Измена Родине. Заговор против народа

В ноябре 1920 г. Уоррен Гамалиел Дж. Гардинг стал президентом Соединенных Штатов. [27]
4 марта 1921 г. он вступил в исполнение своих обязанностей.
Портфели в его кабинете, получившем известность как «черный кабинет Гардинга», были распределены следующим образом: министр финансов — миниатюрный, с вкрадчивыми манерами миллиардер Эндрю Меллон, стоявший во главе алюминиевого треста и правивший целой империей, которая состояла из нефтяных промыслов, угольных шахт, сталеплавильных заводов, предприятий общественного обслуживания и банков; военный министр — Джон У. Уикс, бывший сенатор от штата Массачусетс и участник бостонской маклерской фирмы «Хорнблоуэр и Уикс»; министр торговли — бывший руководитель Американской администрации помощи Герберт Гувер, составивший себе перед войной огромное состояние распространением в отдаленных частях света акций сомнительных горнопромышленных компаний; министр внутренних дел — бывший сенатор из Нью-Мексико Альберт Б. Фолл, юрист и политический деятель, поддерживавший тайные и нечистые связи с нефтяными магнатами; министр почты — Уилл Хэйс, бывший председатель Национального комитета республиканской партии и главный поверенный «Синклер ойл компани».
Политический наставник и закадычный друг Гардинга Гарри М. Догерти получил пост министра юстиции США.
Вряд ли кто из членов нового кабинета так мало годился для своего поста, как сам президент.
Вскоре после вступления Гардинга в должность президента Белый дом посетил его старый друг, ректор Колумбийского университета Николас Мэррей Батлер. Президент сидел у себя в кабинете, растерянно уставясь на письма, документы и государственные бумаги, загромождавшие письменный стол. Он угрюмо пробормотал: «Ведь я знал, что мне с этим делом не справиться».
Как-то раз, наслушавшись бурных споров между своими советниками по вопросу о налогах и впав от этого в глубокое уныние, Гардинг устало ввалился в комнату одного из своих секретарей.
«Джон, я ни черта не понимаю в этих проклятых налогах, — выпалил он. — Я слушаю одного, и мне кажется, что он прав, потом — боже милостивый! — я говорю с другим, и он мне кажется тоже прав, а я не стал ни на иоту умнее. Я понимаю, что где-то есть книга, которая скажет мне правду, но я все равно ни черта в ней не пойму… Я уверен, что есть и такой экономист, который знает правду, но я не знаю, как его найти, а если бы даже он мне и встретился, как я угадаю, что именно он-то мне и нужен, и как я решусь ему довериться?»
И президент в отчаянии воскликнул: «Вот чортова служба!»
Хотя Гардинг сам сознавал свою несостоятельность в качестве президента, она нисколько не беспокоила миллионеров, выдвинувших его кандидатуру. Как писал Чарльз У. Томпсон в своей книге «Президенты, которых я знал», «…они имели возможность распоряжаться им, как колодой карт, тасуя, как им заблагорассудится».
3. Что такое «нормальная жизнь»
Внутренняя политика правительства Гардинга, как ее характеризуют Чарльз и Мэри Бирд в своей книге «Развитие американской цивилизации», в основном сводилась к следующему:
«Отмена подоходного налога и налогов на наследства и сверхприбыль, особенно в отношении высших групп плательщиков; содержание федеральных учреждений не за счет собственности богачей, а за счет потребления широких масс; «невмешательство правительства в хозяйство» — отказ от всякого официального вмешательства в создание синдикатов и трестов и выпуск акций, отказ от планов контроля над ценами и регулирования производства, ослабление нажима на железнодорожные компании». «Всякий знает, — философствовал сказочно богатый министр финансов кабинета Гардинга Эндрю Меллон, нежно прозванный остальными членами кабинета «дядей Энди», — что энергичный и инициативный человек может добиться в жизни всего, чего захочет… если только его инициативу не калечат законы или налоговая система, лишающая его справедливой доли того, что он заработал. В последнем случае он перестанет стараться…»
Когда собрался конгресс шестьдесят седьмого созыва, «энергичный и инициативный» Меллон настоял на отмене закона 1917 г. о налоге на сверхприбыли. Отмена этого закона сберегла крупным корпорациям свыше 1500 млн. долларов в год; в частности, около миллиона долларов в год выгадали многочисленные предприятия самого Эндрю Меллона…
Основным лозунгом внешней политики кабинета Гардинга было — «Америка прежде всего». Гардинг, по совету Догерти, неустанно употреблял это выражение в своих предвыборных речах. [28]
Эта внешняя политика, по словам Уолтера Липпмана, писавшего тогда в «Нью-Йорк уорлд», основывалась на следующих принципах:
 
«Судьба Америки не связана сколько-нибудь тесно с судьбой Европы.
 
Европа должна вариться в своем собственном соку…
 
Америка может продавать свои товары Европе, ничего у нее не покупая…
 
А если Европе все это не нравится, ну что же, это ее дело, но как бы ей потом не пожалеть».
 
«Пусть себе интернационалисты предаются мечтаниям, а большевики занимаются разрушением, — заявил президент Гардинг. — Господь да сжалится над теми, в чьем сердце не поет мечта. Верные духу нашей республики, мы прославляем американизм и Америку!»
Однако изоляционистские догмы не распространялись на одну весьма существенную сторону политической и экономической жизни Америки. Восторженно одобряя на словах платформу Гардинга насчет «отказа от стеснительных внешних союзов», заправилы американского финансового капитала втихомолку разрабатывали международные соглашения с германскими, японскими, английскими и другими иностранными картелями и уже приступили к осуществлению широкой программы захвата рынков Европы и Азии. [29]
Незадолго до своего вступления в должность президента Уоррен Гардинг заявил: «Для нас полезно будет возродить религию… По-моему, правительство не может быть справедливым, если оно как-нибудь не связано со всемогущим богом. Вам, быть может, интересно будет услышать, что, хотя я никогда не проявлял особого усердия по части чтения библии, в последнее время, когда я усиленно размышляю о предстоящей мне работе, я читаю библию очень внимательно».
Как бы ни относился Гардинг к библии, в его поведении на посту президента Соединенных Штатов, несомненно, было нечто библейское. Выражаясь словами известного журналиста Уильяма Аллена Уайта:
«Рассказ о Гардинге — это рассказ о его эпохе, рассказ о блудном сыне, о нашей демократии, которая отвернулась от пищи духовной, беззастенчиво получила свою долю наследства, покинула отчий дом, предалась распутству и дошла до того, что стала есть из одного корыта со свиньями».
Прошло всего несколько недель после сформирования кабинета Гардинга, и в Вашингтон нахлынула пестрая толпа боссов республиканской партии, крупных дельцов, торговцев из-под полы спиртными напитками, членов «банды из Огайо» и ловких аферистов. Многие из этих людей заняли видные места в обновленном правительственном аппарате, другие выступали в качестве ходатаев по делам крупных компаний; но все они явились в Вашингтон за своей долей добычи.
В столице царило бесшабашное веселье. Каждую ночь устраивались пьяные оргии и велась азартная игра на баснословные суммы. Город наводнили проститутки. Несмотря на «сухой» закон, вино лилось рекой…
Почти каждый вечер в чинных покоях Белого дома собиралась шумная компания политиканов. Сбросив пиджаки, с сигарами в зубах, они пили, веселились и играли в покер до самого утра. «Вряд ли кто из участников многолюдных официальных приемов, — пишет Алиса Лонгуорт в своей книге «Горячая пора», — подозревал, что происходило в это время этажом выше. Во время одного приема кто-то из друзей Гардинга предложил мне подняться наверх, в кабинет президента. До меня уже доходили кое-какие слухи, и мне интересно было посмотреть, соответствуют ли они истине. Действительность превзошла все мои ожидания. В комнате теснились закадычные друзья Гардинга… дым стоял столбом, повсюду красовались подносы с бутылками — здесь были представлены спиртные напитки всех сортов и марок, — наготове лежали карты и фишки для игры в покер. Словом, царила атмосфера, в которой люди расстегивают жилеты, задирают ноги на стол и ставят рядом с собой плевательницу».