Самолет на все времена (СИ)

— Это, — говорит отставной полковник Джонсон, — над вами, юноша, подшутили.
— Точно, — хором говорят спасатели.
— Почему это? — обижается мистер Бретт.
— Потому что «Асгард», — объясняет полковник Джонсон, — это был гидросамолет спасательной службы на шотландском побережье, и как вы себе представляете его в воздушном бою? И было это уже с четверть века назад. Мистер Гамильтон усмехается, глядя на своего приятеля — он-то как раз в ВВС служил.
— На каком это шотландском?! — изумляется старший из спасателей, новичок у нас. — Какую четверть века? В прошлом году в Ярмуте! А так, конечно, гидросамолет, мы с ним не раз работали. Очень толковый там пилот.
— Господи, — говорит наш уважаемый бармен, — вот как начал мистер Хортон сказочки рассказывать — так теперь не закончим до конца года… Как в воду глядел — потому что мистер Бретт подпрыгнул выше прежнего и опять решил разбираться с настоящей загадкой. А мистер Гамильтон вместо того, чтобы молодого человека образумить, решил к нему присоединиться. Ему, дескать, как писателю, это весьма интересно.
Эндрю Бретт, которого пока что гораздо чаще звали Энди, был уроженцем Лондона, а в окрестности Плимута его семья вынуждена была переехать после войны.
Энди закончил местный колледж, но средств для продолжения образования у семьи не было, и в возрасте восемнадцати лет молодой человек поступил на службу в городскую газету Девонпорта на должность младшего репортера, где и служил уже три года. Он имел репутацию вежливого, исполнительного, но излишне увлекающегося и романтического юноши, что, впрочем, нисколько не печалило главного редактора газеты, поскольку младший репортер Бретт регулярно разнообразил колонку городских происшествий заметками об удивительных событиях и необъяснимых явлениях. Правда, в городе редко случалось что-то, чего не могла объяснить полиция. Это весьма огорчало Энди, который был не только романтичен, но и честолюбив, и мечтал раскрыть какую-нибудь из величайших загадок Вселенной или хотя бы явить миру грандиозную сенсацию, которую в Лондоне будут обсуждать не меньше недели.
Вышесказанное является практически исчерпывающей характеристикой героя нашего повествования. Впрочем, можно добавить, что он был достаточно привлекателен, числились за ним кое-какие спортивные достижения, имелось достаточное количество обаяния, умение легко сходиться с людьми и вызывать у них доверие. Одним словом, Энди был совершенно типичным молодым представителем своей профессии. Как с таким человеком сошелся мистер Гамильтон — загадка. Он был старше Бретта едва не вдвое, вкусов — старомодных, взглядов — неопределенных, но не вызывавших протестов даже у библиотекаря. Как все приличные люди его возраста, мистер Гамильтон воевал — и очень основательно хромал. В остальном внешностью он обладал совершенно непримечательной, но когда говорил, что случалось довольно редко, становилось ясно, что за плечами у него Тринити-колледж и многолетняя привычка командовать людьми. Должно быть, дело было в механизмах. Мистер Гамильтон очень любил все, что ездит, плавает и летает, да и вообще все то, что с мотором внутри. В баре он починил старую, еще с цилиндрами, музыкальную машину, собственно, после этого и стал одним из завсегдатаев заведения: зашел с улицы, спасаясь от дождя, увидел это антикварное сооружение и попросил разрешения посмотреть, после чего целую неделю разбирал, проверял, чинил, отлаживал. Потом механизм пошел, а мистер Гамильтон остался. А мистер Бретт очень любил автомобили, но своего не имел, и потому с удовольствием проводил время, копаясь в чужих. Когда завсегдатаи бара на Кингз-роуд затеяли спор о загадочном самолете, мистер Бретт немедленно почуял несравненный аромат сенсации. Увы, он прекрасно знал, что не может позволить себе самостоятельное расследование, а главный редактор городской газеты ни под каким видом не согласится оплатить ему поездку неведомо куда в поисках неведомо чего. Какова же была радость Энди, когда мистер Гамильтон тоже высказал определенный интерес к загадке и, сказав, что есть ли тайна, нет ли — а подобный опыт ему пригодится в работе над книгой, предложил репортеру стать его компаньоном в поездке. Энди, разумеется, удивился подобной щедрости, но мистер Гамильтон объяснил, что после ранения он не может подолгу управлять автомобилем, а также ему строго-настрого запрещено поднимать тяжести, и хотя запретом докторов он регулярно пренебрегает, в дороге это может грозить неприятностями. Для начала Энди решил списаться с военными, в том числе со своими коллегами по перу, а уж получив несколько ответов, познакомиться с делом поближе. Для первой поездки были выбраны не слишком удаленные от Плимута города, где располагались спасательные станции и особенно военные базы. Мистер Бретт обоснованно сомневался в том, что станет там желанным гостем, но рассчитывал на мистера Гамильтона, ветерана и уважаемого человека. Ожидания его всецело оправдались, поскольку там, где на юного репортера с удостоверением девонпортской городской газеты смотрели без воодушевления, с мистером Гамильтоном нередко соглашались побеседовать. В Портленде, на базе Серепта, с ними поначалу и вовсе не хотели разговаривать, но мистер Гамильтон умудрился отыскать человека, с которым служил кто-то из его знакомых — и дальше они еще часа два обменивались всякими историями, даже до Великой Войны добрались, а нужная информация выкатилась сама собой и безболезненно — правда, и пользы от нее оказалось немного. Знали на базе позывной «Асгард», и не просто знали, а в войну был у этого позывного очень высокий приоритет: сообщения передавать, предупреждениям внимать, помощь оказывать. А в 45-м приоритет сняли, что и неудивительно. Мобилизовали, видимо, какую-то гражданскую структуру под военные нужды, а потом обратно отдали. Позывной, впрочем, не исчез — периодически всплывал, по спасательным делам. Но на Серепте «Асгард» никогда не базировался, скорее всего, они у местной береговой охраны жили, у тех тоже база неподалеку, в Веймуте. В Веймуте все было попроще: город курортный, люди доброжелательные. С Энди разговаривали охотно: знаем, но не наши и никогда у нас не были. Это к военным, на Серепту.
— Это… занимательно, — сказал мистер Гамильтон Энди, огорченному тем, что круг замкнулся. — Не проехаться ли нам чуть дальше по побережью? Разумеется, мистер Бретт согласился. К тому моменту он уже понял, что его шансы самостоятельно справиться с загадкой невелики, да и не мог он оставить явно собравшегося ехать дальше спутника. Так что Энди отбил телеграмму редактору газеты и повел машину мистера Гамильтона, как уже привык.
Мистер Гамильтон оказался партнером не только полезным, но и весьма приятным, хотя его неразговорчивость Энди несколько печалила. Зато в остальном его привычки можно было назвать безупречными, к тому же он прекрасно знал побережье и умел выбирать недорогие, но очень приличные гостиницы.
В ночь перед прибытием в Пемброк Энди не спалось. Вместо того, чтобы лежать в постели с купленным в дороге замечательным американским детективом, получившим в прошлом году премию Эдгара По, он сидел у окна и просматривал записи, сделанные по дороге. Хлопнула дверь соседней комнаты, потом — наружная дверь. Энди высунулся из окна и увидел, что его спутник спускается с крыльца.
— Мистер Гамильтон? Уже ночь же…
— Я иногда страдаю бессонницей, — улыбнулся тот. — Еще с войны. Прогуляюсь по окрестностям…
Заснул репортер не скоро — все дожидался возвращения мистера Гамильтона, но потом его потихоньку сморило. Приснилось что-то непонятное, но отчетливо запомнившееся каждой деталью и неприятным муторным ощущением, какое оставляют по себе слишком реальные сны.
Человек стирает рубашку в ручье. Дегтярное мыло плохо мылится: холодная вода, сентябрь — осень есть осень, даже на юге Ирландии. Впрочем, это просто значит, что стирка займет чуть больше времени. Блеклый, серый человек, хлипкий и невысокий. По виду — сельский учитель или, скажем, телеграфист. Из тех, что очень следят за собой. Стараются выглядеть прилично и даже отчасти в том преуспевают. Но вокруг них всегда какой-то неуют. Мелкие хлопоты, излишнее внимание к подробностям, больная жена… Что он тут делает — в лесу, у ручья? Неправильное место, неправильная поза, неправильные — умелые, привычные — движения рук. И когда хмурый небритый тип — мятый пиджак, свитер, брюки заправлены в сапоги — спускается по склону и садится рядом на камень, стирающий не поворачивает голову.