О человеках-анфибиях

С небывалой радостью выскочил дусик из дому при первом же гудке служебной «Волги». Закрывая дверь за ним, Фенька шепотом показала ему петлю на шее, высунув набок фиолетовый от киселя язык. Мол, сейчас удавлю эту суку, а ты мне под руку тапереча даже не крякнешь!
На работе Валентин Борисович мысленно готовился к тяжелой домашней работе, надеясь, что у Феньки все-таки хватит ума выполнить намеченное в ванной комнате. Взять, так сказать, намеченные рубежи.
Сосредоточенный и отрешенный он вошел в квартиру, а там его встретила услужливая доброжелательная Фенька с какими странными пустыми глазенками, какие были у нее когда-то давно, когда она к ним еще только устроилась, приехав в город после деревенской десятилетки.
— Проходи, Валя, коли пришел! — просто, но веско сказала ему Елена Матвеевна, неожиданно появляясь в кухонном проеме. — Тут Феня немного перенервничала, пришлось ей таблеточку для спокойствия дать. Ничего, все будет хорошо. А будешь переживать — ты сразу скажи, у меня еще таблетки есть. Так! Всем мыть руки! Сегодня у нас праздничный ужин в честь моего прибытия — макароны по-флотски и по два стакана компота. А еще!.. Творожная запеканка тому, кто раньше всех макароны скушает и руки чище вымоет! Засекаю время, говны собачьи!..
 
сказ девятый
О ТЯЖЕЛОЙ ВОИНСКОЙ СЛУЖБЕ, РАТНЫХ ПОДВИГАХ И ЗАСЛУЖЕННЫХ УВОЛЬНИТЕЛЬНЫХ
После зимы опять придет весна,
Потянет дев в леса, в тенек, под елку…
И, с птичьим гамом вспрянув ото сна,
Уйдут бойцы с позиций в самоволку!
Понедельник — день тяжелый. По понедельникам под начало к Егору Марковичу иногда ставили стажеров. Будто бы мало ему было своих забот, недостаточно ему было мудотни с этим пополнением. Залезут, главное, либо на озеро под лед, либо на дне бассейна укроются от него — и в карты режутся! Он это точно знает! Пользуются, что ему в воду никак нельзя, заржавеет. Но ведь совесть-то должна быть! Будто он не видит, как потом пятьдесят второй всем шалбаны раздает и по шесть компотов за обедом трескает! И нарочно даже акваланги не надевают! Чтобы он им крантик не перекрыл. Анфибии сраные! Имфузории-туфельки!
С присягой опять-таки сколь переживал, сколь метался! Думал, как мамки эти выскочат из укрытия, как начнут своих сыночков тискать!.. Копец всей военной педагогике! Только со стальными нервами такое напряжение перенести можно.
А тут — сразу двоих прислали. Одного из Академии Генштаба — сопляка еще совсем, а второго — из гвардейской школы денщиков, в одном возрасте с первым. Ни до преж, ни после таких придурков Франкенштейну обучать не доводилось.
Егор Маркович, когда перед построением вещи ихние проверял, и так, и эдак с ними пытался контакт установить — ни чо! Стоят оба навытяжку, глазами круглыми хлопают и молчат. Причем возле узких безгубых ртов даже морщинок нет, будто они такие молчуны с самого младенчества. Ну, прикрикнул на них товарищ Франкенштейн, слегка обматерил даже — ни чо! Молчат на своем, суки!
Кросс хорошо отбегали, с полной выкладкой. Обед скушали, после на полигоне отстрелялись — опять хорошо! Егор Маркович даже проникаться к ним начал душевно. А тут училка немецкого, по фамилии Барамзян, прибегает вся в слезах. «Сколько, — говорит, — дураков и отморозков выучила «Ненде хох!» кричать, таких еще не видела! Молчат суки — и хоть тресни! Нихт ферштейн!»
Потом в бассейне шестнадцать кругов всем подразделением дали. Егор Маркович время засекал — снова хорошо! А как дошли до испанского и основ конспирации в латиноамериканских странах, так ведь опять довели преподавателя! Конечно, он — натуральный испанец с острова Свободы, горячий, вспыльчивый человек. Он орать на них долго не стал! Он достал мачете и попер на этих двух! Едва его Жеки с тридцать пятого по сорок восьмой номер разоружили. Два пальца сломали своему любимому преподавателю. Отломили, короче.
А этим двум — хоть бы хны! Хлопают только на всех круглыми глазенками, рты открывают и закрывают, как рыба сонная! И какое-то бесстрастное выражение написано на их лицах, будто не нормальная горячая кровь струится у них по жилам, как у всех орущих на испанца Женек, а холодная рыбья сукровица.
Вечером пришла спецмашина даже не за стажерами, а за двумя старослужащими Жеками. Но, в нарушение Устава, Егор Маркович этих двух назад сплавил. И, глядя вслед спецмашине, думал, почесывая молибденовый затылок, что херовую смену готовит нынче генштаб… Где-то ведь это еще аукнется!..
* * *
Отделение для алкашей городской психушки, как назло, располагалось в бывших кельях и трапезной старинного мужского монастыря. Ленка вначале всего прикола не поняла. Сидя в сводчатом коридорчике в ожидании лечащего врача с обхода, она в умилении пялилась на суровые глазастые лики святых, проступавшие из-под известковой побелки. Наконец, из отделения к Лене вышел испуганный мужчина средних лет в сером халате с опаленными бровями и ресницами. Гостеприимным жестом он пригласил ее в кабинет.
Убирая на край большого письменного стола обгоревшие папки, он с нервным смешком произнес фразу, окончательно поставившую Лену в тупик: «А-а… Стал быть, эти горячие, блин, старушки — ваши родственницы непосредственные? Учтите, если я с этим Змеем-Горынычем двухголовым не шизнусь, если эти суки старые со мной писец до выписки не сделают, то я на сестре-хозяйке Ларисе Андриановне сам, добровольно женюсь, а Петьку за сына признаю! Господь свидетель!»
И размашисто перекрестился на икону Николы-Чудотворца со следами недавних подпалин.
— Впрочем, должен предупредить строго, — сурово добавил врач, глядя Елене прямо в глаза. — Не знаю, конечно, как вам удалось двух мамаш на один паспорт записать, мне это, в сущности, по хрену, но не от Бога все это! Власть обманите, а Бога — фигушки! — поднес он к Лениному лицу запачканный копотью кукиш. — Только не вздумайте только при них имя Спасителя нашего поминать! Будет тогда вам — пламя гнева Всевышнего!..
Дальше врач для алкашей стал слегка заговариваться, лег головой на стол и заплакал, закрыв лысину руками.
— За что, Господи? За что? — натужно спрашивал он Ленку сквозь слезы.
— Дык, чо случилось-то? Мамаша-то моя при чем? — возмутилась Ленка.
— Подите все прочь от меня! — высокомерно ответил ей врач, отхлебывая осторожными аккуратными глотками медицинский спирт из небольшого пузырька, запивая его водой из графина. — Подите-подите! Повидайтеся с мамочками! Потом только претензии ко мне не предъявляйте! Катитесь, кому говорят? Санитар! Выведите посетительницу на свиданку к тем, которые… ну, мамы это ее… Срочно!
Макаровны сидели в больничном скверике на заметенной снегом скамейке, тесно прижавшись друг к другу. На авоську с яблоками, которую Ленка стала со слезами совать им в руки, реагировали слабо, как-то виновато улыбаясь.
— Да что же это, Го..? — спросила было их Ленка, но Макаровны испуганно замахали на нее руками.
— Тише, Лена, тише, мила дочь! Отвернулся Он от нас нынче! Прогневили мы Его! Выпишемся, по святым местам двинем! Вишь, чуть протезы зубные к едрене фене не спалили!..
Из корпуса к ним направился скорым шагом давешний врач в одном халате, без шапки.
— Знаете, что я подумал? Чего эту волынку-то тянуть? Тут дело не медицинское — зуб даю! Такое, понимаете ли, не лечится, бессильна здесь медицина, поверьте. Забирайте-ка, своих мамаш отсель на хрен! Все пациенты у меня нынче в монастыри заяву накатали. Еще в Минздраве надо будет объясняться, как убежденных алкоголиков довел до такой полной ручки за три дня. Валите, бабушки, валите! Пока я добрый! Вместо телогреек обгорелых халаты забирайте и валите!..
…И притихшая Лена повела домой двух Макаровн, плохо соображая сама, которая же из них ее мамка.
* * *