Битва колдуньи. Сага о мечах

– Он хорошо поохотился и не тронет нас.
– Поедемте скорее в ельник! Вдруг ему покажется мало?
– Да, поедем в ельник! – решил Асольв.
Ему было холодно – от фигуры великана веяло стылым ветром древней инеистой крови, иного мира, темного и загадочного.
Свальнир был уже далеко, его голова едва виднелась меж еловых вершин на дальнем гребне. Асольв тронул коня, как вдруг великан обернулся. Может, ветер переменился, а может, потомок Имира учуял устремленные ему в спину человеческие взгляды. И Асольв застыл, как будто под взглядом великана сам превратился в холодный камень. Таинственный темный мир инеистого племени захватил людей в ледяные сети, сковал невидимой колдовской цепью, никто не мог пошевелиться. Мгновения повисли, как замороженные.
Великан отвернулся и пошел своей дорогой. И люди почти сразу перестали его видеть, потеряли среди выступов скал. Путники перевели дух и без промедления погнали коней дальше. К счастью, им было не по дороге с великаном.
– Ничего бы он нам не сделал! – бормотал Гисли, все еще дрожа и ощущая на себе каменный взгляд великана. – У нас ведь железо! Вся нечисть боится железа.
– Скажешь тоже! – возразил другой раб, Хьёрт. – А руда-то наша из чего? Это застывшая кровь великанов! Станет он своей же крови бояться!
– А вот и станет! Вот ты как кровь увидишь, сразу глаза закатываешь и по стенке сползаешь, тебя не допросишься курицу зарезать!
– Много понимаете вы оба! Руда – это кровь драконов, а не великанов!
Разгорелся вечный спор, Асольв не вмешивался, потому что толком ничего не знал, а пережевывать домыслы не считал нужным. Никто не мог сказать, чего боится Свальнир, зато его боялись все. Последний из могучего и некогда многочисленного племени камней, он сумел выжить и приспособиться к новому миру, в котором для великанов почти не осталось места. Изредка, если ему не везло на охоте, он уносил скотину с дальних пастбищ, а жители ближайших к Великаньей долине усадеб распускали слухи, что у соседей иногда пропадают люди.
«Кто его знает?» – хмуро думал Асольв, скрывшись наконец в спасительной тени ельника и от дождя, и от страшных глаз. Может, и правда великан ест людей. Про инеистое племя ничего нельзя знать наверняка. И любой умный человек поймет – от него лучше держаться подальше.
Ингвиль поднялась на самом рассвете, сразу, как только в утренней тишине раздался скрип ворот, – рабыни отправились к стаду на пастбище за молоком. Оставшиеся в покое женщины еще спали, и только один человек украдкой следил, как Ингвиль выбирается с лежанки и торопливо одевается, – Хёрдис, притворяясь спящей, не пропустила ни единого движения сестры. Вот Ингвиль застегнула на груди круглые серебряные застежки, взялась за цепочку, и Хёрдис затаила дыхание. Среди амулетов висело, как и полагалось, огниво Синн-Ур-Берге. Железное колечко, которым оно крепилось к цепочке, было разомкнуто и держалось чуть-чуть. Ведь цепи и украшения всю ночь лежали на ларе, и ничто не мешало Хёрдис к ним подобраться во тьме. Если Ингвиль сейчас заметит… Но она ничего не заметила. Бессознательно, по привычке коснувшись огнива, Ингвиль схватила гребень и скользнула вон из девичьей.
Едва за ней закрылась дверь, как Хёрдис тоже вскочила. Одеваться ей было недолго, а умыванием и расчесыванием волос она себя и вовсе не стала утруждать. Неслышно проскочив мимо Ингвиль, которая умывалась в углу, Хёрдис выбежала из дома и, будто тролль, спряталась в россыпи больших камней за воротами.
Очень скоро показалась Ингвиль. Она шла быстрым шагом и не оглядывалась; неслышно, как тень, Хёрдис кралась за ней. Впрочем, она могла бы не скрываться и даже топать, как стадо коров, – Ингвиль все равно бы ничего не услышала, ибо мысли ее были заняты чем-то совсем другим и ей не приходило в голову опасаться слежки. Из осторожности Хёрдис следовала за ней в некотором отдалении, держась ближе к деревьям и крупным камням. Она не боялась потерять сестру из виду: тропинка к берегу моря и Фьялльской отмели всего одна, а Ингвиль не из тех, кто бросает натоптанные тропы.
Сбоку зашумело море, впереди на тропе мелькнуло черное пятно младшего смотрельного камня. Возле камня стоял человек – так и есть, Хродмар Метатель Ножа, кому же еще здесь быть? Хёрдис спряталась за дерево, а Хродмар быстро шагнул навстречу Ингвиль. Она подбежала к нему, Хродмар взял ее руки в свои. Хёрдис поднесла ко рту кулак и вцепилась в него зубами, чтобы не фыркнуть. Да уж, сестра Ингвиль выбрала себе сердечного друга! Красивее теперь не найдешь во всем Морском Пути!
Ингвиль и Хродмар пошли дальше по тропе между морем и ельником. Хёрдис еще немного постояла за елью. Сердце ее учащенно билось: Хродмар сейчас представлял для нее смертельную опасность. Если он в ту первую встречу чуть не убил ее за несколько невежливых слов, то теперь, когда ее проклятье едва не сгубило и непоправимо изуродовало его самого, он уж точно не отпустит ее живой. Но чувство опасности будоражило и даже веселило Хёрдис.
Она осторожно выглянула из-за ели: эти двое удалялись, держась за руки и тесно прижимаясь друг к другу, как будто шли по тропинке не шире лезвия ножа. Теперь они не заметят даже целую дружину при всем оружии, распевающую боевые песни, так что можно особенно и не скрываться. Плохо только то, что Хёрдис не знала точно, в каком направлении они пойдут, – они ведь и сами, как видно, этого не знали. А ей нужно было смотреть на Ингвиль не сзади, а спереди, чтобы видеть огниво у нее на груди.
Слева от тропы, в противоположной стороне от моря, открылась узкая и длинная долина – Копейная, как ее называли. Она упиралась в редкий ельник, где стайки деревьев перемежались моховыми полянками и крошечными озерцами. По берегам их и на дне под прозрачной водой виднелись округлые серые валуны, похожие на дремлющих чудовищ. Хёрдис обрадовалась – теперь она знала, куда идут эти двое. Озерная долина – хорошее место, укрытое со всех сторон, и просто так никто туда не забредет. Это удобно для самых разных дел…
Не показываясь из ельника, Хёрдис во весь дух бросилась бежать вдоль Копейной долины, обгоняя медленно идущих Ингвиль и Хродмара. Первой достигнув Озерной долины, она спряталась за большой серый валун, над которым нависли косматые лапы кривой ели. Это было отличное укрытие, и Хёрдис безбоязненно приподняла голову над камнем. Волосы она накинула на лицо и смотрела сквозь них, как настоящая троллиха. Да разве она не троллиха – она, живущая среди людей, но по своим собственным законам, внешне похожая на них, но в душе близкая только самой себе?
Ингвиль и Хродмар сели на ствол упавшей ели шагах в десяти от ее укрытия. Хёрдис отлично их видела. Хродмар держал руку Ингвиль и что-то тихо говорил ей; вид у сестры был такой серьезный и сосредоточенный, как будто они обсуждали очень мудреные вещи. Взгляд у Ингвиль был чуть-чуть отрешенный, казалось, она прислушивается к чему-то глубоко внутри себя. Нельзя сказать, чтобы эти двое выглядели очень уж счастливыми, но зоркие глаза Хёрдис видели облако силы, окружавшее их и делавшее единым существом. И зависть больно куснула ее в сердце; никто не объяснял ей значение руны Гебо, творившей сейчас над ними свою вечную ворожбу, но она и сама чувствовала дыхание этой руны, сливающей два в одно и придающей им силу трех. И эта зависть была больнее всего, потому что счастье нельзя украсть или отнять.
Но тут же, сердито тряхнув головой, Хёрдис сосредоточилась на деле. Огниво висело на груди Ингвиль. Вот оно, темная полоска железа, изогнутая в сплющенное кольцо, хорошо заметное среди серебряных подвесок и амулетов. Оно притягивало, звало ее, Хёрдис, неслышным для других, но очень громким голосом. Оно не хотело оставаться с Ингвиль, для которой весь мир теперь состоял только из ее рябого приятеля, оно хотело принадлежать Хёрдис не меньше, чем она хотела обладать им. Она раскроет его силы по-настоящему, выведет из тоскливого прозябания, на которое огниво обречено в добродетельных руках Ингвиль!