Любители тел (сборник)
Кто бы ни был этот убийца, у него было достаточно времени, чтобы скрыться. Она лежала здесь добрые сутки.
Позади меня взвыли сирены, и яркие щупальца прожекторов полицейских машин дугой рассеяли тьму кругом и нащупали меня. Чей-то голос прорычал, чтобы я стоял смирно, и с полдюжины смутно видневшихся человеческих фигур стали приближаться ко мне через развалины. Пат подошел ко мне вторым и приказал сержанту в полицейской форме, направившему на меня свой 38-й, убрать его. Я отошел назад и стал наблюдать за работой полицейской группы.
Медицинский эксперт вскоре уехал. Служители морга отправили тело на вскрытие, репортеры и фотографы заполнили площадку, и вспышки их ламп мерцали в потоках света прожекторов полицейских машин. Ребенка отправили в больницу. Пат отдал последние распоряжения и кивком головы пригласил меня пройти к машине.
Неподалеку находилась ночная закусочная. Мы заняли свободный столик в заднем углу и заказали кофе. Пат сказал:
– Ну, Майк, давай разберемся.
– Предоставляю это занятие тебе.
– Дружище, не нравятся мне эти совпадения. Мне уже приходилось видеть тебя замешанным в убийстве.
Я пожал плечами и отхлебнул кофе.
– Я не покрываю клиента. Весь день я выяснял кое-что, связанное с несчастным случаем для Краусс-Тильмана из “Кейнхарт-Билдинг”. Это в пяти кварталах отсюда к северу от того места, где я нашел ребенка.
– Я знаю это место.
– Можешь проверить.
– Я бы проверил, черт возьми, если бы не знал тебя. Но только не суйся в это дело.
– А зачем мне это?
– Ты любишь совать повсюду свой длинный нос. Ты сам сказал мне это за обедом вчера вечером. Я был бы чертовски счастлив, если бы ты женился на Вельде, и она тебя бы немного попридержала.
– Большое спасибо, – ухмыльнулся я.
Мы с Патом дружны уже много лет. Я слишком хорошо знаю его. Он всегда умеет разговаривать, не тратя лишних слов. Он очень мало изменился с тех пор, как мы впервые встретились с ним: он напоминал представителя торговой фирмы безделушек гораздо больше, чем копа. До тех пор пока не посмотришь ему в глаза. Тогда вы заметите эту странную черту, которая характерна для всех профессиональных копов, – они видели так много насилия и убийств, так упорно боролись против этого, что выражение их глаз наводит на мысль о том, что они наблюдали всю историю человечества – прошлую, настоящую и будущую.
– Что у тебя на уме, Пат? – спросил я.
Он тоже хорошо меня знал. Я был того же поля ягода, что и он. Области нашей деятельности были различными, но тем не менее они были связаны между собой. Нам приходилось слишком часто бывать рядом, и не над одним трупом мы стояли вместе. Поэтому он не мог не понять, что я хотел сказать.
– Дело в той штуке, которая на ней надета, – сказал он.
– При чем здесь штука?
– Помнишь ту блондинку, которую мы выловили из воды в прошлом месяце… школьную учительницу из Небраски?
– Очень смутно. Читал в газетах. Ну, и что с ней?
– На ней было такое же сногсшибательное неглиже, как и на этой, только черное.
Я молчал, и он посмотрел на меня поверх кофейной чашки.
– Этот случай был зарегистрирован как самоубийство, но у моего теперешнего медэксперта любопытное хобби: он коллекционирует убийства, вызванные химическими отравлениями. Он считает, что ее отравили.
– Он считает? Разве он не производил вскрытия?
– Конечно, производил. Но она находилась в воде целую неделю, и ему не удалось найти никаких определенных следов чего-либо такого, что могло вызвать смерть.
– Тогда что же навело его на эту мысль?
– Характерная деформация десен, которая является признаком отравления. Но он не смог определить это с уверенностью, потому что тело слишком долго находилось в воде, загрязненной отходами завода химической переработки, расположенного неподалеку от места, где был выловлен труп. Он хотел провести несколько исчерпывающих анализов, но возможность установления чего-либо была очень сомнительной, а улики такими расплывчатыми, что нам пришлось передать тело родителям девушки, а они его кремировали.
– У тебя есть еще какая-нибудь информация? – сказал я ему.
– Если медэксперт прав, то тут есть и еще что-то. Он считает, что это был очень медленно действующий яд, который вызывает очень мучительную смерть. Им пользуются некоторые племена дикарей в Южной Америке, чтобы наказывать тех своих соплеменников, которые совершили какой-либо проступок, нарушающий их табу.
– Пытка?
– Именно. – Он поколебался минуту, потом добавил: – Ладно, пусть так и будет. Сам знаешь, как газеты смакуют любое дело, с которым ты связан. Сегодня для них урожайный день. Ты всегда задаешь им работенку.
– Ты беспокоишься из-за нового начальства?
– Братишка! – взорвался Пат. – Ты отлично знаешь, как связаны наши руки политикой и постоянной снисходительностью суда. Работать в наших условиях все равно что идти к минному полю без миноискателя.
Я бросил монетку на стол и потянулся за шляпой.
– Не беспокойся обо мне, – сказал я. – И дай мне знать, если что-нибудь прояснится.
Пат кивнул.
– Конечно.
* * *
Утро вставало над Нью-Йорком серое, сырое, пропитанное речным туманом, в котором, казалось, тонули сажа и пыль – эти выделения легких огромного города. На улицах уже появились первые прохожие, и вскоре весь город кипел, как муравейник. Никто, казалось, не обращал внимания на городской шум, в котором равно тонули звуки горя и радости. Все жило и двигалось по привычке, по избитым колеям, и никому, казалось, не выбраться из этой ловушки, которую он сам себе создал. Иногда я задумывался, кто здесь хозяин, а кто паразит.
Я смотрел вниз из окна своего бюро и видел всего лишь спящее животное, кишащее клещами, на которых оно не обращает внимания, пока не почувствует слишком уж сильного укуса. И только тогда это животное пробуждается, чтобы схватить возмутителя спокойствия.
Позади меня открылась дверь, и я почувствовал слабый, щекочущий запах духов “Черный шелк”, который донес мне сквознячок из холла. Я обернулся и сказал:
– Привет, киска!
Вельда бросила на меня интимный взгляд, означающий, что между нами все остается по-прежнему, и швырнула на стол утреннюю почту. Она всегда удивляла меня. Моя замечательная девушка, моя замечательная красавица, моя пышная куколка. Роскошные золотистые волосы были рассыпаны по плечам. Одежда не могла скрыть ее тела, потому что она была сама женственность. Широкие плечи, твердые высокие груди, впалый мускулистый живот и красивейшие ноги танцовщицы, которые, казалось, двигались в такт неслышной музыке. Правда, она была еще и опасна. Сшитый у портного костюм, который она носила под пальто, скрывал под собой бескурковый браунинг, а в кармане у нее было удостоверение того же агентства, что и у меня.
“Как же она хороша! – подумал я. – И какой я все-таки слюнтяй! Мы не должны были так долго тянуть с женитьбой. Я ведь уже узнал ее. Эти страстные губы уже впивались в мой рот, и я тонул в ее глубоких карих глазах. Она была готова продолжать эту игру до тех пор, пока мне это не надоест”.
– Газеты видел? – спросила она.
– Нет еще.
– Ты неплохо справился. Тебя просто нельзя оставлять одного ни на минуту.
Я взял первую попавшуюся газету и развернул ее. Там я был, как обычно, на первой странице. Полиция не разрешила публиковать подробности, но все равно писанины бы хватило на целый разворот. Вся история была рассказана в общих чертах: как я услышал плач ребенка и нашел труп женщины, но ничего не упоминалось о том, что было причиной ее смерти. В основном расписывали, как ребенок играл на строительной площадке и случайно наткнулся на труп, когда взглянул под бетонную плиту. До сих пор тело женщины не было опознано, не нашлось и лиц, просивших о выдаче тела. Но всячески обыгрывалось мое случайное появление на сцене, и некоторые подробности моей биографии излагались для сведения широкой публике.
Автора статьи я, должно быть, когда-то здорово зацепил, потому что в ней были прямые намеки в мой адрес. По мнению писаки, о случайности не могло быть и речи, если в дело оказался замешан я.