Самолетик на площади (СИ)
Всполошатся слишком многие — и виновные, и невиновные, этих куда больше, и у них есть все основания не доверять ни новой власти, ни новому начальству.
Навстречу ей пойдет другая, пущенная старшим цензором Эстьеном. Он немедля же расскажет своим друзьям, что в первую очередь неприятности грозят тем, кого еще давным-давно внедрил в тайную службу покойный казначей. Этих партия герцога Алларэ и сама бы рада сожрать, да вот разрешения не поступало. А во вторую — тем, кому тоже давно пора поумерить пыл: более деятельным единомышленникам господина Кромера, считающим, что вплоть до переворота в Собране текли в карамельных берегах медовые реки, и не было ни северной резни, ни войны, ни королевских безумств. Два пожара встретятся, и тем, кто окажется в месте их встречи, поможет господин Толди. По пути к двери господин Эстьен едва не спотыкается о странную штуковину на ковре, но в последний момент опускает ногу чуть в стороне. Толди более любопытен, ему и наклониться лишний раз не лень. Он поднимает самолетик, удивленно вертит в руках, потом подкидывает к потолку. Ян-Петер Эйк аплодирует. Мысленно.
Дальше все будет очень скучно, хотя и дел окажется невпроворот. Отделить пугливых зайцев и куропаток от лис и волков, первых — застращать, вторых — допросить и при первой же возможности украсить ими город в качестве очередного доказательства злонамеренности и подлости новой власти. Разумеется, по ложному и дурацкому обвинению. Насладиться тем, как четыре внутренние коалиции королевской тайной службы превращаются в две, и первая сплавлена — вот только что, в ходе совместной работы — из трех: приверженцы герцога Алларэ, трудолюбивые лошадки и немногочисленные сторонники Яна-Петера Эйка персонально, а вторая — ретрограды — в таком меньшинстве, что, пожалуй, скоро прикажет долго жить сама по себе.
Доложить герцогу-регенту о небольшом инциденте, который едва не превратился в большой и неприятный. В самом деле — о небольшом. Всего-то на несколько часов. О том, что королевская тайная служба, как регент и велел, практически уцелела, лишившись только полутора десятков служащих, из которых — половина внедрена покойным казначеем, а половина просто переоценила мощь пожара в борделе и отчего-то решила, что при новом начальнике, щеголе и полном профане, можно решительно все. Вплоть до покушения на самого начальника и регента. Щеголь и полный профан медленно допил вино. В тайном убежище оно, пожалуй, получше, чем в кабинете — но не лазить же по потолкам всякий раз, когда захочется выпить хорошего вина? Этак подчиненные к щеголю и профану прибавят «ящерица», и правы будут. Осталось только развязать еще один узелок, похитрее — тот, что уцелеет на пожаре, выскользнет из частого бредня начальника внутренней охраны. Неприметную песчинку, вокруг которой наросла этакая жемчужина.
В здании было шумновато — кое-где кричали, а в нескольких местах даже звенела сталь. Подчиненным господина Толди сегодня не позавидуешь, и завтра — тоже. У них будет очень, очень много хлопот. Однако ж, работа должна продолжаться по расписанию.
— К вам господин глава архивов! — натянутым голосом отрапортовал секретарь. — Как назначено… Пришел все-таки, и минута в минуту. Точен, как Противостоящий, явившийся за кровью жертвы…
Вошедший полностью отвечал определению архивной крысы. А тот, кто удивился бы сравнению, просто не знает, какие крысы водятся в архивах — серые, шустрые, мускулистые, размером с небольшую кошку. Поговаривают, что они даже живут дольше обычных. Ростом визитер чуть повыше господина начальника тайной службы, в плечах много шире, а двигается очень легко и красиво, как это часто бывает у людей, приноровившихся к своему увечью. Очень хорош в движении господин Вальтер Борстиг, дальний родич покойного казначея. К счастью, на казначея он нисколько не похож, к счастью, он и на его наследника нисколько не похож, тот бы не поплыл с одного удара.
— Я очень сожалею, господин начальник тайной службы, — говорит Борстиг, краем глаза отмечая помятую бумажку посреди ковра. — Я понимаю ваше возмущение, но сводки запаздывают и в ближайшее время будут запаздывать. Мы получаем информацию с мест с опозданием, и, в виду неустоявшейся обстановки, тратим куда больше времени на то, чтобы ее разобрать. Даже если мы привлечем дополнительные силы, мы не сможем существенно ускорить процесс, ведь этих людей еще нужно будет учить.
— Садитесь, прошу вас, и без чинов, — господин начальник кивает и улыбается.
— Как вам сегодняшняя суматоха? Нравится?
— Нет, — морщится Борстиг. — На несколько дней вся работа вообще встанет.
— А увенчайся ваш замысел успехом, на сколько бы она встала? — смотреть глазами этого человека, живой легенды тайной службы, Эйку пока что не хочется.
— Тоже дня на три, конечно. Не меньше. Но и не больше, я думаю.
— Вам этот кабинет будет не к лицу. В нем слишком много зеленого, — а зеленое нынешним архивным крысам, бывшим лучшим оперативникам и ветеранам не идет, как и залетным птицам. — В чем же дело, господин Борстиг? Зачем вам все это понадобилось? Борстиг повел головой, оглядывая кабинет, будто впервые увидел, потом кивнул — зеленого и на его вкус было слишком много.
— Господин Эйк, назовите мне, пожалуйста, одну причину, по которой мне следует с вами разговаривать.
— Я вас вычислил.
— Но доказать вы не сможете ничего.
— Мне и не нужно… — Эйк вскинул брови и попытался округлить глаза самым наивным образом. Отчего бы и не подыграть? — Я просто надеялся на ваше любопытство профессионала. Возможно, я в вас ошибся. Возможно, в вас осталось лишь любопытство доносчика, — еще седмицу назад поданный, без запроса, доклад «О положении дел», что недавно был показан старшему цензору, глава тайной службы оценил. По достоинству. Хорошая была провокация. А оставить его без внимания — еще лучшая, но уже в другую сторону. — Но, судя по вашим действиям, вы серьезно ошиблись — а я даю вам шанс уточнить свои сведения.
— Господин Эйк, вы все прекрасно поняли, — опять поморщился Борстиг. — И я не ошибся. Я промахнулся.
— Скажите мне, господин Борстиг, — не шипеть, не шипеть, пусть начальник канцелярии шипит, ему можно… — Ради чего вы хотели взорвать целую столицу и даже страну? Ради какого святого идеала?
— Вы меня несколько переоцениваете. Я хотел убить вашего… сеньора и вас.
Или хотя бы помешать вам действовать. Вряд ли бы пожар перекинулся на всю страну даже в случае неудачи. — Борстиг откинулся на спинку кресла, теперь он смотрел на Эйка слегка снизу вверх, видимо, ему было так удобнее. Кабинет на четвертом этаже, но этот может рискнуть. Даже со своей ногой. Маленький шанс против нулевого. Сержант Ламменс уж точно бы рискнул; умеет выбирать подходящих людей господин Борстиг. Господин герцог-регент был бы премного разгневан, окажись сейчас в кабинете.
Его новоявленный вассал встал, повернулся к собеседнику спиной — как невежливо и неосторожно, — и принялся шарить по полкам над креслом.
— С каждым днем я все больше сочувствую герцогу Алларэ. Никто его не слушает, ни родичи, ни бывшие сослуживцы… Наследник герцога, Рене, недавно ошарашил всю столицу: вызвал герцога Скоринга на дуэль, а не состоялась она только чудом. Как было известно опять-таки всей столице, герцог Алларэ засадил прыткого родича под домашний арест… Когда бы не запрет регента на любое взаимодействие с той стороной, Эйк написал бы герцогу Алларэ письмо. Неофициальное. С приложением трех побрякушек и искренней просьбой… мольбой, практически: унять своих легальных и нелегальных сочувствующих, или уж сознательно перейти к прямому противостоянию, пока вся эта свора соратников не устроила свару без его желания.
— Господин герцог Алларэ, согласно моим сводкам, вполне готов ждать, пока ваш сеньор повесится сам. Господин герцог Алларэ считает, что время работает на него, а жертв и разрушений будет меньше. Господин Эйк, я знаю, где вы учились, я видел, как вы двигаетесь, не валяйте дурака. Вот так уже гораздо лучше. Глава архивов, оказывается, тороплив. То ли слишком соскучился на своей сидячей работе, то ли всегда таким был. Тороплив и размах у него… внушительный. Его-то никогда не учили проходить одну-единственную милю от рассвета до вечерних сумерек… Медленно, по шажочку в пять минут.