Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями
Он, однако, есть. И на серьезную часть моего поколения добродушная, беззлобная интонация Сергея Георгиевича, помноженная на, как правило, труднооспоримую логику и неопровержимые факты, оказала оглушительное воздействие.
Появление Сергея Кара-Мурзы в качестве социального философа для меня было натуральной душевной радостью, я к нему испытывал чувства сродни сыновьим – наконец пришел человек, который успокоил многих из нас, уже буквально загнанных в угол либеральной риторикой о вредоносности истории моей Родины.
Но так получилось, что в демократической России голоса людей, подобных Сергею Георгиевичу, долгое время не были слышны вообще. Газеты с миллионными тиражами и телевидение с миллионными аудиториями спорили с Сергеем Кара-Мурзой заочно, ему слова не предоставляя, а только подавая историю «советской цивилизации» и картину «демократических преобразований» в удобном для себя (и единственно возможном, по мнению либералов) свете.
Вот и получилось то, что получилось.
Нынешняя власть и конкретный Владимир Путин – продукт вовсе не «советской цивилизации», а плоть от плоти дитя новейшего российского либерализма – с его врожденным цинизмом, тайной беспринципностью, склонностью к вранью, непрестанному передергиванью и тотальным нежеланием диалога.
Справедливости ради заметим, что такой же «Потерянный разум» можно написать и о «красно-коричневых» патриотах и даже у самого Кара-Мурзы подыскать подходящие цитаты, чтоб в свою очередь усомниться и в его здравомыслии.
Но, чтоб это случилось, нам все равно придется обучиться навыкам общения и минимального взаимопонимания. А пока либералы пишут для тех, кто хочет утвердиться в либеральной картине мира, ну а «патриоты» – для своих, вроде меня.
Впрочем, что-то мне подсказывает, что для обычного, «рядового», не замутненного ничьей пропагандой русского человека голос Сергея Кара-Мурзы прозвучит куда убедительнее, а доводы – весомей. И либералы, думаю я, втайне сами об этом догадываются.
Догадываетесь, догадываетесь.
Константин Крылов
Русские вопреки Путину
(М. : Алгоритм, 2012)
Публицистическая ипостась в случае Крылова (сейчас, кстати, есть смысл писать «подсудимого Крылова») главная, хотя не единственная. Есть еще иронический поэт Юдик Шерман и писатель-фантаст Михаил Харитонов – под этими псевдонимами тоже скрывается Крылов. С одной стороны, наличие нескольких масок может навести на суждения о «растроенности» одной персоны – но здесь случай как раз обратный. Это именно что ипостаси одного человека, или его, в самом широком смысле, забавы; однако основное и главное занятие Крылова – это осмысление нынешнего состояния нации и вариантов ее будущего.
Собственно, он скорее не публицист, а философ, пытающийся понять событие не только в социальном или экономическом контексте, но и в том разрезе, когда уместно говорить о метафизике и онтологии.
Для либеральной публики Крылов фигура не самая удобная, потому что само его присутствие в «правом» движении усложняет восприятие националистов как стада мракобесов и дегенератов. Нравится Крылов, не нравится – дело десятое, но признать по трезвому размышлению придется, что мы имеем дело с мыслителем – с которым, как тут намедни высказался Дмитрий Быков, «можно и должно спорить». Я бы к этим «можно и должно» добавил бы еще «сложно».
Притом что к чистопородным «правым» мне себя отнести трудно, и я никогда не пытался в их среде быть своим; впрочем, и чужим себя там тоже не ощущал. С этими кругами у меня есть, что называется, стилистические разногласия, иногда довольно жесткие.
Но в случае Крылова как раз со стилистикой все замечательно.
Это человек с европейским словарем, свободно ориентирующийся в мировой философской мысли и вообще помнящий те, небесполезные для человечества книги, которые в нашей памяти представлены только названиями и авторами (кто не знает старину Аристотеля? кто не помнит товарища Гегеля?).
Само понятие «русского», «национального» было едва ли не главным в русской философии (досоветского, естественно, периода) – и ее осмысленная маргинализация в современном общественном сознании, мягко говоря, непростительна, а грубо говоря, характеризует наше либеральное варварство.
Мы уже уяснили, что «левая» идея – это, естественно, отнять и поделить, и прочий Шариков, что до «правой» идеи… Я тут ездил в Лондон, читал лекцию, а проще сказать, вел разговор о национализме – публика была, казалось бы, вполне благопристойная, состоящая процентов на девяносто из бывших российских граждан, проживающих в Англии, но через полчаса с последнего ряда меня прервала милая дама, – хватит, мол, рассказывать про славянофилов и либерал-националистов начала XX века – вы нам проще объясните, кого будете резать, а кого оставите в живых.
Ее тут же поддержала подруга, сидящая рядом: «Никакой нормальный человек “националистом” себя не назовет».
Вот это и есть либеральное варварство, потому что при таком раскладе добрую половину русского культурного наследия мы сдадим в утиль.
Хотя разница меж ханжеством либеральным и националистическим все-таки есть.
Рядовой либерал более чем уверен, что он не варвар – а нормальный и даже сложный субъект, даром, что на месте сложности у него ничего, кроме снобизма, не растет. Зато рядовой националист именно что рад своему варварству и несет его с гордостью, и во всяком своем утверждении желает упроститься до амебного почти состояния.
То есть на вопрос глупого либерала «кого вы будете резать?» – он с удовольствием ответит: «Вот тебя и зарежу сейчас, гнида».
Другого выхода из этого состояния, как читать книжки, еще не придумано – хоть для левых, хоть для правых, хоть для либералов. Еще лучше читать не только те книжки, которые помогают тебе утвердиться в собственном мнении, но еще и те, что вступают с ним в неразрешимые противоречия.
Ну и, естественно, предоставлять возможности циркуляции этих идей – тогда, глядишь, и рядовой националист приобретет более цивилизованные черты, и в рядовом либерале появятся некоторые признаки реального либерализма вместо воинствующего сектантства.
Крылов для данных целей отлично подходит.
Для начала, как нынче выражаются, с ним можно договориться. В самом широком смысле: договориться до какого-нибудь общего знаменателя – язык-то, повторяю, все равно один – наследие европейского просвещения!
Недаром, в конце концов, Крылов работал в газете «Консерватор» с Лейбманом и Ольшанским, и Крылову же фактически передал ресурс «АПН» Станислав Белковский.
Потом, он действительно весомая и влиятельная фигура: более чем заслуженное шестое место в списке самых влиятельных интеллектуалов России (был такой массовый опрос в Сети пару лет назад) тому одно из доказательств.
То есть оппонент налицо, давайте или спорить или соглашаться.
Так как большинство либеральной общественности читать его книжки все равно не станет, я тут вкратце не то чтоб перескажу, а немного поцитирую Крылова. Это не так уж страшно, поверьте на слово. Тем более что хоть это и публицистика, сам я иногда читаю его печальные заметки будто бы предо мною стихи. Порой даже наизусть хочется заучить.
Вот про власть.
«…не надо про стабильность и столыпинские двадцать спокойных лет. Вам спокойствие нужно не для нас, а для себя. И не по формуле – “и тогда вы не узнаете Россию”, – а по другой – “дайте нам двадцать лет, а там хоть трава не расти”. Или еще точнее – “или шах умрет, или осел”. Или Россия, или русский народ, кто-нибудь да сдохнет».
Стихи ведь!
И потом, разве Крылов не прав?
Вот еще одно наблюдение, под которым любой носитель активного либерального сознания, пожалуй, подпишется.
«Провокаций» россиянин боится… это его любимое слово. Поэтому он, кстати, обожает обвинять всяких оппозиционеров не только в продажности Вашингтону и Пекину, но и в работе на ФСБ: ему ведь понятно, что человек, который не ссыт страшной власти, сам работает на нее, иначе почему он не боится? И цель его – заманить, завлечь невинного обывателя «под репрессии». «Это начальство нас проверяет», – думает россиянин и поджимает дрожащий хвостишко, «ну да я умный, я не поддамся». «Не поддаваться на провокации» – за этим занятием он и проводит жизнь, тихо попискивая: «Как же мы плохо живем».