День святого Жди-не-Жди

— Он мне уже тыкает, этот надутый прыщ, — прокомментировал Пьер.
— Так больше продолжаться не может! — завопил Лё Бе-уй.
— Вы говорите о единичных событиях, которые происходят по одному разу, — заметил Пьер. — Как они вообще могут иметь продолжение?
— Неужели ты надеешься ему что-то втолковать? — вмешалась Эвелина.
— Так ведь одно — это последствие другого! — воскликнул переведатель. — Последствие!
— До него что-нибудь доперло? — спросила Эвелина.
— А еще этот дождь! — добавил сникший Лё Бестолкуй.
— Особенно теперь, когда у тебя нет зонтика Лаодикеи.
— Дождь, — прошептал Лё Бестолкуй. — Дождь. Дождь.
— Да ладно тебе! — осадила его Эвелина. — Это всего лишь вода!
— А женщины, которые ходят голые! И все из-за вашей воды! Из-за вашей воды! Алиса извивается на поверхности водоема, Элен разгуливает в шортах с мокрыми ляжками. Вот что ты наделал, Пьер, своими рыбами и аквариумами, вот к чему это привело, вот во что это вылилось.
— Ну и что? — спросила Эвелина.
Пьер подошел к переведателю и, дыхнув ему в лицо, произнес:
— Чего вы от меня хотите? После всего? Статую? Она не закончена. Дождь? Он не кончается. А остановить его я не могу.
— Ладно. Брось трепать языком, папочка. Оставь нас, на фиг, в покое. Слушай, неужели ты рассчитываешь стать мэром? При поддержке твоих спираторов?
— А почему бы и нет, доча?
— Не смеши меня. Ты? Мэр? Да ты только посмотри на себя! Старый рогалик!
— Ну и что?
— Только без иллюзий, папа. Тебя все пошлют подальше. Даже твои спираторы.
— Если не я, то кто, по-твоему?
— А Поль?
— Да, Поль? — рассеянно спросил Пьер.
Он снова взялся за киянку и резец и стал местами подправлять недоделанную статую Набонида.
— Поль?! — опешил Лё Бе-уй. — После такого скандала?
— Да не было никакого скандала.
— Неужели?
— Нет ничего скандального в том, что все мужское население города проэрекционировало.
— Ах вот как? Значит, ты это скандалом не считаешь?
— Нет, — ответила Эвелина. — Знаменитой женщине всегда импонирует, когда весь город, пусть даже провинциальный, из-за нее эрекционирует.
— Ты спятила, доча. Так способны думать только твои шлюховатистые невестки. Это они вбили тебе в голову подобные мысли. Не знаю, каким образом и зачем.
— Заговор? — с явным безразличием подсказал Пьер, продолжая работать.
Он воодушевился. Теперь он действовал быстро и точно. Из-под резца летела мраморная крошка. Халат пропитался творческим потом. Лё Бе-уй уже не обращал на него внимания и продолжал выговаривать своей дочери:
— Их мысли ничего не стоят. Вот тебе доказательство: у всех этих людей, что сейчас ради развлечения мутят воду, скоро не останется ни средств, ни другого выхода, как бежать к чужеземцам.
Пьер послушал, пожал плечами и снова принялся за работу. Эвелина пнула фазера по коленке, чтобы подчеркнуть важность вопроса:
— И что же ты намерен делать?
— Я хочу воцарить нравственность из-под палки.
— Какой именно палки? — поинтересовалась Эвелина.
Лё Бестолкуй выдрал у себя из головы клок волос. Они были мокрыми.
— Штоб я сдох! — взвыл он. — Эвелина! Ты же просто сенсуально [150] озабочена!
И тогда все задумались о предложении, которое им сделал Жан. При этом присутствовали: разумеется, сам Жан Набонид, патамуштаон токоштовыступал, его систер в шортах по имени Элен, его брат Поль со своей звездной супругою Алисой Фэй, городской страж Штобсдел, спираторы в неопределенном количестве, а также патентованные ворчуны Спиракуль и Квостоган, коих подобрали по дороге.
Все это скопище извилин принялось урчать, юлить, егозить, скрипеть и пыжиться. Короче говоря, зеркально, трехмерно и все начисто отражающий мозговой желатин реагировал. Волны, ох, и до чего же короткие, ультразвуки, невидимые лучи пронзали серое вещество, ибо необычное, ах, и до чего же необычное, предложение им только что сделал Жан Набонид, младший сын покойного мэра.
А предложил он следующее: он будет говорить, но с высоты.
Предложения такого рода наводили на размышления.
Они чесали черепа, соскабливая с поверхности кожи сероватый гумус, фактуру которого мечтательно рассматривали под оральными ногтями.
— Не понимаю, чем мы рискуем, — выдал наконец Роскийи.
— Может, и ничем, — ответил Мачут. — Но сейчас мы знаем, что имеем, а вот что будет потом…
— Мы уже по горло сыты этим дождем, — воскликнул Мазьё.
— Ввязываться в будущее — дело довольно серьезное, — изрек Зострил.
— Предположим, произойдут изменения, — продолжил Мачут. — Но нет никакой гарантии, что в лучшую сторону.
— Еще бы! — подтвердил Сенперт.
— Но этот дождь, — сказал Мазьё, — как надоел этот дождь.
— Верно, — согласился Сенперт. — Мы на него насмотрелись.
— И потом, — сказал Роскийи, — не очень понятно, что может быть хуже.
— Как что? — возразил Мачут. — Ну, например, снег.
— С не что? — спросил Мазьё.
— Снег! — крикнул ему в лицо Мачут. — Есть же он в рассказах путешественников, этот снег. И в кинематографических видениях, иногда.
— А что это такое? — спросил Мазьё.
— Затвердевшая белая вода в виде хлопьев! — заорал Мачут.
— Не может быть! — опешил Мазьё.
Мачут кивнул в сторону Элен и Жана.
— Вот они знают. Они путешествовали.
После чего указал на Алису.
— И чужеземка должна знать. Особенно если она из Святолесья.
Спиракуль счел нужным вмешаться:
— Разумеется, он знает, этот юный гспадин. Возможно, именно поэтому он и предлагает свой план. Он любит снег. Так же как его брат любит дождь. Вы его послушайте, и очень скоро окажетесь по уши в вате. Но в мерзлой вате.
— Отлично сказано! — крикнул Мачут. — Вот именно. В меру злой вате. В меру злой вате. В меру злой вате.
— Но ведь это еще не доказано, — возразил Роскийи.
— Ваша история про злую вату — чистое безумие, — сказал Мазьё. — Этого не может быть. Зато хорошая погода… ну как о ней не вспомнить? Осмелюсь Даже сказать: ну как о ней позабыть? Как бы мне хотелось, чтобы она вернулась, хорошая погода на каждый день…
Мачут обратился к Алисе:
— Скажите нам честно, сударыня, он действительно снуществует, этот снег? Да или нет?
— Конечно, — ответила Алиса. — Есть еще и град.
— Что? — спросил Мазьё.
— Град.
— Не знаю такого, — честно сознался Мачут.
— Это затвердевшая вода, — принялась объяснять звезда. — В виде очень жестких горошинок. Как крохотные камушки.
— Ну вот, что я говорил, — воскликнул Мачут.
— Не может быть! — прошептал пораженный Мазьё. — Фантастика.
Слово взял Зострил:
— Если мы будем испытывать на себе все пертурбации окружающей среды, то никогда из них не вылезем. Из-за акватических идей нашего предыдущего капитула, мы терпим постоянный дождь. Ладно. И не надо ничего менять. Мы уже начинаем привыкать. Я даже нахожу, что у воды есть и свои приятные стороны, ну и потом, плавание как зрелище представляет некий шарм.
Он блаженно заулыбался. Остальные покраснели.
— Кроме того, мне нравится зелень, — добавил он.
— Фу, — скривился Поль.
— Эй! — заметил Спиракуль. — Вы обещали не вмешиваться в дискуссию.
Все замолчали.
Слово взял Квостоган:
— Быть может, его предложение лишено всякого смысла.
— Лучше и не скажешь, — отозвался Жан.
— Они уже переговариваются вовсю! — воскликнул Спиракуль.
Все снова замолчали.
— Возможно, у него ничего не выйдет, — сказал Мачут. — Но риск все же есть.
— За одним братом сразу же другой, — заметил Спиракуль. — Нет. Теперь мы их знаем, этих Набонидов.
— И все-таки, — взмолился Мазьё, — а если у нас есть шанс на хорошую погоду, пусть самый ничтожный? Неужели вы не помните, как было хорошо? Гнег, срад, мы даже не знали, что это такое. Зато хорошая погода, если бы она вернулась, если бы был шанс, чтобы она вернулась…