Труп-невидимка
Сидя у заднего колеса и трясясь крупной дрожью, все-таки вокруг меня и подо мной было очень сыро, я таращилась на открытый багажник, куда только что выронила десять блоков «Голуаз». Головы чудовища я не видела, но оно было там, внутри, в багажнике! Оно затаилось, готовое напасть на меня, как только я покажусь в его поле зрения!
Свекор, не дождавшись меня, высунулся из машины.
– Люсенька, ты куда пропала?
Люсенькой зовут нашу гувернантку, которую я приставила к свекровям и к свекру. Кажется, именно ее он чаще всего путает с видеокассетой, когда ему приспичит посмотреть что-нибудь наощупь. Я успела подумать, что на сей раз, кажется, свекор демонстрирует не юмор, а склероз, и тут над краем багажника блеснули адским пламенем глаза чудовища. И раздался негромкий рев.
Это было уже слишком.
Последнее, что я помню, – это слова на неизвестном языке, пробившиеся сквозь рев. А потом были тишина и темнота.
Когда я очнулась, затылок ощутимо болел. Я потрогала голову, волосы были мокрые. Ну конечно, я не просто приложилась затылком об асфальт, но еще и угодила в лужу. Надо мной склонились незнакомые люди, среди озабоченных лиц я узнала костлявую физиономию Альфонса Альфонсовича.
– Эй, Мусенька, – донеслось до слуха. – Ты как? Жива?
Мусенька – это наша старшая горничная. Когда имеешь шестиэтажный особняк, да не где-нибудь, а в Вилкине, поневоле заведешь целый штат обслуги. Надо думать, и на сей раз был склероз, а вовсе не юмор.
Я села и прошептала:
– Можно кофейку?
– Сейчас, сейчас, – послышался тоненький голосок, и к моему рту приблизился стакан с тепловатой водой.
– Где я?
– Не знаю, – ответил свекор.
– Как?
– Так. Разве ты докладываешь, куда едешь? И когда ты за рулем, лучше ехать, закрыв глаза! Потому что…
И он разразился неожиданно гневной речью, припомнив все мои огрехи с того самого дня, когда я, окончив автолюбительские курсы, заплатила за права около трех тысяч долларов и впервые самостоятельно села за руль собственной машины.
Поняв, что от тепловатой водички мне сейчас станет дурно, я оттолкнула стакан. И тут же ощутила неловкость – маленькая дохленькая бабулька во фланелевом халате, наверно, нарочно домой за стаканом бегала, чтобы меня воскресить. Я с трудом нашла карман норкового полушубка, вынула кошелек и сунула бабульке стодолларовую банкноту. Наверно, можно было дать и меньше, но, как на грех, ни одной бумажки в пятьдесят долларов там не оказалось, а мелочи я не держу из принципа.
Затем мои глаза оглядели окрестности и осталовились на открытом багажнике. Никто от него не шарахался, никто не вопил от ужаса, и трудно было предположить, что эти люди не обратили внимания на страшное чудище с чешуей.
Или оно обладает гипнотическими способностями?!.
– Какой ужас! – воскликнула я. – Бегите, спасайтесь!
– От кого спасаться, Люсенька? – поинтересовался свекор.
Я ткнула пальцем в багажник.
– Да вы пейте водичку-то! – проскрипела бабулька. – Успокойтесь, а потом посмотрите, что там у вас в багажнике! Вот ведь сволочь! Так человека напугать! Виданное ли дело?! Правду говорят, что она совсем сумасшедшая! Жаль мужика, возится с ней, как с куриным яйцом!
Я не поняла, что означает это сравнение. По-моему, единственная возможность для мужика хоть сколько-то повозиться с куриным яйцом – это пожарить себе яичницу.
– На днях прохожу я мимо, в магазин иду за солью, а у них как раз дверь отворяется, а она – на пороге, в халате, босиком, глазищи бешеные, а он ее обратно внутрь запихивает, а она как запоет, как запоет!
– Что запоет? – тупо спросила я.
– А это! «Я сошла с ума-а-а-а!!!» – бабулька очень похоже передразнила известную лесбиянскую парочку «ТАТУ».
– А потом? – с неожиданным интересом спросил свекор.
– Потом он ее туда обратно запихал. А я скорее вниз, за солью!
– Кто запихал? – поинтересовалась я.
– Да кто ж его знает, кто он ей! – вмешалась еще одна женщина, та, что поддерживала мои плечи. – Брат, сват! Родня какая-то!
– И не родня вовсе! Он ее при мне по имени-отчеству звал! – перебила третья.
– По имени-отчеству, а в квартире бомжатник! Я заглянула – и ой, мама дорогая! Ни коврика на полу! Халат на старухе сто лет не стиран!
– А с чего ковры, когда он на «копейке» ездит, штаны с пузырями, кроссовки – как с помойки!
Они загалдели, а я опомнилась настолько, чтобы, упершись рукой в асфальт, заглянуть в багажник.
Чудовище подмигнуло мне, и я опять заорала.
Тут у кого-то хватило ума закрыть мне рот, а бабулька за лапу вытащила чудовище и плюхнула его передо мной в лужу.
Это оказалась огромная игрушка – дракон почти в натуральную величину, с гребнем по спине и прочими достоинствами. А глаза мигали и сверкали потому, что отражали свет ближайшего фонаря. И язык свешивался опять же потому, что был пришит к морде именно таким образом. И пищалка-ревелка, вмонтированная ему в брюхо, исправно действовала…
Понемногу выяснилось: в доме, возле которого я опрометчиво припарковалась, чтобы купить свои любимые сигареты «Голуаз», на седьмом этаже некий мужчина недавно приобрел двухкомнатную квартиру и вселил туда сумасшедшую старуху. Вместо со старухой он привез целый грузовик дорогих игрушек – дракон, который так меня перепугал, был еще не самой крупной зверюгой, соседи видели, как грузчики, чертыхаясь, пихали снизу вверх настоящего мохнатого мамонта с хоботом. Уж кем он этой старухе приходился, сыном, внуком, зятем или двоюродным племянником, никто из соседей не понял. То есть, не мамонт, а мужчина. Этот новоявленный хозяин квартиры сам там не ночевал, а только раз в два дня привозил на «копейке» продовольствие, ежедневно же приходила смотреть за безумной бабкой какая-то молодая женщина, и тогда из квартиры доносились отчаянные вопли. Соседи предположили, что женщина – всего-навсего медсестра и делает старухе уколы, после чего наступает тишина. Больше они ничего пронюхать не успели. Вот разве что слышали, как мужчина однажды назвал бабку то ли Марианной Васильевной, то ли еще как-то, но непременно с отчеством.
На окне спальни и гостиной он установил решетки, но кухонное окно почему-то осталось неохваченным. И старуха повадилась, когда ей удавалось удрать из спальни, выкидывать оттуда посуду. Поскольку оно было не настолько велико, чтобы она протиснулась наружу, то мужчина, очевидно, и медлил с установкой решетки. Но на сей раз в окно полетела игрушка – надо полагать, нелюбимая. А может, самая любимая – старуха решила выпустить животное на свободу. И надо же тому стучиться, чтобы проклятый дракончик рухнул прямо мне в багажник!
Разобравшись и немного придя в себя, я поблагодарила женщин, села в машину, рядом устроился свекор, и мы поехали туда, куда собирались, – к окулисту.
– На него можно подать в суд, – неожиданно сообщил свекор, когда я притормозила у дверей клиники.
– На кого?
– На мужчину, Яшенька.
– Какого мужчину?
– Хозяина квартиры.
Свекор принялся вычислять моральный ущерб, который я понесла в результате падения дракона.
– Перестаньте, Альфонс Альфонсович, – я даже поморщилась. – Мы не знаем, кто он, как его зовут, что у старухи за диагноз. И у нас нет никаких доказательств морального ущерба.
– У нас есть свидетели, – упрямо сказал он.
Во рту у меня сделалось нехорошо – я вспомнила тепленькую водичку из-под крана. Следовало бы поскорее вернуться к злополучному дому и купить для бабульки десять, а лучше двадцать больших бутылей с фирменной питьевой водой, а также холодильник, где бы можно было ее охладить. Обычно я именно так и делаю. Когда я распутываю очередную уголовную историю и мне попадается свидетельница – приличная бабушка с безупречной репутацией, я сразу еду в ближайший супермаркет и закупаю ей продовольствия тысячи этак на полторы долларов. Добродетель должна вознаграждаться сразу и практическим образом. Деньги же бабушкам в руки давать, как мне кажется, опасно. У них у всех есть дети и внуки, которые спят и видят, как бы сама знаменитая любительница частного сыска Яша Квасильева приехала, задала два-три вопроса и оставила на буфете две-три сотенно-долларовые бумажки.