Будущее непределенное
Он перекинул длинную ногу через перила; бедро под кожаной повязкой оказалось неожиданно светлым, не загоревшим. Когда он перекинул и вторую ногу, один из стражников шагнул к нему, схватившись за меч. Д'вард лишь взглянул на стражника, и тот остановился, словно налетев на невидимую стену.
Не торопясь, он направился к судейской скамье. Двое из троих судей побледнели как полотно. Откуда он взялся? Ни слуха ни духа все это время — и вдруг объявляется, как раз когда…
— Три года назад вы трое служили под моим командованием, не забыли? Меньше четырех лет назад вам всем грозила неминуемая смерть под стенами Лемода — не от партизан, так от холода. Единственное, что спасло вас — всю вашу хваленую джоалийскую армию, — это то, что нагианцы в самый последний момент взяли город и обеспечили вам надежное убежище на зиму. Так ведь?
Он стоял посреди зала, скрестив руки и нахмурившись. В наступившем жутком молчании судьи Т'логан и Догюрк кивнули.
Д'вард, Д'вард! Откуда он взялся? Он исчез в Таргвейле три года назад, и с тех пор о нем никто и ничего не слыхал. Он нисколько не изменился. Прат'ан знал, что его-то некогда поджарое тело уже понемногу заплывает жирком, а волосы на висках редеют, но Д'вард — Д'вард остался все таким же жилистым юнцом, каким был тогда, — мальчишкой с черной щетиной вместо бороды.
— Что все это… — начал было третий судья.
— Заткнитесь! — спокойно оборвал его Д'вард. — Я почтительно напоминаю суду, что Прат'ан Горшечник третьим поднялся по канату на стены Лемода. Он спас вам жизни, вы, жалкие слизни! И ты, Т'логан, — я помню, как он бросался в ледяную воду, чтобы вытащить тебя из потока, когда мы бежали из Лемода весной. Я видел это собственными глазами! Ты обязан ему жизнью дважды.
Председатель что-то прохрипел.
— А что теперь? — Д'вард нахмурился еще сильнее, и на всех повеяло ледяным холодом. — А теперь Джоал поработил все население Нагвейла. О, я понимаю! Я понимаю, что вы помогаете варварам подняться к вершинам цивилизации, но варварам-то так не кажется, а полное подавление исконной культуры для меня ничем не отличается от рабства. Вы называете это цивилизацией? Только за то, что гордость Прат'ана Горшечника не уступает его храбрости, за то, что он украшает свое лицо священными символами мужественности, — только за это вы собираетесь предать его мучительной смерти?
В зале суда воцарилась зловещая тишина.
Набравшись храбрости, Т'логан Судья с трудом выдавил:
— Освободитель! Что делаешь ты здесь? — Произнеся запретное имя, он с опаской окинул взглядом зал, словно ожидал увидеть в нем собирающихся Жнецов.
— Случайно проходил мимо. Но если вы посмеете причинить зло моему брату Прат'ану, я могу задержаться здесь и организовать Армию Освобождения Нагии. И если я выберу это, то вышвырну из вейла всех джоалийцев за две недели — всех до единого. Я задавлю вас точно так же, как задавил Таргию. Я — Предсказанный Освободитель! Вы сомневаетесь в моих словах?
Трое судей, сами того не осознавая, словно сговорившись, кивнули.
— Тогда вы принесете подсудимому извинения и освободите его.
Судья Т'логан попытался пролепетать что-то и начал вставать.
— Это не…
— Сейчас же!
Судья опустился на скамью и переглянулся со своими коллегами. Догюрк кивнул. Триллиб неохотно, но тоже кивнул.
— Освободите подсудимого!
Через две минуты Прат'ан, опираясь на плечо Освободителя, выбрался на улицу, щурясь на яркий солнечный свет.
Через пять минут они добрались до его лавки, и он смог наконец напиться теплой воды, прополоскать рот, опуститься на свой рабочий табурет и посмотреть на Д'варда. Боль в спине утихла.
Никто их, конечно, не видел. Никто не выкликал ни имени Д'варда, ни даже его имени — а ведь он как-никак тоже теперь почти что герой, хотя бы потому, что неожиданно остался жив. Люди не вернутся в деревню до темноты, а старшие воины врачуют друг друга после порки.
Под толстой камышовой крышей было немного прохладнее, чем на улице. Привычный запах глины почти выветрился за те две недели, что он просидел в деревенской тюрьме. В раскрытую дверь лился солнечный свет, игравший на округлых боках выставленных на продажу гончарных изделий — горшков, чаш, блюд, кувшинов. Мухи лениво кружились в воздухе и ползали по стенам. Прат'ан с удивлением и радостью обнаружил, что его копье и щит по-прежнему стоят у стены. Без этих предметов, с которыми он сроднился, он чувствовал бы себя оскопленным. Правда, закон запрещал выходить с ними на улицу, и ходили упорные слухи, что джоалийцы скоро вообще конфискуют все оружие в вейле.
Д'вард перевернул большой кувшин для воды и сел на него. Он глубоко вздохнул, вытер со лба пот и улыбнулся Прат'ану так спокойно, словно был одним из местных, что забегают поболтать чуть не каждый день. Не было нужды спрашивать, каким образом ему удалось совершить это чудо в суде. Он
— Д'вард Освободитель. Эти поразительно синие глаза и незабываемая белозубая улыбка могли кого угодно заставить сделать что угодно.
— Годы были благосклонны к тебе, дружище?
— Ты… Ты совсем не изменился!
Улыбка Д'варда сделалась чуть напряженнее.
— Внешне, похоже, нет. Да ты и сам почти все тот же, мошенник ты здоровый! Что, женился?
Прат ан, не отводя взгляда, кивнул. Да, Д'вард все тот же — борода острижена по-джоалийски, коротко. Ребра…
Д'вард поймал его взгляд.
— Что, мои отметины доблести исчезли, да? Ну, ты же знаешь — они там были. Ничего не могу поделать, на мне все заживает как на собаке.
Горшечник понемногу приходил в себя.
— Я снова обязан тебе жизнью, Освободитель, и… Ох! Я ведь не могу, не должен так называть тебя, верно?
— Нет, можешь! — Синие глаза грозно сверкнули. — Мое время пришло! С сегодняшнего дня ты можешь звать меня Освободителем. С этой минуты я буду с гордостью носить это имя и научу мир уважать его. Я рад, что начал с твоего освобождения. Это была чистая случайность; я пришел сюда четыре дня назад и услышал, что творится…
Он задумчиво посмотрел на Прат'ана, и тот почувствовал, как от волнения все внутри него сжалось. Зачем пришел Освободитель?