерное мурлыканье. 
Бэнкей приоткрыл глаза и еле заметно улыбнулся. 
- Убрать ее? - спросил тот, кто стоял ближе к изголовью. 
- Не надо, - вдруг вполне ясным голосом отвечал настоятель. - Не трогайте их. Пусть умрут вместе. 
Так и случилось. 
Рига 
1996