Последний коммунист

Докурив сигарету до фильтра, хирург обжег пальцы, поморщился и, глядя рассеянно на свою руку, продолжил: 
- Ну, в общем, это... С рукой все в порядке. Но будет болеть. Шрам останется. Можете потом сделать пластику. Но это уже не у нас... В Австралии, я слышал, хорошо пластику делают... 
Мужчины разом вздохнули, Галина Васильевна всхлипнула, но расчувствоваться хирург им не позволил. 
- А что с ним дальше было? - неожиданно спросил он. 
Все смотрели непонимающе. 
- С кем? - спросил Печенкин. 
Хирург пожал плечами. 
- Ну с этим, Муцием Сцеволой... 
Владимир Иванович растерянно улыбнулся: 
- А он дальше не читал... Я остановил...Что там дальше было... 
- А вы в мединституте разве латынь не учили? - поинтересовался седой. 
- Да чего мы там учили... - отмахнулся хирург. 
- Так мы Илью попросим, он переведет, что там дальше было! - нашелся Владимир Иванович. 
- Не надо! - взволнованно остановила его Галина Васильевна. 
- Вот я про то и говорю, что он дальше там делал, чтобы знать заранее, а то... - хирург неожиданно замолчал и смущенно поскреб макушку. 
Прибыловский выхватил из кармана мобильный и стал набирать какой-то номер. Хирург скривился и закончил: 
- А то он это... Он в мавзолей попросился... 
- Кто? - это была Галина Васильевна. 
- Сын ваш. 
- В какой мавзолей? - а это был Владимир Иванович. 
Хирург слабо улыбнулся: 
- Ну в тот, наверно, который в Москве? Другого у нас пока нет... 
- В Кремле, - подсказал седой. 
- Не в Кремле, а рядом с Кремлем, на Красной площади, - уточнил Прибыловский. 
- Я и говорю, - важно кивнул седой. 
Печенкин взглянул на Прибыловского: 
- Кто у нас в Кремле? 
- В Кремле у нас Бусыгин, Черевичко, Кац, - доложил секретарь-референт. 
Хирург засмеялся, махнул рукой, удивляясь такой непонятливости. 
- Да не в Кремль он попросился, а в мавзолей! 
- Кто у нас в мавзолее? - вновь обратился Печенкин к Прибыловскому. 
- В мавзолее у нас Ленин, - доложил секретарь-референт. 
Владимир Иванович знал, что в мавзолее - Ленин, но, судя по выражению лица, все равно ничего не понимал. Он так и сказал: 
- Ничего не понимаю. 
- Что же тут понимать, Володя! - теряя терпение, воскликнула Галина Васильевна. - Я была в мавзолее, ты был, все были... 
- Я четыре раза был, - сообщил Прибыловский, продолжая набирать какой-то номер. 
- А ты вспомни, куда мы первым делом стремились попасть, когда в Москву приезжали? В мавзолей! - все пыталась достучаться Галина Васильевна до своего обалдевшего мужа. 
- А что там еще смотреть, в этой Москве? Только мавзолей, - успел вставить седой, пока Галина Васильевна переводила дыхание. 
- А куда иностранцев везли? - продолжала она. - В мавзолей! А Илюша - он же практически иностранец! В мавзолей, в мавзолей! 
Прибыловский поднял палец, призывая к тишине, и стал громко повторять то, что ему сообщалось по телефону: 
- "Гай Муций Сцевола - легендарный герой борьбы римлян против этрусков (конец шестого - начало пятого века до новой эры). Пробравшись в стан врага, юноша хотел убить этрусского царя Порсену, но попал в плен. Желая доказать, что он не боится боли и смерти, Гай Муций сам опустил руку в огонь и, пока рука тлела, не издал ни единого звука". Все. - Прибыловский опустил руку и спрятал мобильный. 
- А про мавзолей ничего? - с надеждой спросил хирург. 
- Все, - повторил Прибыловский. 
- В мавзолей! - сказала Галина Васильевна, глядя на мужа. 
- Я в Москву не поеду, - буркнул, насупившись, Печенкин. 
- Я поеду. - Галина Васильевна была настроена решительно. 
Печенкин взглянул на Прибыловского и приказал: 
- Звони Кацу. 
3 
В Москве, как и в Придонске, было прохладно, ветрено. Седой стоял на углу мавзолея и с любопытством провинциала глядел по сторонам. Рядом прохаживался хмурый полковник милиции в расстегнутой шинели и то и дело посматривал на свои наручные часы. Куранты на Спасской башне напоминали о себе боем, но, похоже, полковник им не доверял. 
Галина Васильевна стояла на другом углу мавзолея и неподвижным взглядом смотрела в сторону храма Василия Блаженного. Ее глаза, лицо и даже то, как она стояла - выставив вперед ногу и сцепив за спиной руки, - все выражало чувство исполненного материнского долга. 
На Красной площади было людно и весело. Прямо напротив мавзолея потешно маршировали клоуны. Наряжены и разрисованы они были забавно: как будто головы и руки были у них внизу, а ноги - вверху. Один как бы ногой бил в барабан, а другой приставил мундштук трубы как бы к заднице и выдувал односложные грубые звуки. 
Седой смущенно улыбнулся, глянул на полковника и спросил: 
- Цирк? 
- Да тут каждый день цирк, - ответил полковник недовольно и еще раз посмотрел на свои часы. 
4 
За прозрачным хрусталем, подсвеченный мягким розовым светом, вытянувшись, спал вечным сном Ленин. 
Илья стоял перед ним неподвижно и долго. В не-скольких метрах за его спиной терпеливо дожидались двое: пожилой сухощавый прапорщик в блестящих хромовых сапогах и большой розовощекий доктор с пышной шевелюрой. 
Глянув на висящую на перевязи забинтованную руку Ильи, прапорщик спросил доктора свистящим шепотом: 
- А чего у него с рукой? 
- Бандитская пуля, - пошутил доктор, но прапорщик, кажется, не понял, что это шутка. 
- А ведь все равно поехал, - прошептал он с уважением. 
- За те деньги, что его мамаша отвалила, мы б ему на дом привезли, - снова пошутил доктор. 
Прапорщик не успел понять, шутка это или нет, как вдруг неожиданно, отчетливо и громко Илья произнес странное, загадочное слово: 
- Нок! 
Прапорщик и доктор даже вздрогнули от неожиданности и удивленно переглянулись. Илья был по-прежнему неподвижен. Кажется, то слово вырвалось у него само по себе, возможно, он его даже не услышал. 
- Что такое "нок"? - спросил шепотом прапорщик. 
Доктор задумался. 
- Национальный олимпийский комитет? - сам расшифровал прапорщик. 
- "НОК-5" - есть такое лекарство, его почечники пьют, - высказал свою версию доктор. 
- Он сказал просто "нок", а не "НОК-5", - не согласился прапорщик. - Нок это Национальный олим-пийский комитет... 
Видимо, они расшумелись - Илья вдруг резко обернулся и глянул через плечо возмущенно и грозно. 
Прапорщик и доктор смутились и даже немного испугались. 
Прапорщик растянул в притворной неумелой улыбке тонкие бесцветные губы, обнажая два ряда мелких, прокуренных до черноты зубов, и подбодрил: 
- Да вы стойте, стойте. Тут у нас недавно делегация магаданских комсомольцев была, тоже вот также стояли... 
Но Илья не слышал. Он продолжал смотреть в неподвижное лицо вождя, и из его глаз выкатились две большие прозрачные слезы. 
VIII. У каждого коммуниста должен быть свой сундучок 
1 
- Мама, я коммунист, - решительно объяснил Илья. 
Дело происходило на кухне, где Галина Васильевна варила вместе с прислугой варенье. Было жарко, шумно, весело, Галина Васильевна, в нарядном переднике с оборками, раскраснелась, к ее вспотевшему лбу прилипла кокетливая прядка. 
- Коммунист? - спросила Галина Васильевна, держа в руке длинную деревянную ложку. - Коммунист и больше ничего? Правда ничего? Посмотри мне в глаза. 
Илья прямо посмотрел в глаза матери. 
Галина Васильевна улыбнулась: 
- Что же ты сразу не сказал? Мы с отцом что только не передумали. Так вот почему мавзолей? "И Ленин отвечает. На все вопросы отвечает Ленин"? Да? Я не ошиблась? Ну что ж, и мы были коммунистами... И я, и папа... А уж про дедушку и говорить нечего! 
Она подула на ложечку и дала попробовать варенье сыну. 
- Угу? 
- Угу, - оценил Илья. 
- Снимаем и охлаждаем! - скомандовала Галина Васильевна прислуге и вновь стала смотреть на сына. Глаза ее при этом светились радостным загадочным светом.