Огненные тени
Барни, как всегда, просмотрел содержимое коробок и, подняв голову, с улыбкой взглянул на приемную внучку.
— Ты славно о нас позаботилась. Теперь нам не страшна зима. — Он повернулся к Логану. — Наш народ не ошибся, избрав ее вождем. Она сильна и неутомима духом и телом, как и полагается истинному предводителю.
Логан закивал, хотя и с ошарашенным видом. Он знал, что Элида — дочь вождя, но до сих пор и подумать не мог, что она сама может быть главой племени.
Он покосился на Элиду и поразился. Вместо хрупкой, уставшей женщины перед ним стоял властный, уверенный в себе лидер: ноги в мокасинах широко расставлены, плечи расправлены, подбородок приподнят. В свете висящей на шесте лампы кожа у нее отливала бронзой.
— Барни очень снисходителен, — пояснила она с полуулыбкой. — На деле он руководит каждым моим шагом, а чтобы пощадить мою гордость, уверяет всех, и меня в том числе, что он ни при чем.
Старик ответил на ее реплику взрывом здорового, громкого смеха, и Логан почувствовал себя более уверенно: благоговейный трепет мало-помалу уступал место обычному состоянию.
— Ужин скоро будет готов, — известил Барни, отсмеявшись, и Элида предложила Логану:
— Пойдем прогуляемся.
Логан вышел из палатки, и, когда увидел лагерь, им овладело ощущение, что он перенесся в другую эпоху. «Это ты вестернов насмотрелся, старик», — успокоил он себя с мальчишеской ухмылкой.
У входа в большую палатку толпились люди, и в пожилой женщине с пышной фигурой Логан узнал Мэри Уэйд — жену Барни.
— Она тебе покажет, где здесь можно умыться, — сказала Элида. — Встретимся в большой палатке у костра — на ужине.
Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала Логана в щеку.
— Будь как дома, — сказала она напоследок и растворилась в сумерках, а добродушная и неумолчно трещащая Мэри отвела Логана в палатку, где он мог найти горячую воду.
— Как умоетесь, приходите к костру, — с улыбкой сказала Мэри и оставила его одного.
Когда он вернулся в общую палатку, там на подстилках из шкур уже сидело все племя, а чуть поодаль от других — Элида.
Логан тряхнул головой, сбрасывая оцепенение. Оторвав взгляд от дороги, он посмотрел на Элиду, прикорнувшую рядом. Кроткая и беззащитная, она, казалось, совершенно не походила на властную предводительницу племени, которая извещала свой народ о том, что Фрэнк Мак-Адам снова вышел на ее след. «Но повода для беспокойства нет, — объявила она индейцам. — Я позабочусь о том, чтобы у него ничего не вышло». И хмурые лица озеттов разгладились, и люди, оживившись, приступили к ужину, весело болтая и смеясь. Они в нее верили, целиком на нее полагались и чувствовали себя как за стеной.
— И все же они не могут любить тебя так, как я, — ожесточенно пробормотал Логан, вглядываясь в дорогу. Он ощущал себя опустошенным и, что самое странное, одиноким, хотя рядом спала, положив голову ему на плечо, его любимая женщина.
«В чем дело? — спросил он себя, по-хозяйски оглядывая Элиду. — Она моя, и ничья больше!» И все же гнетущая пустота не оставляла его.
«Ты просто устал, — сказал себе Логан. — Это вполне естественно после такого адского напряжения».
Элида вдруг очнулась и первое мгновение не могла понять, где она. Но чувство реальности понемногу вернулось, приступ паники прошел, и она, судорожно вздохнув, сунула руку Логану под рубашку чтобы согреть ее.
— Осторожнее, леди, я при исполнении, — предостерег ее Логан.
Элида хрипло рассмеялась и облизнула губы.
— Надеюсь, до дома осталось недолго?
— Пара-другая миль.
— Вот и чудно, — сказала она. — Полцарства отдам за горячую ванну и мягкую постель.
— Я знаю такое место, где все это можно получить, — отозвался Логан. — Все удобства, плюс мужчина впридачу.
— Коварный, — пробормотала Элида, прижимаясь к нему.
Они уже ехали по ее улице, и Элида вгляделась в темноту, пытаясь увидеть хотя бы намек на голубой «шевроле». Абсолютно ничего! А впрочем, это ничего не значило. Пронырливый агент мог оставить машину в соседнем квартале, а сам расхаживать здесь пешком.
«Боже! — подумала она, и плечи у нее опустились. — Как я устала от всего этого!»
Когда они вошли в ее квартиру, Элида остановилась и прижала руку Логана к своей щеке. Она не сказала ни слова, но он понял все.
— Денечек был еще тот, так? — сказал он, обнимая ее за плечи. — Как ты себя чувствуешь?
— Если честно, то устала.
— Еще бы.
Они обнялись, а потом Элида, освободившись от его рук, прошла к дивану и просто-напросто упала на него.
— Мне казалось, что ты хочешь принять ванну, — заметил Логан.
— Именно так, — сонно ответила Элида. — Через минуту.
— Как насчет того, чтобы выпить?
— Ты знаешь, где вино. — На усталом лице Элиды мелькнуло подобие улыбки.
Логан с шутливым изумлением обернулся к ней.
— Ты хочешь сказать, что я сам должен обо всем позаботиться?
Элида хихикнула и устроилась на диване поудобнее.
— А ты рассчитывал, что я вскочу и побегу тебя обслуживать?
— Признаться, надеялся на это.
— Ты крепче и у тебя больше сил… Будьте как дома, мистер Теннер.
— И это называется гостеприимство, — проворчал Логан, потягиваясь.
— Гостеприимство тоже будет — немного позже, — пробормотала Элида, обхватила обеими руками подушку и с блаженным вздохом уснула.
Логан достал бутылку и бокал, налил себе вина и сел на диван, с хозяйской гордостью поглядывая на спящую рядом женщину. Она спала свернувшись калачиком, подложив руки под щеку — ни дать ни взять маленькая девчушка. Логан улыбнулся, затем на цыпочках прошел в гостиную, нашел в шкафу шерстяное одеяло и аккуратно накрыл им Элиду.
— Сладких тебе снов, принцесса! — прошептал он, двумя пальцами коснулся своих губ, а затем приложил пальцы к ее щеке.
Снова вспомнив о вечере на стоянке индейцев, он допил вино и на цыпочках пробрался на кухню — посмотреть, что из еды есть в холодильнике.
10
Луч утреннего света пробился в спальню через проем в тяжелых розовых гардинах. Упав на лицо Логана, он заиграл на длинных черных ресницах и загорелой рыжеватой коже.
Облокотившись на руку, Элида любовалась этим красивым, бесконечно родным лицом, стараясь запомнить навсегда.
«Неужели я больше не увижу его? — подумала она. — Я его люблю — это так. Но я люблю и свой народ, и во имя благополучия соплеменников гордость заставляет меня пожертвовать своим собственным счастьем».
«А значит, и счастьем Логана», — с неожиданной болью подумала она. К горлу подступили слезы, и она скатилась с кровати, схватила халат и побежала в ванную — единственное место, где, стоя под душем, можно было рыдать, сколько тебе заблагорассудится.
И она рыдала, потому что ей было так чудесно с ним, потому что она его ранит в самое сердце, не позволив разделить свою ношу, потому что она должна будет поступить с ним жестоко и — как ни крути — нечестно. Честно было бы уйти открыто, тихо и незаметно перестать быть частью его жизни — но на это у нее не оставалось ни времени, ни сил.
Перестав, наконец, всхлипывать, она выключила воду, обмоталась полотенцем и прошлепала на кухню — варить кофе. Когда же она вернулась в спальню переодеться и высушить волосы, Логан еще спал.
Нуждаясь в том, чтобы еще хоть какое-то время побыть наедине с самой собой, Элида достала фен и на цыпочках выбралась на кухню.
Она допивала вторую чашечку кофе, когда на пороге возник Логан.
— Чем ты занимаешься в такую рань? — невнятно пробормотал он и сонно оглядел кухню.
— Ничем особо. — Элида невольно улыбнулась. — Я проснулась от солнца.
— Что? — Губы Логана расплылись в ухмылке, и только тут Элида поняла, что говорит с ним на наречии макахов.
— Солнце, — повторила она, на этот раз по-английски. — Оно светило мне прямо в лицо, и я проснулась.
— Ага, понятно, — сказал он и прошел к буфету, чтобы достать чистую чашку. — Индейские штучки. Только объясни мне, неразумному, откуда у тебя, выросшей среди первобытных индейцев, такая искушенность в делах современной цивилизации — в работе, в бизнесе, в умении увиливать от закона и власти?