Кэтрин
- Словно бы нет, - сказала мисс Кэтрин.
- А следом за нею всадник на таком же коне - нет, не видела? В Бирмингеме сейчас дым коромыслом из-за этой женщины. Говорят, она отравила за ужином девять человек и задушила немецкого князя в его постели. А потом выкрала у него двадцать тысяч гиней золотом и ускакала на вороном коне.
- Стало быть, это не я, - простодушно сказала мисс Кэт. - У меня всего только три шиллинга и четыре пенса.
- Да, едва ли это ты, - что-то я у тебя мешка с золотом не приметил. И потом, такого хорошенького личика не может быть у злодейки, способной отравить девять человек и десятого задушить в постели.
- Уж будто, - сказала мисс Кэт, краснея от удовольствия. - Уж будто вы и вправду так думаете. - Красотка наша сумела бы оценить комплимент даже по дороге на виселицу; и переговоры закончились тем, что мисс Кэтрин вошла в дилижанс, где хватило бы места на восьмерых, а пассажиров пока было всего трое или четверо.
Нужно было прежде всего придумать что-то для удовлетворения любопытства последних; и мисс Кэт справилась с этой задачей на удивленье легко, принимая во внимание ее молодость и ее скудное образование. Будучи спрошена, куда она держит путь и почему очутилась в столь ранний час одна у проезжей дороги, она рассказала целую историю, весьма складную и убедительную, которая вызвала у слушателей большой интерее; а один из них, молодой человек, успевший разглядеть под капюшоном лицо мисс Кэтрин, тут же принялся весьма галантно за ней ухаживать.
Однако сказалось ли утомление после минувшего дня и сменившей его бессонной ночи или несколько глотков опия, выпитых накануне, оказали вдруг свое запоздалое действие, но только мисс Кэт внезапно почувствовала жар, дурноту и необыкновенную сонливость; и долгие часы путешествия провела в полузабытьи, к немалому сожалению своих спутников. Но вот "Дилли-Джонс" добрался наконец до трактира, где заведено было делать остановку на несколько часов, чтобы лошади и люди могли отдохнуть и поесть. Возня путешественников и голос трактирного слуги, радушно приглашающего их к обеду, разбудили мисс Кэтрин. Молодой человек, плененный ее красотой, любезно предложил проводить ее в дом; и она, опираясь на его руку, вышла из кареты.
Дорогой он нашептывал ей нежные речи, и, должно быть, ее внимание было отвлечено ими; а возможно, она слишком ушла в свои мысли или не вполне очнулась от сна, лихорадки и действия опия, - во всяком случае, она не разглядела, куда идет; не то предпочла бы, верно, остаться в карете, невзирая на голод и нездоровье. Ибо трактир, порог которого она готовилась переступить, был тот самый "Охотничий Рог", откуда она бежала в начале нашей повести; и хозяйкой там теперь, как и тогда, была ее родственница, бережливая миссис Скоур. Последняя, увидев даму в нарядном плаще с капюшоном, опирающуюся, словно бы от слабости, на руку джентльмена приятной наружности, решила, что это муж и жена, и притом не простого звания; и, всячески выказывая свою особую о них заботу, повела их через общую комнату в отдельное помещение, где усадила даму в кресло и спросила, что ей подать выпить. Меж тем Кэтрин, уже понемногу оправившись, при первом же звуке хорошо знакомого голоса поняла, что произошло; и потому для нее не было неожиданностью, когда услужливая трактирщица, настояв после ухода ее спутника на том, чтобы снять с нее плащ, тут же от изумления уронила его на пол, воскликнув:
- Силы небесные, да это же наша Кэтрин!
- Я совсем больна, тетушка, и очень устала, - сказала молодая женщина. - Мне ничего не нужно, только бы поспать часок-другой.
- Спи сколько хочешь, душенька, дай только напою тебя горячим молоком с вином и пряностями. Видно по тебе, что ты больна, вон даже с лица спала. Ах, Кэт, Кэт, ну что за жизнь у вас, у знатных дам. Ведь вот, хоть ты и разъезжаешь в каретах по балам и носишь дорогие наряды, а спорю, что ты была и здоровей и счастливей, когда жила здесь, со своей старой теткой, которая в тебе души не чаяла. - И, подкрепив эту прочувствованную речь двумя или тремя поцелуями, принятыми мисс Кэтрин с некоторым недоумением, миссис Скоур отвела дорогую гостью к тому самому ложу, на котором год назад провел ночь граф Гальгенштейн, собственноручно раздела ее, уложила, заботливо подоткнула одеяло, неустанно восхищаясь каждой снятой с нее вещью, а заметив, что в кармане у нее ничего нет, кроме трех шиллингов и четырех пенсов, лукаво подмигнула со словами: - Нужды нет, капитан обо всем позаботится.
Мисс Кэт не стала рассеивать ее заблуждения - ибо, конечно же, миссис Скоур заблуждалась, вообразив, что хорошо одетый джентльмен, вышедший вместе с Кэт из дилижанса, и есть граф Гальгенштейн; а надо сказать, до нее время от времени доходили сильно преувеличенные слухи о богатстве и роскоши его домашнего обихода, что побуждало ее относиться к племяннице с почтительным уважением, как к знатной госпоже. "Она и есть знатная госпожа", - объявила миссис Скоур несколько месяцев назад, впервые услышав эти соблазнительные россказни, - ее ярость по поводу бегства мисс Кэтрин уже поостыла к той поре. "Девочка жестоко поступила, покинув меня; но ведь она теперь все равно что графиня, а потому заслуживает прощения".
Соображения эти были изложены доктору Добсу, имевшему обыкновение вечерком выкуривать трубочку и выпивать кружку пива в "Охотничьем Роге", - и вызвали решительное его осуждение. Почтенный священнослужитель строго заметил, что корыстный расчет, - если таковой имел место, - лишь усугубляет вину мисс Кэтрин и что, будь она даже княгиней, он, доктор Добс, больше никогда не скажет с нею ни слова. Миссис Скоур сочла доктора чересчур уж нетерпимым и даже высказала свое мнение вслух; она принадлежала к той породе людей, что питает величайшее уважение к преуспевшим и глубоко презирает неудачников. Оттого-то и сейчас, воротясь в общую комнату, она с любезной улыбкой подошла к джентльмену, в сопровождении которого Кэтрин появилась в харчевне, и, низко присев перед ним, поблагодарила за честь, оказанную "Охотничьему Рогу", после чего доложила, что миледи просит милорда извинить ее, но, будучи утомлена путешествием, к обеду не выйдет, а предпочитает отдохнуть час-другой в постели.