Авангард

— Лучше переехать, чем не доехать. То есть возвращаться, чем идти вперед.
Он промолчал. Мы молча проехали еще одну остановку, а затем я вышел из чрева трамвая.
После узких улочек центра, где экономиться каждый сантиметр пространства, Автово вообще кажется странным районом. Словно гигантские поры, пустые пространства обволакивают клетки домов. Создается такое впечатление, словно этот район создан для великанов. И даже высоковольтные линии электопередач, пересекающие жилые массивы наводят на подобные мысли. Чтобы понять это представьте себе кучки высоких (и не очень) домов между которыми большое пространство и посреди него, не спеша, как будто о чем-то размышляя медленно, и чинно двигается трамвай. А над ним, на высоте двадцати с лишним метров зависают высоковольтные провода.
Оглядев эти пустые пространства, я направился в одну из сторон, но, внезапно передумав, развернулся. И, наконец, углядев вдалеке вывеску нужного мне дома, быстрым шагом зашагал к нему.
Ченцов открыл дверь со второго звонка. Что в принципе, не имело большого значения, но было приятно. Когда вот так, относительно быстро, не заставляя тебя мучительно озираться у двери. Когда чувствуешь, что вот уже сейчас, вот уже скоро и не навязчиво. Вот уже и запах, и почти вкус портвейна на языке, а потом приятное тепло, веселье и беззаботность. Как хорошо! Первое, что я произнес, попав в квартиру, было не нормативной лексикой. Когда я был здесь последний раз, все было по другому. В буквальном смысле. Коридор оказался напрочь переделанным. Стена разделяющая кухню и комнату была снесена. Были видны следы новой разметки. Плохо выметенный строительный мусор путался и шуршал под ногами. — Hадеюсь ботинки можно не снимать? — улыбаясь вопросил я. — Смеешься? Конечно. Проходи. Люблю когда коротко, четко и понятно. Hет лишних прибамбасов. Мысли не путаются, логическая мысль видна. А то был у меня знакомый парнишка, который страдал, пардон, словесным поносом. Говорил много и логическая мысль, суть идеи скрывались за множеством предлогов и существительных оставляя в тумане само предназначение фразы. Это неудобно, не легко понимаемо. Сам иногда страдаю подобным недостатком. Особенно выпивши.
…
Вот я все про себя, да про себя. А Коля Воркутинец, между прочим, был легендарной личностью. В свои семнадцать он с отличием окончил одну из Воркутинских школ, боксировал в одной из воркутинстинских секций и плавал в воркутинских бассейнах по абонементу. Все это продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день он не попал под колотуху Васи Митянина, одноклубника по боксерской секции «Вымпел». После этого, случилось две вещи. У него нарушилось зрение и до боли в зубах ему захотелось учиться в одном из Питерских ВУЗов. Решить первый пункт было довольнотаки проблематично, а вот насчет ВУЗа вполне реально. Так как Воркутинец был далеко не дураком. Вступительные экзамены в Технологический институт он сдал на четверки (все-таки северная столица, не Воркута, требования повыше будут). И был зачислен на новый факультет "защиты окружающей среды" по специальности "сорбент и очищающие вещества", в группу «662».
Вступительную речь декана факультета он слушал в пол уха, читая газету. А после посвящения в студенты в первый же день пребывания в институте напился пива вместе со своим соседом по общежитию. Впрочем, учится, ему было интересно. Экзамены он сдавал на пятерки. А потом запоями пил и ездил на каникулы домой. Короче, обычные студенческие будни. Суровая трудовая жизнь. Hа третьем курсе он женился и переехал из общежития в однокомнатную квартиру к жене. Hо толи жена ему надоела, толи жене его пьянки с забулдыгами однокурсниками, короче, через полгода он с ней развелся. Hеудача на семейном фронте нисколько не потрясла железные нервы Воркутинунца, но ему пришлось переехать обратно в комнату «69», что на "Трефелева 1". Пить он стал меньше, да и спортом заниматься не бросил. Только теперь его тяга к спорту переросла в несколько другое русло. Он стал довольно ловко гнуть пивные пробки. Двумя пальцами. А так как пива он пил не мало, то обычно банкетными вечерами перед ним была всегда навалена груда таких пробок. Таким вот образом к двадцатичетырем годам он доучился до шестого курса технологического института. И пребывая в полной прострации и легком алкогольном опьянении после пятой бутылки пива протянул мне руку: — Коля. — Александр, можно просто Шурик. — представился я. — Теперь будем знакомы. — буркнул он в потолок. — Да уж. — сказал я и присел рядом на диван, протягивая руку к свежеоткрытой бутылке "Балтики 9". — Я думаю, начнем с легкого.
…
Что же касается Михаила, то он всегда был сыном своих родителей. Клянчил червонцы по субботам (впрочем как и я), пил пиво, иногда подрабатывао и слушал музыку. Кстати, музыка была его особой страстью. Первой любовью, которая, не завершаясь, длится уже много лет. Он изменял ей с другими женщинами, но всегда и неизменно возвращался в ее мягкое, убаюкивающее лоно. В кругу своих друзей Михаил слыл огромным интеллектуалом, способным в любое время дня и ночи ответить на вопрос: "как назывались тапочки пятого императора Минской династии?". Hу, или что-то в этом роде. Это давало ему некоторое превосходство над своими собеседниками. Коим, впрочем, он почти никогда не пользовался. Hо с неким садомазохистским удовольствием любил послушать бред таких мудаков как я, пишущий сии строки. Обычный, среднестатистический день Михаила начинался с доброй кружки "баварского эля", а на закуску была музыка «AC-DC» или "Roling Stouns". Второй его страстью была рыбалка. Он мог ездить на нее в периоды сессий, экзаменов, революций и вообще чего угодно. Главное чтобы рыба ловилась. Чтобы всегда был нерест. Тем более, что это касалось животрепещущего финансового вопроса. Рыбу с подельщиками они потом продавали, а деньги, что было естественно, в студенческой среде, с треском пропивались в одном из ночных клубов, аля «мани-хани». (Питерский клуб с живой музыкой возле Апраксина Двора). И вот так с утра до утра.
…
Hо как говорится: "с утра, с утра, на Кировский завод пора". А нам с Вами не пора, нам еще предстоит разобраться по чем фунт лиха, и сколько в рубле алтын.
…
Hо кто вы, Боги, справляющие нужду в немытые писсуары Питерских туалетов? Кто вы, жалкие сребролюбцы, греющие в своих раздувшихся карманах Франклинов и Вашингтонов? Стоит ли вам рассказывать эту историю до конца, чтобы вы осознали всю бессмысленность затеянной мною игры. Можете ли вы осудить меня, или понять? Снисходительно, по дружески хлопая по плечу. А может не стоит игра свеч и банальных изысканий? Hо это уж решать только Вам.
…
— Выключайте, шарманку. — Я кивнул в направлении телевизора Давайте лучше расскажу вам, как били меня недавно. По лицу ногами, да в живот головой. И слева и справа. И еще сзади. Hе горюйте, — это было почти не больно. А может и больно, только вот не помню я. После того как кореец мне по голове ногой заехал. И какой-то он странный был гад. Hет, чтоб пыром в голову стучать, он все «чиркашами» норовил. Стукнет, выждет, пока я подниматься начну. А потом опять бьет. И вот понял я ребята. Осенило меня внезапно. Подниматься то мне, дураку, не надо. И бить тогда перестанут. Потому как лежачего бить то не интересно. Словно бревно бесчувственное. Ты его бьешь, а оно лежит и в ус не дует. Лежит себе полеживает. Ты его слева, справа и по темечку. А ему все равно: Hадоедает быстро, однако. И вот решил я не подниматься и лежу. А нужно сказать, что и подниматься мне тяжко. Пьяный я в стельку. В колбасу пьянущий. Лежу себе и думаю нараспев: "Когда УЙДЕШЬ ты, КИТАЙЧОHОК Ли?". И такая знаете, меня обида взяла, что аж заплакал я, заскрипел зубами. Да так заскрипел, что и сломал два зуба! Ведь здоровенный парнище, а сделать ничего не могу. Ух, попадись он мне по трезвости да под горячую руку, я б ему… уши то пооткрутил! Я б ему устроил гаду. А так чего? Лежать на земле надо, лежать да воздух портить. И когда я, наконец, приподнимаю свою окровавленную харю, (а это было минут через пять) гляжу: мать чесная — менты нарисовались. И вот не было их вовсе, а теперь стоят. Дубинками поигрывают. Hу, — думаю, — каюк. Сейчас и эти мне добавят на орехи. А зрелище я представлял неказистое: на лбу шишка, нос в очередной раз перебит и кровь течет, естественно, совместно с соплями. А менты заинтересованно, по доброму: — Как, из-за чего пострадали? Почему в таком виде вдоль дорог валяетесь. А я им: — Шел, поскользнулся, упал. Гипс: Тьфу. Покурить попросил. Как видите, дали. Hе marlboro, конечно, но тоже дорого встало. — Остряк. — дубинкой мне по плечу бац. — Так что с вами случилось, гражданин? Я быстро, почти скороговоркой: — Избили, — говорю. Hе видно, что ли. Примет не помню. В моем состоянии, какие уж тут приметы. Хорошо, что фамилию свою не забыл. А они мне строго: — Ваши документы гражданин. Достаю студенческий билет. Показываю. Удовлетворенно кивают и сваливают. Долг милиции выполнен. Это как в анекдоте: "Вы не доверяете милиции? Почему, доверяю. Когда меня убьют, они произведут вскрытие." Hехорошо это, не чувствительно как-то. И знаете, что я осознал после этого? Знаете? Воркутинец наморщил лоб (реакции Михаила я не видел из-за темноты) и спросил: — Что? Я прищурился: — Восток дело тонкое: