Танцы в пыли (Желанный обман)
Костюм хранился как раз в комнате матери, в деревянном сундуке. Наверное, там и откопала его эта умалишенная… По всему, он пришелся ей впору. Любой мужчина залюбовался бы ею в этом голубом с серебряной отделкой жакете и маленькой шляпке, украшенной изящным пером. Но вот что действительно поразило Эсмонда, так это ее манера сидеть в седле. Задрав длинную юбку, так что открывались грубые шерстяные чулки, она скакала по-мужски, обхватив седло ногами.
Темные волосы Магда перевязала красной лентой и, слава тебе Господи, догадалась завесить лицо вуалью. Когда она приблизилась, Эсмонд выехал на дорогу и крикнул:
— Джесс! Эге-ге-гей!
Кобыла тут же навострила уши и, узнав родной голос, пустилась во все лопатки. Ноздри ее дрожали. Глаза вылезали из орбит. С боков срывалась пена.
Эсмонд взял ее за уздечку. При этом он наградил Магду таким демоническим взглядом, что любому стало бы не по себе.
— Чертовка! Как ты посмела взять мою лошадь?
Она выскользнула из седла. Подняв вуаль с ее лица, он увидел, что она раскраснелась и глаза ее горят безумным огнем. У нее вырвался гортанный смех.
— Можешь на меня злиться, если хочешь. Наказывай меня теперь, зато я проехалась верхом. Хоть немного выветрился из ноздрей этот отвратительный запах лекарств и курительных свечей… Иначе еще немного, и я бы сошла с ума, — тяжело дыша, сказала Магда.
Он бросил на нее пристальный взгляд.
— Как ты посмела выйти из своей комнаты?
— Я уже говорила — я тебе не сучка, чтобы держать меня на цепи.
— Как раз наоборот — ты самая настоящая сучка! — рявкнул он.
— Можешь оскорблять меня, мне все равно. Я выбралась из дома и покаталась на лошади.
Эсмонд протянул руку к Джесс и похлопал ее по боку.
— Если ты сделала что-нибудь с моей Джесс…
— Ничего я с ней не сделала, — перебила его Магда, — только устроила небольшую разминку. Это ей полезно — смотри, она уже набирает жир.
Эсмонд задохнулся.
— Да как ты, маленькая дрянь…
— Ей дают слишком много сена, — продолжала Магда, с мрачным упрямством глядя мужу в глаза.
Эсмонд хотел было взорваться, но вместо этого вдруг запрокинул голову и расхохотался. Это уже просто не лезло ни в какие ворота. Кажется, ее злосчастная щека пробудила у него обостренное чувство юмора…
Магда не знала, как ей воспринимать этот смех и что он предвещает. После длительной прогулки ее била дрожь. Конечно, из-за своего постельного режима она была не совсем готова к таким нагрузкам. Хорошо еще, что улучала моменты, когда тюремщиц не было в комнате, и ходила кругами, чтобы хоть немного размять мышцы.
Эсмонд обратился к ней уже в другом тоне:
— Мне сказали, что ты уехала еще до завтрака. Где ты была все это время?
— Ездила по округе. И еще в десяти милях отсюда делала двухчасовую остановку, чтобы передохнуть… — сказала она, пожимая плечами. — Не знаю, как тут называются деревни.
— В десяти милях! Да ты совсем загнала мою лошадь.
Магда снова пожала плечами.
— Я же говорю тебе — она просто в плохой форме.
Эсмонд сдвинул треуголку, и его губы сами собой сложились в кривую усмешку.
— Что ж, может быть, в этом заявлении и есть рациональное зерно. Я слишком часто бываю в отъезде и не даю Джесс достаточной нагрузки.
— Тогда позволь мне на ней ездить, — вдруг вырвалось у Магды, и она устремила на него умоляющий взгляд. — Она такая славная, чуткая. Такой умной лошади я еще в жизни не встречала…
— Верно говоришь. Джесс — настоящая королева среди лошадей, — ворчливо сказал Эсмонд, — но ты не имеешь никакого права на ней ездить, а кроме того, она не любит чужих.
Магда прижалась щекой к мокрому лошадиному носу.
— А меня она любит. Я только пошептала ей немного на ухо и дала пригоршню сахара, которую стащила с подноса, когда мне вечером приносили молоко. После этого она слушалась меня беспрекословно. Я могла делать с ней все, что угодно.
— Ты седлала ее сама?
— Да, да! — нетерпеливо сказала Магда.
Эсмонд прищурился. Это было просто непостижимо. Повернутая к нему здоровой щекой, Магда казалась настоящей красавицей в нарядном костюме его матери. Он сразу вспомнил золотые деньки, когда графиня выезжала с отцом на охоту в окружении целой стаи очарованных ею мужчин. Во всей округе не было наездницы, равной Кэтрин Морнбьюри. И еще он вспомнил свое горькое сожаление от того, что его любимая Доротея совсем не ездила верхом из-за слабого здоровья. И хвастливое заявление сэра Адама о том, что в целом Глостершире не найдется второй такой наездницы, как Магда. Теперь Эсмонду ничего не оставалось, кроме как в это поверить. Если уж она смогла оседлать его Джесс, найти к ней подход и заставить скакать галопом, то, как охотник, он готов преклонить перед ней колена…
Неожиданно Эсмонд сказал:
— Не знаю, разрешу я тебе ездить на Джесс или нет, но обязательно распоряжусь, чтобы по утрам для тебя седлали лошадь.
У нее перехватило дыхание.
— О! Спасибо, спасибо, Эсмонд!
Как будто устыдившись своей слабости, он резко оборвал ее:
— И все-таки ты пошла на риск и ослушалась моих приказаний. Закрой лицо и поедем вместе назад. Ты должна немедленно вернуться в свою комнату.
— Ты не очень на меня сердишься?
Он предпочел не отвечать.
— Я помогу вам сесть в седло, мадам, — сухо сказал он.
Она прикусила губу. Кровь все еще играла у нее в жилах после захватывающей прогулки. Но теперь все кончилось. Она сказала:
— Ну пожалуйста, прошу вас, не надо больше заставлять меня разыгрывать эту комедию с сифилисом!
— Это будет продолжаться до тех пор, пока доктор не разрешит вам снова показываться на людях, мадам.
В одну секунду ее охватила прежняя тоска и боль.
— Вам обязательно так меня называть?
— Скажите спасибо, что не называю вас как-нибудь похуже, — сказал он и не слишком деликатно подсадил ее в седло.
По длинной липовой аллее они ехали молча. Голова Магды была понуро опущена. Эсмонд тоже хмурился. Еще никто, кроме него самого, не сидел на Джесс, и, хотя он не мог не признать, что посадка у Магды отличная, простить это вероломство было выше его сил.
Когда они доехали до лестницы, ведущей в галерею, он коротко бросил:
— Иди прямо к двери, а затем сразу поднимайся к себе в комнату.
— И мы больше с тобой не увидимся? — спросила она.
— Я приду к тебе — попозже, — отрезал он.
Слегка покусав губы, она спешилась, после чего похлопала Джесс по морде и прошептала:
— Красавица ты моя… Ну, прощай… Спасибо тебе за эти сладкие минуты свободы.
Эсмонд не слышал этих слов. Зато видел, как в нескольких окнах замаячили любопытные физиономии слуг. Он сердито позвонил в колокольчик. Лакей открыл двери. Эсмонд сразу послал за миссис Фланель.
Красная как рак и надутая от обиды, экономка подошла к нему, продолжая бормотать свои извинения. Граф оборвал ее на полуслове:
— Инцидент исчерпан. Вас никто не винит. Ее светлости был нужен свежий воздух и небольшая прогулка. Об этом побеге — никому ни слова, а в дальнейшем позаботьтесь о том, чтобы ее комнаты лучше проветривались.
Миссис Фланель не отрывала от него удивленного взгляда. Граф снял перчатки, опустился на стул и продолжал:
— И вот что. Это слишком большая нагрузка для ее светлости — целыми днями лежать в постели. Организм у нее молодой и сильный. Пусть сиделка не запрещает ей одеваться и ходить по комнатам, а также выполняет другие ее пожелания. Слугам объясните, что сегодня утром на прогулку с нею ездил я сам, а если, они будут проявлять излишнее любопытство, найдите способ заткнуть им рот.
— Хорошо, милорд, — вздохнула миссис Фланель.
— И пошлите за доктором Ридпатом, — добавил Эсмонд. — Я хочу уточнить у него, когда ее светлость сможет выходить из своей комнаты, разумеется, под вуалью.
— Надолго вы домой, милорд?
— Только на одну неделю. Потом уезжаю за границу. На войну.
Миссис Фланель едва не поперхнулась. Граф едет за границу? На войну?! Вот это новость!