История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага

Мисс Геба, улыбающаяся, благодушная, красивая, тотчас надела шляпку и шаль, а Бауз, скатав свои бумаги в трубку, заковылял через всю комнату за своей шляпой и палкой. 
- Вам уже пора уходить, мисс Фодерингэй? Вы по можете уделить нам хотя бы еще пять минут? Ну что ж, тогда позвольте старику пожать вам руку и поверьте, я горжусь тем, что удостоился чести с вами познакомиться, и от души хотел бы заслужить вашу дружбу. 
Выслушав эти любезности, мисс Фодерингэй низко присела майору, и он проводил ее до дверей, где с чисто отеческой ласковостью пожал ей руку. Бауза такое проявление сердечности сильно озадачило. "Не может быть, чтобы родные этого мальчика в самом деле задумали их поженить", - подумал он, и на том они распрощались. 
"А теперь за дело", - подумал майор Пенденнис. И пока мистер Костиган, пользуясь отсутствием дочери, допивал вино, трясущейся рукой наливая себе рюмку за рюмкой мадеру из "Винограда", майор подошел к столу, взял свою недопитую рюмку и, осушив ее до дна, весело прищелкнул языком. Будь это лучшее южноафриканское вино из личных погребов лорда Стайна, оно и то, судя по его виду, не показалось бы ему вкуснее. 
- Мадера превосходная, капитан Костиган, - сказал он. - Где вы ее достаете? Пью за здоровье вашей прелестной дочери. Честное слово, капитан, меня не удивляет, что мужчины сходят по ней с ума. Такие глаза, такая царственная повадка! Не сомневаюсь, что она столь же благородна, сколь и красива, столь же добра, сколь и умна. 
- Она хорошая девочка, сэр. хорошая девочка, - подхватил растроганный отец. - Я с радостью подниму за нее бокал. Не послать ли в... в погреб еще на одной пинтой? Это близко, два шага. Нет? Вот уж верно можно сказать, что она хорошая девочка, гордость и радость своего отца, честного старого Джека Костигана. Тот, кому она достанется, получит не жену, а чистое золото, сэр. Пью за его здоровье, а кто он есть, это вы, майор, и сами понимаете. 
- Не диво, что в нее влюбляются и стар и млад, - сказал майор, - и откровенно вам признаюсь: когда я узнал об увлечении моего племянника Артура, то очень рассердился на бедного мальчика, но теперь, после того как я видел предмет его страсти, охотно его прощаю. Клянусь честью, не будь я стар и беден, я бы и сам не прочь был с ним потягаться. 
- И отлично бы сделали, сэр, - в восторге вскричал Джек. - Ваше расположение, сэр, для меня бесценно. Ваши хвалы моей дочери исторгают у меня слезы... да, cэp, скупые мужские слезы... И когда она променяет мой смиренный кров на ваши пышные хоромы, надеюсь, у нее найдется уголок для старика отца, для бедного старого Джека Костигана. - И красные, воспаленные глаза капитана в самом деле наполнились слезами. 
- Такие чувства делают вам честь, - сказал майор. - Но одно ваше замечание не могло не вызвать у меня улыбки. 
- Какое же именно, сэр? - спросил Джек, не в силах сразу спуститься на землю с тех героически-сентиментальных высот, на которые он занесся. 
- Вы упомянули о пышных хоромах, имея, очевидно, в виду дом моей невестки. 
- Я имел в виду дом Артура Пендеыниса, эсквайра, из Фэрокс-Парка, которого надеюсь увидеть членом парламента от своего родного города Клеверинга, когда возраст позволит ему занять эту ответственную должность, надменно произнес капитан. 
Майор улыбнулся. 
- Фэрокс-Парк? Дорогой сэр, да известна ли вам история нашей семьи? Род наш, правда, очень древний, но когда я вступал в жизнь, мне едва достало денег на покупку первого офицерского чина, а старший мой брат был провинциальным аптекарем, и все деньги, какие он сумел скопить, нажиты ступкой и пестиком. 
- На это я согласился смотреть сквозь пальцы, - величественно заявил капитан, - поскольку в других смыслах респектабельность вашей семьи общеизвестна. 
"Вот наглец!" - подумал майор, но ограничился поклоном и улыбкой. 
- Костиганы тоже испытали удары судьбы, и замок Костиган сейчас не тот, что был когда-то. А аптекарями, сэр, бывают очень даже порядочные люди; в Дублине я знавал одного, так он имел честь обедать у лорда-наместника. 
- Я чрезвычайно ценю вашу снисходительность, - продолжал майор, - но сейчас дело не в этом. Вы, как видно, полагаете, что мой юный племянник унаследует Фэрокс-Парк и еще невесть какие богатства. 
- Скорее всего, ценные бумаги, майор, а впоследствии и что-нибудь от вас. 
- Да поймите, сэр, мой племянник - сын провинциального аптекаря; когда он достигнет совершеннолетия, он не получит ни шиллинга. 
- Полноте, сэр, вы шутите, - сказал Костиган. - Мне доподлинно известно, что мой молодой друг унаследует две тысячи годового дохода! 
- Держи карман!.. Прошу прощения, сэр, но неужели мальчишка позволил себе вас морочить? Это как будто не в его привычках. Даю вам честное слово как джентльмен и как душеприказчик моего брата - он всего-то оставил чуть больше пятисот фунтов годовых. 
- При известной бережливости это не так мало, сэр. В Ирландии я знавал человека, который на пятьсот фунтов в год, при строгой экономии, и кларет пил, и в карете четверкой ездил. Уж как-нибудь мы на это проживем - верьте Джеку Костигану. 
- Дорогой капитан Костиган, даю вам слово, что своему сыну Артуру мой брат не завещал ни шиллинга. 
- Уж не смеетесь ли вы надо мной, майор Пенденнис? - вскричал Джек Костиган. - Уж не вздумали ли вы играть чувствами отца и джентльмена? 
- Я говорю вам чистую правду. Все, чем владел мой брат, он отказал своей вдове; правда, после ее смерти часть имущества перейдет Артуру. Но она женщина молодая, она может выйти замуж, если он чем-нибудь ее обидит, - а может и пережить его - у них в семье все доживали до глубокой старости. Судите же сами, как джентльмен и светский человек, какое содержание может моя невестка, миссис Пенденнис, положить своему сыну из пятисот годовых, больше у нее нет ничего, - и сможет ли он на эти деньги обеспечить себе и вашей дочери образ жизни, приличествующий столь несравненной девице? 
- Стало быть, сэр, молодой человек, ваш племянник, которого я миловал и лелеял, как родного сына, - бессовестный обманщик? Стало быть, он посмеялся над чувствами моей нежно любимой дочери? - Генерал был вне себя от гнева. Берегитесь, сэр, не задевайте честь Джона Костигана. Всякий смертный, коего я заподозрю в таком намерении, сэр, поплатится за это своею кровью, будь он стар или молод.