Моя жизнь по соседству

– Я не засну, сестричка. Я просто даю глазам отдохнуть.
Нэн снова треплет брата за плечо, а когда тот отстраняется, то хватает ее сумочку, вынуждая остановиться.
– Нэн, сестреночка! Деточка! Мне кое-что нужно! – заявляет Тим, сделав умоляющее лицо.
Нэн поднимает бледные брови.
– Захвати в «Доане» желейные бобы! И до хренища, лады? Только зеленые не бери. Они меня пугают.
 
Глава 7
 
На крыльце я крепко сжимаю ладонь Нэн.
– Знаю! – говорит она. – С тех пор как Тима выгнали из Эллери, он катится под откос. В таком состоянии он каждый день… И бог знает, что он делает ночами. Родители абсолютно, совершенно без понятия. Мама верит каждой его лжи. «В пакетике кошачья мята. – Вон те таблетки? – Мам, это аспирин. – Белый порошок? – Мелкая соль». А за ругань она его штрафует – заставляет класть деньги в ругательную банку. Тим таскает деньги у меня из сумочки. А папа… – Нэн пожимает плечами.
Я не знаю человека жизнерадостнее, чем миссис Мейсон. Каждая ее фраза начинается с «Ох!», «Ах!», «Господи!», «Боже!». Мистер Мейсон, наоборот, вечно молчит. В детстве на Пасху мне подарили пластмассового заводного цыпленка. Мистер Мейсон очень напоминает мне его. После работы он усаживается в клетчатое кресло и почти не шевелится до самого ужина. После ужина он снова усаживается в кресло и не шевелится до отхода ко сну, то есть «заводится» он, лишь чтобы перемещаться между домом и службой, между креслом, обеденным столом и кроватью.
– Он даже поставил горшечное растение Тима со своими цветами и подкармливает его удобрениями. Только разве молодежь восьмидесятых не узнает марихуану с полувзгляда? – Нэн смеется, но в голосе ее слышны истерические нотки. – Кажется, Тим тонет, а родителей волнует цвет его плавок.
– Так почему ты не скажешь им? – спрашиваю я не в первый, не во второй, а наверное, в тысячный раз. Хотя мне ли задавать такие вопросы? Сама-то я тоже не могу честно рассказать маме о Тиме.
Нэн смеется:
– Сегодня утром, когда я спустилась завтракать, папа говорил, что, может, в военном училище сделают из Тима человека. Или в армии. Представляешь? Тим-солдат разозлит командира настолько, что его отправят в какую-нибудь жуткую пещеру и забудут о его существовании. Или он взбесит хулигана-сослуживца, и тот изобьет его до смерти. Или привяжется к жене сержанта-инструктора, и тот выстрелит ему в спину.
– Хорошо, что у тебя не было времени перебирать страшные варианты, – замечаю я.
Нэн обнимает меня за плечи:
– Саманта, прости, я скучала по тебе! Думала только о Дэниэле, ходила на его выпускные вечеринки, лишь бы из дому вырваться.
– Как у вас дела? – Я чувствую, подруге не терпится сменить тему и отвлечься от проблем Тима.
– Дэниэл… – Нэн вздыхает. – Может, мне лучше сохнуть по Мачо Митчу и Стиву Маккуину? Не разберу, что с ним такое. Дэниэл буквально зациклен на поступлении в Массачусетский технологический. Только он ведь умница, да и занятия начинаются лишь через три месяца. Июнь на дворе. Почему бы ему не расслабиться?
– Точно. – Я подталкиваю Нэн плечом. – Кто бы говорил, а, девушка, заказывающая каталоги колледжей через миллисекунду после окончания неполной средней школы?
– Поэтому мы с ним сладкая парочка, да? – спрашивает Нэн, скорчив гримасу.
Когда мы сворачиваем на Мейн-стрит, ветерок колышет листья на кленах, и они шелестят негромко, словно вздыхают. С залива веет свежестью, зеленью, солью. Когда мы приближаемся к «Дарк энд сторми», местной забегаловке, в которой подают пиво и гамбургеры, из-за двери бара выходят двое и щурятся на ярком солнце. Клэй. И очень красивая брюнетка в дизайнерском костюме. Затаив дыхание, я наблюдаю, как он улыбается ей и целует. В губы. Да еще спину поглаживает.
Ждала я, что Клэй Такер будет мозолить мне глаза, но не таким образом.
– В чем дело, Саманта? – Нэн дергает меня за руку. Что происходит? Французским поцелуем такое не назовешь, но и братским тоже.
– Это новый бойфренд моей мамы.
Клэй сжимает незнакомке плечо и подмигивает, не переставая улыбаться.
– У твоей мамы есть бойфренд? – удивляется Нэн. – Да ты шутишь! Когда это случилось?
Незнакомка смеется и гладит Клэя по руке. Подруга косится на меня и морщится.
– Не знаю, когда они встретились. Кажется, дело серьезное. По крайней мере, со стороны выглядит так. Для моей мамы.
Брюнетка, которая как минимум на десять лет моложе мамы, открывает портфель и вручает Клэю конверт из плотной бумаги. Клэй кивает, мол, ты, детка, лучше всех.
– Не знаешь, он женат? – шепотом спрашивает Нэн.
Я вдруг понимаю, что мы стоим на тротуаре и беззастенчиво пялимся на сладкую парочку. В тот самый момент Клэй замечает нас. Он машет мне, ни капли не смутившись. «Если ты изменяешь моей маме…» – думаю я, но мысль обрывается, ведь, положа руку на сердце, что я сделаю, даже если это так?
– Наверное, они просто друзья, – неубедительно говорит Нэн.
– Пошли за мороженым!
Я бросаю на Клэя еще один взгляд в надежде наслать порчу на самые дорогие ему органы, если, конечно, он изменяет моей маме. Потом я следую за Нэн. А что мне остается?
Я пытаюсь выбросить Клэя из головы, по крайней мере, пока не вернусь домой и не подумаю. Слава богу, Нэн о нем не заговаривает. В «Доане» становится легче. Кондитерская – два этажа спереди, один сзади, и все под одной крышей – стоит на пирсе, отделяющем устье реки от океана. «Доан» специализировался на штучных конфетах в пору, когда такие конфеты существовали. Теперь главная фишка – Варгас, цыпленок, клюющий леденцы. То есть это игрушечный, побитый молью цыпленок с настоящими перьями. Его патологическая страсть к древним леденцам активируется с помощью двадцатипятицентовика. Почему-то туристам он нравится, равно как и мягкое мороженое от «Доана», тянучки и прекрасный вид на маяк.
Нэн роется в сумочке:
– Саманта, у меня было двадцать долларов, а сейчас ничего! Убью Тима!
– Не беспокойся, – говорю я, доставая из кармана несколько купюр.
– Я верну, – обещает Нэн, забирая деньги.
– Без проблем, Нэнни. Так ты мороженого хочешь?
– Да, в конечном итоге. Знаешь, вчера вечером Дэниэл возил меня в Нью-Хейвен кино посмотреть. По-моему, нам было здорово, а сегодня он прислал мне одну-единственную эсэмэску: «Я тя лю». Даже не написал как следует. По-твоему, в чем дело?
Для меня Дэниэл непостижим. Он из тех умников, рядом с которыми чувствуешь себя тупой.
– Может, он спешил?
– Со мной? Разве в отношениях с девушкой спешат?
Нэн складывает в пакет баррели корневого пива, мармеладных мишек, шарики солодового мороженого, залитого шоколадом. В общем, затаривается быстрыми углеводами в лечебных целях.
Как ответить, я не знаю и в итоге, не глядя на подругу, выдаю то, о чем давно думаю:
– По-моему, с Дэниэлом ты вечно на нервах. Это как, нормально?
Нэн внимательно наблюдает за Варгасом, у которого явно приступ эпилепсии. Он уже не клюет леденцы, а судорожно качается туда-сюда.
– Откуда мне знать? – наконец отвечает подруга. – Дэниэл – мой первый бойфренд. У тебя были Чарли и Майкл, еще Тейлор Оливиера в восьмом классе.
– Тейлор не в счет. Мы целовались один раз.
– А он всем болтает, что у вас было по полной программе, – заявляет Нэн, словно это доказывает ее правоту.
– Конечно же я и забыла. Вот так принц! Любовь моей жизни, разумеется. Как вы в кино-то сходили?
Конвульсии Варгаса замедляются, потом раз – и прекращаются.
– В кино? – Нэн словно не понимает, о чем речь. – Ах да, посмотрели «Печаль и жалость». [6] Нет, мне понравилось, трехчасовой черно-белый фильм про нацистов, а вот потом мы отправились в кофейню с аспирантами Йеля. Дэниэл вдруг стал таким манерным и давай ронять словечки вроде «тавтологический» и «подтекст».
Я смеюсь. Нэн привлекали именно мозги Дэниэла, но его высокопарность уже стала притчей во языцех.