Провинциалка
- Что же вы мокрую пеленку в сумку кладете? - услышала голос Евгения Павловича. - Постирать надо, высушить...
Наташа смутилась еще сильней, будто ее застали за нехорошим делом.
- Валя, дай ей таз, пусть простирнет! - обернулся Евгений Павлович к жене, потом поднял край одеяла, увидел мокрое пятно посредине и, конечно, заметил пятно на покрывале. Увидела его и Валя. "И одеяло сушить надо, подумала она. - Между пеленкой и одеялом целлофановую пленку нужно стелить".
Евгений Павлович наклонился над мальчиком и поправил шапочку на его голове. Она сползла Дениске на один глаз и мешала смотреть:
- Ишь ты, какой сероглазый!
Дениска перестал дергать соску и, не моргая, уставился на незнакомого человека.
- Здорово, богатырь! Знакомиться давай! Зовут тебя как?
Мальчик радостно дернул руками в пеленке, словно действительно хотел руку протянуть для знакомства. Евгений Павлович засмеялся.
- Что? Связали тебя по рукам и ногам!.. Бабы такие, опутают - пальцем шевельнуть нельзя!.. Я тебя освобожу, освобожу!
Евгений Павлович ослабил пеленку на груди Дениски, высвободил ему руку, и мальчик замахал сжатым кулаком. Наташа стояла со скомканной пеленкой возле сумки и смотрела на них.
- Пошли! - сказала Валя и направилась в коридор.
- Одеяло возьмите, - проговорил Евгений Павлович, осторожно поднимая мальчика.
Наташа испугалась, чуть не бросилась к нему. Ведь Дениска еще голову плохо держит. Но Евгений Павлович взял его умело, голову придерживал ладонью. Наташа вытащила из сумки клеенку и расстелила на диване, чтобы Евгений Павлович положил на нее ребенка, но он продолжал держать Дениску в руках.
- Пиджак испачкаешь! - сказала ему Валя. Она ждала Наташу в коридоре.
Евгений Павлович на ее слова не обратил внимания, продолжал прижимать ребенка к груди и улыбаться. Наташа взяла пеленку и одеяло и направилась к Вале. Она открыла узкую дверь с табличкой Зал заседаний и пропустила Наташу вперед. За дверью оказались ванна с унитазом. Внутри было бело, чисто. Напротив двери зеркало во всю стену. Под ним умывальник. Зеркало отражало наклеенные друг на друга в беспорядке на стене цветные фотографии артистов из журналов. Наташа узнала двух: Челентано и Бельмондо. Остальные ей были незнакомы.
- Одеяло сюда повесь! - сказала не очень любезно Валя, освобождая от полотенца изогнутую трубу на стене сбоку от унитаза.
Пока Наташа вешала одеяло на горячую трубу, Валя вытащила таз, поставила в ванну, насыпала в него стирального порошка и набрала воды. Пеленки Наташа стирала мылом, но ничего не сказала Вале.
- Повесишь вот сюда! - указала Валя на леску, натянутую в несколько рядов над ванной, и вышла.
Наташа начала стирать, размышляя об Евгении Павловиче. Не такой уж он детоненавистник, как говорила Валя, решила она, но потом засомневалась. Может, это он сразу, чтоб ее не обидеть. Все-таки подруга жены! А зачем же тогда он мальчика на руки взял?.. А Вале это не понравилось, отметила она.
Выстирав пеленку, Наташа увидела на крышке бачка, стоявшего под умывальником, мужские носки. Чтоб не пропадать даром мыльной воде (пеленка была чистая, только пену в тазике взбила), Наташа взяла носки, выстирала и начала полоскать, набрав холодной воды. Когда она выжимала носки, вошла Валя.
- А это зачем? - спросила она недовольно и сказала вполголоса: - Сам постирает, не барин... - и добавила: - Не лезь, куда не просят!..
"Вот так! Хотела добро сделать..."
Евгений Павлович, пока Наташа стирала, переоделся в белую тенниску с короткими руками и синие спортивные брюки. Он сидел за столом. В одной тарелке перед ним была нарезана тонкими кусочками красная колбаса с мелкими крупинками сала. Наташа догадалась, что это та самая заграничная колбаса, о которой говорила Валя. Дениска лежал на диване, утонув в большой и, видимо, мягкой подушке. Под ним была клеенка. Мальчик лежал и спокойно размахивал зажатой в кулаке зеленой шариковой ручкой и смотрел то на стоявший на холодильнике самовар, отсвечивающий алым светом от красного абажура, то на золотисто-алый круг маятника часов.
- Садись! - кивнул Евгений Павлович на табуретку возле стола. - Я знаю, что ужинали! - предупредил он отказ Наташи. - Попробуй сервелатика! Говорят, ты его еще не пробовала... Садись!
Из комнаты пришла Валя и устроилась за столом. Наташа тоже присела рядом. Колбаса была свежая, мягкая и немного солоноватая, с нежным привкусом копчения. Хорошая колбаса!
Постелили Наташе в кухне на диване.
Евгений Павлович пожелал спокойной ночи и спросил:
- Ребенка во сне не задавишь?
- Не задавит, не беспокойся! - буркнула Валя и направилась в ванную.
- Бывали случаи! - ответил ей муж и зашуршал бамбуковыми палочками.
Валя мылась долго, а Наташа кормила Дениску, поглаживала пальцами по мягкому пушку на его голове, мысленно благодарила за терпение, уговаривала и дальше вести себя по-мужски. "Завтра увидим папочку. Он обрадуется, обнимет нас... А сейчас ешь, ешь поплотней, не торопись только. Мамочка твоя всегда с тобой рядом!"
Дениска ел, ел, устал и уснул, отвалился в сторону. Наташа устроила его поудобней на подушке и привалилась к нему головой, стала слушать, как часто стучит его сердце, и вдыхать теплый родной запах. Хорошо было слышно, как за стеной вздохнул и перевернулся в постели Евгений Павлович. "Неужто так сквозь стену слышно, - подумала Наташа, - ведь ковры с обеих сторон висят". Она отогнула уголок ковра и увидела за ним застекленную дверь и изнанку другого ковра за стеклом. Из комнаты в кухню был вход, но его с обеих сторон завесили коврами. Это плохо! Если Дениска ночью заплачет, беспокойство им будет. Думая об этом, Наташа начала засыпать. Разбудил ее стук двери. Валя прошла в комнату и шепнула мужу:
- Воняет - в ванную войти нельзя!
Наташа сжалась от ее слов, замерла и вдруг услышала:
- Потерпишь!.. Может, я о таком запахе давно мечтаю!
- Мечтает он... - Диван скрипнул за стеной, послышался шорох. Валя, видимо легла. - Мечтатель! Сколько лет с той мечтал, а теперь со мной мечтаешь! Работать надо, а не мечтать... Ты чего злой приехал?
Говорили они шепотом, но Наташе все было слышно, будто лежали они рядом с ней.
- Ты зачем Ивану Никифорычу звонила?! - шептал сердито Евгений Павлович. - Я тебе сколько раз говорил, - не лезь к нему! Ты соображаешь, как я выгляжу при этом? Нужно что - вставай в очередь! Почему не могла купить эти проклятые кофточки как все люди?!
- Ты бы глянул на ту очередь!.. - зашептала Валя. - А выбросили всего четыреста. Купи, попробуй!.. Другие мужья...
- Не умерла бы без кофточек... У тебя ими шкаф забит!
- Иван-то Никифорыч сам звонит, если что жене надо, а ты так...
- Вот он и звякнул мне сразу после тебя: подбрось пяток килограммов сервелатика! Он меня твоими кофточками припер... Я его предупредил, чтоб больше ничего не оставлял тебе. Ясно? Он не нынче-завтра сядет... Хочешь, чтобы и я вслед за ним поплыл! Ты этого добиваешься?..
- Успокойся - расшипелся! Гусак чертов! Только шипеть и можешь!..
- Я гусак?
- А то кто же? Это я, дура, думала - орел! Директор универсама... Как я сразу не разглядела...
За стеной послышались всхлипы.
II
Валя заплакала от жалости к себе. Почему она невезучая такая? Хочет, как лучше, а все непременно кувырком, непременно судьба затылком к ней - и в туман. Всхлипывала Валя приглушенно, как бы Наташка не услышала. Принес ее черт в такой момент! В последние дни семейная жизнь Вали катилась как машина под гору без водителя. От обочины к обочине бросало, того и гляди, загремит вверх колесами. Не будь Наташки, ох и был бы сейчас концерт, узнал бы Евгеша, как ее перед Никифорычем позорить. Валя лежала отвернувшись от мужа, чувствовала, как слезы, щекоча, текут по щеке на подушку. Тяжело было на душе, опять сумбурно мысли носились о будущем. Неужели так и проскочит жизнь? Вечно будет сопеть рядом этот неуклюжий человек!.. Почему у него тело такое обрюзгшее, короткое, как бочонок?.. И внучкам, если будут, закажу, чтоб замуж шли только за одногодков... Евгеша притих за спиной, затаился, даже не сопит, еле дышит. Как бы успокаивать не полез. Иногда пытается, начинает поглаживать спину, обнимать. И только противней становится. Год всего прожила с ним Валя, а кажется ей - вечность! Будь он первым мужем, давно бы расстались. Жить есть где... Хорошо хоть комнату свою за собой оставила, не съехались, как Евгеша предлагал. Давно бы ушла, да стыдно! Сколько мужей менять можно? Может, притерпится еще, думала, может, это сначала? Валя перестала всхлипывать, но слезы продолжали изредка стекать по щеке на подушку. Вытирать их не хотелось. Она лежала, думала, пыталась понять, - отчего так тягостно на душе? Что случилось? Наташка? Но Валя ее сама приглашала весной, когда была в деревне. И не лукавила. Действительно, хотелось, чтобы та посмотрела, как она живет. Тогда еще терпимо жили, не раздражал так Евгеша! Хотелось Вале подарить подруге что-то сверхмодное, чтоб она в деревне хвасталась да житье-бытье ее расхваливала. Валя и не подозревала тогда, что она беременна. Совсем незаметно было. И Наташка ни единым словом не обмолвилась... А как же она не узнала раньше, что Жданкин в Москве? - снова подумала Валя. При мысли о Славике сердце больней заныло. Жданкин! Жданкин! Вот в чем причина! Неужели он причина? Сколько лет не думала!.. Думала, думала! Может, из-за него у Вали и детей нет? Она увидела себя девчоночкой на столе перед гинекологом. И содрогнулась! По всему телу мурашки побежали от вновь пережитого стыда и омерзения. И снова жалко себя стало, снова слезы защекотали щеку. Негодяй! Что он со мной сделал... А что он сделал? Силой-то не брал. Сама... Вспомнилась та ночь, луна, соловьи, лягушки в реке: необыкновенно зеленая трава на лужке и поцелуи. Когда Валя открывала глаза, трава светилась, а луна плавала, как золотой мячик на волнах. И доцеловались!.. Были и потом ночи... Лучше ночей больше не было!.. А кто первый уехал из деревни? Она, кажется... Да, точно! Она ему писала из столицы, еще не зная, что беременна. А потом он уехал в Нерюнгри. Долго письма не было. Валя обиделась, а потом узнала, - письма оттуда идут почти месяц. Так и оборвалось. При чем тогда он? Сама, сама... Думала, Славик - деревня, а в столице орлы!