Лукас (ЛП)

 — Ты такая напряженная. — Лукас слегка пожимает мне ногу, чтобы подбодрить, и его жест словно посылает горячий разряд вверх по бедру. — Ты отлично держишься. Знаю, ощущение странное. Как будто безостановочно пчела впивается, но постарайся все же расслабиться, хорошо? Все правда не так плохо, и уколы не такие глубокие, как тебе сейчас кажется.
У меня вырывается нервный смешок, и я делаю еще один глоток воды.
— Кажется, я сама не знаю, чего ожидала. Это и правда больно.
Я смотрю на часть виноградной лозы, которую он успел набить. Даже этот крошечная часть смотрится очень красиво, и радость от предвкушения момента, когда я увижу рисунок полностью, помогает мне отвлечься от боли.
— Постарайся абстрагироваться и думать о чем-нибудь другом, — советует он.
— Прости, — отвечаю я. — Ты, наверно, не привык работать с пожившими тетеньками, которые всего боятся и вечно дергаются.
Я опускаюсь обратно на кресло, давая понять, что можно продолжать работу.
Лукас поднимает машинку со скамьи, и все начинается снова, но сейчас мне кажется, что боль стала меньше, и он сам как будто стал нежнее.
 — Пожившими? — повторяет он, слегка прищурившись и протирая мою ногу бумажным полотенцем. — Ты вроде как не старая.
— Более чем уверена, что я — совсем не типичный твой клиент.
— У меня не бывает типичных клиентов. Сколько тебе лет? Тридцать? Это не возраст.
— А если тридцать шесть?
Он усмехается и немного подвигает мою ногу.
— Блин, это тоже еще совсем не старость, и выглядишь ты отлично. Я тут частенько вижу молодых девчонок, которые выглядят ужасно из-за наркоты или просто из-за того, что уродуют свое тело: например, слишком много загорают на солнце. Черт возьми, у большинства из них некоторые части тела даже ненастоящие. В половине случаев я не знаю, к чему прикасаюсь, может, там что-то отломается или лопнет. — Он улыбается. — У тебя очень нежная, натуральная красота.
К моим щекам опять приливает краска, я быстро отворачиваюсь от него и пытаюсь сосредоточиться на разглядывании дальней стены.
— Спасибо, что ты так говоришь. Я как раз начинаю чувствовать себя старой. Моей дочери почти восемнадцать, мы с мужем недавно расстались, и у меня такое чувство, что все женщины, которых я вижу вокруг — молодые, худенькие, с потрясающими фигурами, и вообще, как будто только-только с подиума.
— Эх, поверь мне. Без макияжа и одежды все совсем иначе. На самом деле они еще и ужасно скучные. Большинство из них не может даже нормальный разговор поддержать, если только он не вокруг них крутится.
Он водит машинкой туда-сюда по моей ноге, тихонько мурлыча под музыку. Звук его голоса отвлекает и убаюкивает, и постепенно я расслабляюсь.
— Ну, так с чего вдруг ты решила сделать татуировку?
Решаю, что лучше просто ответить честно, и не придумываю дурацкие отговорки.
— Я давно ее хотела, но бывший муж говорил, что это уродливо. Он не позволял мне сделать тату, потому что считал, что я буду выглядеть, как шлюховатая стриптизерша.
Лукас откатывается на стуле ближе к рабочей скамье и меняет что-то на машинке.
— Серьезно, уродливо? — Его рука поднимается к лицу, чтобы убрать упавшую прядь волос, и от этого движения мускулы на плече играют и перекатываются. Мне приходится приложить усилие, чтобы отвести глаза, пока он не заметил. — Тогда, полагаю, здесь ходят тысячи шлюховатых стриптизерш. Только я никак не могу представить, что ты — одна из них. — Он снова подъезжает поближе, кладет руку мне на бедро, и легкий трепет опять поднимается вверх по моей ноге.
Боже милостивый! Когда меня в последний раз кто-то так трогал? Или когда я последний раз чувствовала бабочки в животе?
— И вообще, твое тело принадлежит только тебе. Ты можешь делать с ним все, что тебе хочется. Никто не имеет права диктовать тебе, что ты должна делать, думать, носить и тому подобное. — От звука его голоса бабочки разлетаются прочь.
— Когда ты замужем, это все проще сказать, чем сделать.
— Что ж… Судя по всему, он больше не будет навязывать тебе свое мнение, теперь ты можешь расправить крылья. В точности, как вот эта самая бабочка… — Лукас легонько постукивает пальцем по моей ноге, и, проследив глазами за его взглядом, я вижу маленькую красивую бабочку, которая теперь навечно вытатуирована на моей коже.
— Как красиво, — радостно вскрикиваю я. — Совсем как настоящая. Как ты это делаешь?
— Вот видишь. Это должна была быть птичка, но я слегка напортачил, и теперь это бабочка.
У меня отваливается челюсть, и тут я вижу, как игривая улыбка расплывается у него на лице.
— Шучу, — говорит он. — Просто хотел посмотреть на выражение твоего лица. Ты очень забавная.
— Это не смешно, — отвечаю я, смеясь.
Я лежу на кресле два часа, пока Лукас работает, но по ощущениям прошла вечность. Иногда мы переговариваемся, после наступают минуты тишины, и я просто слушаю музыку, стараясь не думать о жжении и боли в ноге. В конце концов он откатывается на стуле и объявляет, что сейчас как раз подходящий момент, чтобы сделать паузу до моего следующего визита.
Я сажусь, потягиваюсь, смотрю вниз на ногу и отмечаю, что кожа вокруг рисунка очень красная и раздраженная, но сам рисунок очень красивый. Стебли, цветы и бабочки выглядят очень естественно, почти живыми. Понятия не имею, как ему удается создать нечто столь реалистичное и красивое с помощью тату-машинки.
— Нравится? — спрашивает он, мягким движением накладывая мне на кожу большую белую повязку.
— Очень. Жду не дождусь, когда смогу увидеть окончательный вариант.
— Скоро увидишь. — Он подмигивает и встает. — Как ты себя чувствуешь? Можешь походить вокруг?
Я спускаю ноги с кресла и еще раз немного потягиваюсь.
— Да.
— У тебя офигенная бледная кожа. Обожаю с такой работать. На ней чернила кажутся очень яркими.
— Хм. Спасибо… наверное, — отвечаю я, бросая на него взгляд.
— Да, это комплимент…. Ты красивая.
Он что, со мной флиртует? Нет, он просто милый и вежливый.
Лукас протягивает мои джинсы и туфли, и этот жест отчего-то кажется ужасно интимным.
— Можешь пока пойти переодеться, а я тут приберу. Потом назначим следующий твой визит, если ты не передумала.
— Конечно. Теперь я точно не передумаю. Мне нужно увидеть твое восхитительное творение законченным.
— Умница. Я тоже с нетерпением этого жду. — Он с благодарностью мне улыбается.
Я направляюсь в ванную комнату, чтобы переодеться и, раз уж я здесь, немного подправить прическу, потому что выгляжу так, как будто только что проснулась. Взглянув на часы, я осознаю, что уже девять тридцать. Я пробыла здесь почти три часа. Закинув шорты в сумку, я выхожу к нему в приемную. Нога болит, когда я иду.
Лукас стоит, склонившись над большим исписанным вдоль и поперед ежедневником, и сравнивает записи со своим телефоном. Не могу удержать улыбку от того, как серьезно, но при этом озадаченно он выглядит.
Он замечает мою сочувственную улыбку.
— Я пытаюсь использовать новое приложение, чтобы следить за графиком визитов, но все равно полагаюсь на это бумажное безобразие, — поясняет он. — Старые привычки умирают с трудом.
— Я тебя так понимаю. У нас на работе недавно установили новое программное обеспечение, и я все еще не до конца ему доверяю.
— Кем ты работаешь?
— Я — менеджер в отделе кадров.
— Ух ты. Просто супер. Тебе приходится увольнять людей?
— Да, иногда. — Я издаю смешок. — Мне и нанимать их приходится. Не люблю увольнять людей. Это совсем не весело.
Он вздыхает и возвращается к календарю.
— Так, тебе подойдет в пятницу через две недели, в шесть тридцать, как сегодня? — спрашивает он. — Тогда ты опять будешь моей последней клиенткой, и мне не придется торопиться.
Я достаю мобильник и проверяю свой календарь. Я знаю, что никаких дел у меня нет, но нужно убедиться, что не запланированы никакие мероприятия у детей. Маленький квадратик, обозначающий этот день в моем календаре, пуст. Как всегда.