Лесная невеста. Проклятие Дивины
Да, у смолян не осталось другого выхода. Но завели княжество в чащобу они все вместе, почему же должна расплачиваться одна Избрана? Почему ее, дочь князя Велебора, нужно силой отдать тому, за кого она по доброй воле никогда бы не пошла? Хорошая она княгиня или плохая, но этим решением дружина не прибавила себе чести. А Красовит задумывался о своей чести гораздо больше, чем это можно было предположить по его грубоватому лицу.
– Послушай меня, – наконец решившись, твердо сказал он и поглядел в лицо Избране. И в его глазах она увидела отражение такой серьезной мысли, что только кивнула в знак согласия. – Ты не шуми, а подумай, – продолжал Красовит. – Отец мой уехал не просто так. Хочет он со Столпомером помириться. А чтобы помириться, надумали тебя ему в жены отдать. Если Столпомер согласится, то сам за тобой сюда приедет. Нравится тебе это?
Избрана смотрела на него огромными от изумления глазами. Новость потрясла ее настолько, что поначалу она даже не нашла слов. В ней вскипело возмущение, гнев на всех этих людей, которые хотят сделать ее жертвой. Ее, княгиню, отдать, как бессловесную холопку… Если бы Столпомер взял ее в плен… А то сами, свои же… Даже после всех бед это не укладывалось в голове.
Задыхаясь, Избрана встала и шагнула к Красовиту. Он порывисто вскочил, словно хотел защититься. Голова его сразу оказалась много выше головы Избраны, и эта внезапно выросшая преграда пресекла ее порыв. А потом она сама постаралась взять себя в руки. Красовит смотрел на нее не с торжеством, а с досадой. «Как же ты не понимаешь?» – словно кричал его взгляд. И Избрана осознала: он пришел вовсе не для того, чтобы унизить и осмеять ее, а чтобы ей помочь.
Как волна от камня, Избрана подалась назад и снова села. Сердце ее громко билось, дышать было трудно. Красовит смотрел в ее побледневшее лицо и замечал все то, чего не замечал прежде: как она похудела, осунулась. Незаметно для нее самой прежняя величавая надменность сменилась выражением болезненной тревоги и тоски, она даже стала казаться старше, и девичья коса женщины на третьем десятке уже выглядела нелепой. Теперь Избране приходится делать усилие, чтобы взглянуть кому-то в глаза, ее пальцы все время теребят то край одежды, то кончик косы, а плечи передергиваются, как от резкого звука. Она старается держаться, но в ней что-то надломилось, и ей больше не по силам выносить все это – и власть, и войну, и поражение.
– Послушай, – снова начал Красовит. Избрана не поднимала глаз, но он знал, что она его слушает. – Время еще есть. Хочешь уйти – я тебе помогу.
– Уйти? – Избрана метнула на него негодующий взгляд, но ничего не добавила. Он ведь прав: у нее нет возможности сопротивляться, и остается одно – бежать.
– Да. С твоими варягами. Ты твоему Хедину веришь?
Избрана кивнула и с новым приливом негодования вспомнила, как презирали варягов смолянские кмети. Дескать, крутолобые, за серебро служат! Не варяги, а свои, свои продали ее недругу!
– Я скажу людям, что Хедин решил от нас уйти, – продолжал Красовит. – Его с дружиной выпустят. И ты с ними. Переоденешься – не заметят. Я сам провожу, чтобы не приглядывались. И ступайте куда хотите. Согласна?
– Хедина позови, – коротко ответила Избрана.
В голове все смешалось, она чувствовала себя глубоко несчастной. Вот и опять ее понесло, как лист на ветру, и судьба не дает даже оглядеться. Она потеряла сначала Смолянск, а теперь отрывается от последней опоры.
Красовит покинул избу старейшины и отправился в овин, где сидели десятники Блестан и Пестрец со своими кметями.
– Как там, снег не перестал? – спросил кто-то, увидев входящего со двора.
Вместо ответа Красовит снял поясную сумку, открыл и протянул Пестрецу.
– Сколько добавишь? – спросил он.
– За что? – изумился десятник.
– Я с Хедином сторговался, – ответил Красовит. – Они две гривны просят. Чтобы уйти.
– Куда? Зачем уйти? Куда посылаешь? – посыпались вопросы.
Красовит презрительно хмыкнул:
– Чем думаете-то – голодным брюхом? Что о княгине-то решили – забыли? А она захочет? А варяги ее отдадут? Драки не миновать. А так я Хедина уговорил. Они уходят, княгиня одна остается. Все тихо-мирно. Две гривны надо. У меня полгривны только есть. Давайте, у кого сколько.
– Умно! – одобрил Блестан и бросил в кошель перстень с пальца. – Ну их совсем, крутолобых. А жрут сколько!
– Большой веры им нет. Пусть проваливают! – одобрили кмети и принялись шарить по поясам.
На лицах было презрение: варяги, молчаливо гордившиеся своей верностью, отступились от княгини всего за две гривны. Правда, тоже деньги – четыре коровы можно купить.
Красовит невозмутимо закрыл кошель. Его не считали особенно умным, да и сам он действовал больше по наитию, но оказался совершенно прав. Когда с людей требуют денег, они твердо верят, что взамен получат что-то стоящее. И чем больше денег требуется, тем крепче вера.
Когда стемнело, Красовит прошел к воротам городка и велел дозорным открыть.
– Снег. Ничего, – коротко бросил он Хедину, имея в виду, что к утру никаких следов не сохранится.
– Но как ты здесь останешься? – негромко спросил варяг. – Тебя не будут винить?
– А я что? – Красовит пожал плечами. – Я все хорошо придумал. Дружина одобрила. А считать вас, сколько утопало, – я до стольких считать не умею.
Княгиня Избрана, переодетая в мужское платье и варяжский шлем, спрятав под плащом спущенную по спине косу, шла в середине отряда, подальше от Хедина, чтобы ее не зацепили взгляды, обращенные к вожаку. Якобы улегшись спать, она отослала девчонку и строго приказала до утра не беспокоить. Сейчас она не боялась быть узнанной, и ее даже злило то, что она вынуждена покидать Годомль тайком, как беглая холопка. Бежать от собственной дружины! Нет для князя большего унижения. Избрана не задумывалась пока, куда они пойдут, где и как будут дальше жить, но очень хотела одного – чтобы впредь все стало не так, как было раньше.
Глава вторая
Выезжая из Годомля в непривычной для него должности свата, Секач рассчитывал застать жениха, то есть князя Столпомера, в Подгоричье. Но тот, как оказалось, успел уйти вперед. В городках по Днепру князю дивнинских кривичей без битвы открывали ворота: увидев княжича Зимобора, старейшины не решались сопротивляться, тем более что Избрана увела из городков и весей ополчение, а сама, по слухам, уже была разбита и даже, вроде говорят, попала в плен.
Догнать войско Секачу удалось только в Болотниках, всего в двух переходах от Смолянска. Еще при выходе из леса его дружина наткнулась на дозор. Не дав им приблизиться, полочане послали гонца к городку, и к тому времени как Секач со своими людьми вышел на открытое пространство, перед воротами уже ждала дружина копий в пятьдесят.
Велев кметям оставаться возле леса, Секач один пошел вперед. На руке у него был щит, но меча он не вынимал из ножен, показывая свои мирные намерения. От дивнинской дружины тоже отделился кто-то из воевод, судя по хорошему шлему и кольчуге, и вышел ему навстречу.
– Кто вы такие и чего хотите? – крикнул полочанин.
– Я – Секач, воевода смолянский! – ответил гость, задыхаясь после ходьбы во всем вооружении по глубокому снегу. – С миром пришел… Хочу… говорить с вашим князем… Столпомером… Здесь он?
– Кто тебя прислал?
– От дружины я… И от нарочитых мужей смолянских.
Полочанин немного подумал, потом кивнул:
– Иди за мной.
Дружина Секача осталась на поляне под присмотром полочан, а самого воеводу повели в город. Хорошо знакомый городок, будучи захвачен врагами, казался совсем чужим. Опытным взглядом окинув вооружение многочисленных полочан, Секач еще раз отметил, какое правильное решение было принято.
Его провели в большую избу: здесь тоже были кмети, на лавках сидели воеводы, и хозяйское место было занято. Секач подобрался, пытаясь получше вспомнить Столпомера, виденного когда-то чуть ли не десять лет назад…
