Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)

Смущённый, я выпалил единым духом:
— Что хотите берите, только уступите её мне!.. Продайте!
Старик точно преобразился. Глаза у него странно расширились, борода взъерошилась и стала как будто ещё больше. И жена его вздрогнула, присела, потом схватилась обеими руками за воротник платья и застыла, как каменная. Мне показалось, что от моих слов и кибитка-то содрогнулась, и бурдюк колыхнулся на стене, и даже затряслись прутья и верёвки, свисавшие с потолка. Я сидел в смятении, не дыша. Старик, наконец, пришёл в себя, вырвал у меня из рук книгу и подал жене.
— Убери на место! — строго сказал он.
Хорошо, что он тотчас же не выпроводил меня из дома.
Я бы не удивился этому.
— Добрый юноша, — чуть слышно произнёс он после долгого раздумья. — Разве мы с женой не говорили, что книга эта не выйдет из наших рук? Хоть иные и болтают, что нет на свете вещей непродажных, я так не думаю. Как гостю от души скажу ещё раз: книгу не проси. Мы легко поймём друг друга. Чтобы книга стала твоей, ты должен заручиться моим согласием. Ведь так?
— Конечно, так! — воскликнул я. — А как же иначе?
— Ну, а моего согласия не будет.
И, как будто не замечая моего убитого вида, он продолжал:
— Если я соглашусь, то сын мой и жена моя всё равно не отдадут книгу. Если они уступят, то аул её не отдаст ни за какие блага. Нет и нет! Мы не расстанемся с нею. Даже во время голода, когда у нас в доме не было сухой лепёшки и было не до чтения, — и то нам не приходило в голову, чтобы её продать. А ныне? Да чего зря бросать слова на ветер? Кто своими глазами видел эту вещь, тому понятна её цена. А если бы ты знал, как она нам досталась, ты никогда не просил бы её.
Помолчав две-три минуты, он тихо, как бы про себя, продолжал:
— Может быть, рассказать тебе, как она у нас появилась? Я не люблю говорить о том памятном случае, не хочу в пословицу попасть. И без того только и слышишь: «Как Вельмурат книгу покупал!» «Подобно Вельмурату с его книгой!»
— Расскажите, Вельмурат-ага! Расскажите сейчас! — сказал я, не скрывая своего интереса. — Хочу знать всю историю книги. Жду вашего рассказа с нетерпением.
— Что ж, быть тому! — Вельмурат ударил ладонью по кошме, поднял лицо и выпятил грудь. Он припоминал давно прошедшее и приводил в порядок свои мысли.
II
— Слушай, юноша, — начал он. — Мне шестьдесят пять лет. Если ты хочешь всё знать, то готовься слушать о том, что было сорок лет назад. Нынешней осенью исполнилось сорок лет, как я владею книгой. Тот год, когда я приобрёл её, назывался годом холода. Я как всегда, пастухом был.
Не смотри, что теперь я раздобрел, в шубу не влезаю, — я прирождённый чопан, с малых лет жил в песках, за баранами ходил. Конечно, я и понятия не имел, что такое книга. Слышал, бывают на свете книги, но сам не видал их.
А дело было так. Обзавёлся я семьёй, кибиткой; потом нажил верблюдицу — она оказалась лучшей породы и к тому же была стельной. Поскольку я стал в ряд с людьми, решил запасти себе верна на зиму и собрался с этой целью ехать в Аркач [1]. Нагрузил шерсти, нажёг угля из саксаула и поехал. Знакомых в Аркаче не было, я остановился у человека, который купил у меня шерсть и уголь. Это был богатый человек. Я остался у него ночевать. Перед вечером в дом стал собираться народ, старые и молодые мужчины из того аула. Я сразу отличил среди них одного человека — он был одет нарядно, борода у него была лопатой, лицо красное и жирное.
— Господин мулла, — обратились к этому человечку люди, — почтенный мулла, почитайте нам, сделайте милость.
И подали ему эту книгу. А мулла упрямился.
— Неразумные! — ворчал он. — Книга эта написана безумным шахиром, поправшим святую веру. Он набрался где-то суетных мыслей и через свою книгу проповедует злобу и порок. Такое можно читать один раз в год, не чаще, чтобы не заразиться. Я лучше прочту вам другое, — и он вытащил из-под халата книжку, принесённую с собой.
Но собравшиеся оказались упрямее муллы. Кто-то посулил ему подарок, и он уступил. Он высоко поднял голос и пошёл, и пошёл по страницам. О-о! Он читал до полуночи и дальше — как только язык успевал поворачиваться. Я слушал, слушал… Меня изумила книга. Я забыл обо всём, пытаясь сообразить, как всё это происходит? Сидит человек, смотрит на бумагу и произносит важнейшие мысли… Как будто кто-то рассказывает свою жизнь, а когда я вслушаюсь получше, то получается, что рассказывают обо мне самом. И слова одно за другим идут такие, какие шорой и мне на ум приходят. Душевные, ясные слова. Раньше я и не подозревал, что книга имеет такую притягательную силу, что она так мудро говорит о жизни и заставляет всё понимать и переживать. Как сегодня она приворожила тебя, добрый юноша, так же случилось тогда со мною. Я подумал: наверное, нет на свете такой цены, чтобы купить эту вещь; должно быть, подобные вещи вообще не продаются. Душа загорелась, и я твёрдо решил: если у книги есть цена и если мне она будет под силу, я обязательно куплю книгу. Только я очень сомневался, что мне, простому пастуху, удастся завладеть таким сокровищем. Рассуждая так, я всю ночь глаз не сомкнул. Лежу, сомненье душу грызёт: вряд ли подобные вещи продаются. И кто такие слова для неё придумал, какой смертный может так подобрать слова одно к другому? Уж не с неба ли она упала?
Утром, как только увидел хозяина, сразу подошёл к нему. Спрашиваю:
— Дорого ли стоит книга, которую здесь читал нам мулла-ага?
— Цены определённой нет, — ответил он, посмеиваясь. — Книга — не женский платок и не мешок с углём. Её нельзя так легко оценить.
— Оцените же. Скажите цену! — просил я.
Хозяин и кто был поблизости переглянулись и опять посмеялись надо мною. Потом хозяин говорит:
— Цена её — верблюд. Хороший верблюд, никак не дешевле.
Может быть, ой это в шутку сказал, но я поверил и обрадовался. «Как хорошо, думаю, что такая вещь стоит не дороже одного верблюда». Не колеблясь, я решил отдать свою стельную верблюдицу, на которой приехал в Аркач.
— Если такова цена, — говорю, — берите мою верблюдицу — прекрасная матка, притом стельная, берите, а мне давайте книгу.
Все с той же усмешкой они говорят:
— Оставляй свою матку, книгу забирай и отправляйся с богом.
И вот взглянул я в последний раз на свою верблюдицу, спрятал под халат книгу и зашагал домой. Три дня шёл, устал. Прихожу, встречает меня старуха (Вельмурат-ага по привычке сказал «старуха», хотя жене его в ту пору вряд ли было и двадцать лет). Встречает и с криком бросается ко мне.
— Ай! Где наша верблюдица? Что ты сделал с нею? Потерял её? Или тебя обокрали злые воры-разбойники? Ай, а-ай! Где она? — кричит жена, как безумная, а сама ухватилась за воротник, хочет разорвать его, как при большом горе.
— Постой, — говорю ей, не шуми. Ты радоваться должна, а не плакать. Наша породистая верблюдица дала добрый приплод. Я её обменял на одну вещь. — Тут я вытащил из-за пазухи книгу и показал. — Вот, — говорю, — здесь, под ситцевой обложкой, каждое слово стоит породистой верблюдицы. Ты обо всём узнаешь, я расскажу тебе по порядку.
Жена взглянула на книгу, в руки взяла её, приоткрыла, взглянула на листы, потом приложила ко лбу, по лицу провела книгой, считая её святой. Потом тяжело вздохнула и долго стояла, не понимая, радоваться ей или плакать. Чувствую, верблюдица у неё не выходит из головы, — ведь эта верблюдица была опорой и надеждой нашего бедного хозяйства.
Вот жена стоит, задумалась, а я хочу тоску её разогнать, повторяю: не горюй, не тужи, покупку сделали удачную. И рассказал про ту ночь, когда нам читал мулла, и о том, как люди внимали ему, как я сам слушал и не мог усидеть на месте. Припомнил отдельные мысли, какие мне в память врезались навсегда.
— Всё, что передаю тебе, всё это есть в книге, — утешал я жену. — Только, — говорю, — я плохой рассказчик, ни одного слова правильно не передал. Не тужи, жена!