Ботинки, полные горячей водкой (сборник)
Вечером мы опять поругались с женой.
Пацанский рассказ
Братик пришёл из тюрьмы и взялся за ум.
– Мама, – говорит, – я взялся за ум. Дай пять тысяч рублей.
Мать перекрестилась и выдала деньги, с терпкой надеждой глядя братику в глаза.
Братика звали Валёк, а друг его был Рубчик.
Рубчику от папаши достался гараж. Дождавшись моего братика из тюрьмы, Рубчик предложил ему завязать с прошлым, устроить в гараже автомастерскую, тем и питаться.
Братик, в отличие от меня, умел делать руками всё. Правда, последние семь лет он использовал руки для того, чтобы взламывать двери и готовить наркоту. Но предложение Рубчика ему понравилось, и парни стали думать, с чего начать. Решили купить убитое авто и сделать из него достойный тихоход.
Авто обнаружилось в нашей недалёкой деревне – всеми боками пострадавшая белая «копейка», в грязных внутренностях которой отсутствовала половина тяжёлых железных деталей. При этом «копейка» ещё умела передвигаться, но уже не умела тормозить. Педаль тормоза болталась, как сандалия на ноге алкоголика.
Рычаг скоростей работал, но был удивительным способом обломан прямо посередине, отныне представляя собой острый штырь.
Братик рассмотрел машину, открыл капот, присвистнул и спросил у хозяина, сколько он хочет за свою красавицу.
– Десять, – сдавленно сказал хозяин, молодой парень с редкими волосами и частыми родинками на припухшем белом лице.
– Подумай ещё несколько секунд и скажи что-нибудь другое, – попросил брат.
– Девять, – сказал хозяин.
– Не, мы так долго будем разговаривать. Короче, пять, и завтра деньги.
Хозяин кивнул припухшим белым лицом и спросил шёпотом, даже не раскрыв, а как бы надув глаза:
– На дело машину берёте? Кинете её, поди, сразу.
Вид у небритого братика располагал к такому ходу мыслей. Братик засмеялся, подмигнул пухлому хозяину и пошлёпал.
Дома сразу отправился к мамке за деньгами. У Рубчика тоже мамка была, но денег у неё не водилось никогда.
Мамка отдала деньги и долго вздыхала потом на кухне.
– Поехали в деревню за машиной? – позвал братик меня. – Проветримся.
Пока братик сидел свои шесть лет, которые ему скостили ровно вполовину за хорошее поведение и мамкины дары, Рубчик прикупил себе крохотную машинку иностранного производства. Ездила она резво, к тому же была полноприводной. Мы уселись в неё и закурили все трое сразу. Машина набрала скорость, и салон выветрило.
У Рубчика было приподнятое настроение, с пацанским изяществом он переключал скорости и цепко вертел «баранку».
На улице стоял вялый, словно похмельный, еле тёплый август. Девушки спешили погреться на солнышке последней в этом году наготой.
Рубчик очень любил женщин, мы это знали.
– Пасите, какая тварь! – кричал он восхищённо и нежно, крутя головой. – Гляньте, как она идёт! – Оставив без внимания дорогу, Рубчик повернул голову, насколько позволяли шейные позвонки.
– Смотри вперёд, достал уже! – ругался братик.
– Ладно, не ссы, – весело отругивался Рубчик и спустя секунду вновь счастливо вопил: – Валёк, я тормозну! Ты смотри, они готовы уже. Я тебе клянусь, они дадут прямо в машине, только в парк заедем!
Рубчик уже мигал поворотником, намереваясь припарковаться на автобусной остановке, где сияли глупыми глазами две разукрашенные школьницы.
– Рубило, ты сдурел, что ли? – злобился братик, хотя я-то знал, что внутренне он очень потешается.
Рубчик переключал поворотник, мы снова выворачивали на свою полосу, девочки печально смотрели нам вслед.
– Нахер тебе нужны эти ссыкухи? – продолжал хрипло шуметь братик. – Мы тачку будем покупать или что?
– Всё, еду, еду, хорош орать, – отругивался Рубчик, всё ещё косясь в зеркало заднего вида и по этой причине едва не въехав в зад иномарки, резко ставшей на мигающем жёлтом. Рубчик быстро сообразил, что делать, вылетел на встречную полосу, обогнул, жутко матерясь, иномарку и полетел дальше.
– На мигающий встал, даун! – орал Рубчик. – Он что, светофора никогда не видел?
Происшествие его немного отвлекло, и минуту он сосредоточенно курил. Братик включил радио и быстро нашёл «Владимирский централ» или что-то подобное, только хуже.
До деревни было километров тридцать по трассе. В отсутствии девушек Рубчик разглядывал машины, одновременно беззлобно ругая всех, кто попадался нам на пути.
– Куда тащишься, дымоход! – материл он фуру. – Пасите, как едет! Тридцать кэмэ, не больше! Это куда он так доберётся? Путёвку на полгода ему выписывают, прикинь, Валёк? Как вокруг света. «Я в Рязань еду, прощай, жена, свидимся не скоро», – изобразил Рубчик водителя фуры.
– А ты куда пылишь, телега? – Здесь он выруливал за двойную сплошную и оставлял позади машину российского производства, не забыв иронично взглянуть на водителя.
Впрочем, тех, кто обгонял его, Рубчик не материл и печально смотрел вслед: это были очень дорогие машины.
– Пасите, плечевые! – зачарованно сказал Рубчик: на обочине, будто равнодушные ко всему, стояли две девушки, юбочки – в полторы октавы, если мерить пальцами на пианино.
– Ага, давай, спустим пять штук, – сказал братик.
– Я бы спустил, – грустно и, кажется, не о том ответил Рубчик. Он сбросил скорость и метров пятьдесят двигался медленно, склонив потяжелевшую голову, глядя на плечевых восхищёнными глазами, разве что не облизываясь.
– Валёк, может, покалякаем с ними? – попросил он голосом, лишённым всякой надежды.
– В другой раз, Рубчик, – отозвался братик. – Дави уже на педаль, так и будешь на нейтралке до самой деревни катиться?
Раздосадованный Рубчик двинул рычагом, дал по газам и вскоре разогнался под сто пятьдесят.
Мы пролетели поворот на просёлочную, сдали задом по обочине и покатили по колдобинам в деревню.
– Ага, мы почти уже дома… Сюда, Рубчик, налево, – показывал братик.
Рубчик озадаченно разглядывал окрестности. Деревня кривилась заборами, цвела лопухами, размахивала вывешенным на верёвки бельём.
– А что, тут тёлок нет совсем? – спросил Рубчик.
– Порезали всех, – ответил братик.
– В смысле?
– На зиму коров оставляют, тёлок режут по осени, продают.
– Да пошёл ты.
– Тормози, приехали. Вон стоит наша красотка. Запомни, Рубчик, эту минуту. Так начинался большой бизнес, сделавший нас самыми богатыми людьми в городе.
Белолобый, в обильных родинках продавец для такого важного случая принарядился и вышел из дома в пиджаке, который, видимо, надевал последний раз на выпускном. На ногах, впрочем, были калоши.
Братик воззрился на продавца иронично и глазами перебегал с одной родинки на другую, словно пересчитывая их. Казалось, что от волнения у продавца появилось на лице несколько новых родинок.
– Эко тебя… вызвездило, – сказал братик.
– А? – сказал продавец.
– Считай, – сказал братик и передал деньги.
Рубчик в это время мечтательно обходил «копейку», и было видно, что с каждым кругом она нравится ему всё больше.
Поглаживая её ладонью по капоту и постукивая носком ботинка по колёсам, Рубчик улыбался.
Продавец всё время путался в пересчёте денег и переступал с ноги на ногу, торопливо мусоля купюры. Потом убрал их в карман.
– Чего ты убрал? – спросил братик. – Всё правильно?
– Всё правильно, – быстро ответил продавец. И добавил: – Дома пересчитаю.
Он смотрел куда-то поверх братика и делал странные движения лицом, отчего казалось, что родинки на его лбу и щеках перебегают с места на место.
Братик обернулся. Ко двору шли несколько парней, числом пять, нарочито неспешных и старательно настраивающих себя на суровый лад.
Рубчик по-прежнему улыбался и выглядел так, словно рад был грядущему знакомству, хотя мне казалось, что для веселья нет ни одной причины.
Подходящие начали подавать голоса ещё издалека. Всевозможными междометиями они приветствовали продавца «копейки», но тот не отзывался.