Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)
"Очень похожие сапоги, - подумал я. - И разве не мог Саша задержаться до утра? Кажется, даже собирался. Да нет. С какой стати ему задерживаться? Да и мало ли таких точно сапог? Конечно, это не он. Не стоит и смотреть. А все-таки вдруг он?.."
Меня неудержимо потянуло взглянуть в лица погибших, и вместе с тем удерживал от этого какой-то страх.
- Андрей, как вы думаете, можно, я на них посмотрю?
- Можно. И даже полезно.
Я прыгнул через кювет и медленно, точно он был пудовым, приподнял угол плащ-палатки над головой мертвеца в брезентовых сапогах. Нет, не Саша. Другое лицо, но тоже знакомое. Не могу вспомнить, кто это. Парень моего возраста. То ли мы росли рядом в нашем Дзержинском районе и встречались на улицах, в магазинах, в Летнем саду. Или, быть может, он учился в университете на другом факультете и попадался мне на глаза в длинном, вечно шумном университетском коридоре, в сутолоке университетской столовой. А может быть, я видал его в очереди в Публичку или сидящим напротив меня за длинным столом ее читального зала? Не знаю. Это был один из тех незнакомых знакомых, с которыми - непонятно, почему? - не здороваешься, хотя их жизнь идет рядом с твоей.
Осторожно, словно покойника можно было разбудить, опустил я на его лицо угол плащ-палатки и вернулся на дорогу.
- Ну что, познакомился? - спросил Кратов.
- Познакомился.
На развилке меж тем шел все тот же разговор. Раздавались голоса:
- День, как назло, ясный.
- Да уж куда ясней, будто и не сентябрь вовсе.
- Интересно: откуда он дорогу видит?
- Забрался в Лигове на станционную водокачку, вот и видит.
- Нету там водокачки.
- Чего спорить-то, - сказал пожилой шофер с толстым животом, с которого все время съезжал ремень. - Из Дудергофа, с Вороньей горы, всю эту округу как на ладони видать. Я там работал, на самой горе, на лимонадном заводе.
- Я думал, живот только от пива бывает. А оказывается, и от лимонада, - сказал Кратов.
Кругом загоготали.
- Значит, фрицы там теперь твой лимонад пьют! - продолжал потешаться моряк, ободренный всеобщим хохотом.
- Скажешь тоже, полосатая душа, - обиделся толстяк. - Мы там все покурочили, а сахар в Ленинград вывезли.
- Верно папаша говорит, - вмешался один из пограничников. - С Вороньей горы он и корректирует обстрел дороги.
- Воронья гора тут ни при чем, - уверенно сказал Шведов. - Если немцы на ней закрепятся, то, конечно, оборудуют там наблюдательные пункты для тяжелой артиллерии. А здесь по дороге небольшие пушки с близкого расстояния бьют. Наблюдатель от них в тыл не пойдет. Хотя бы и на гору. Он вперед выдвинется. Иногда даже ближе пехоты к противнику подберется.
- Выходит, пока немцев отсюда не отгонят, на дороге спасу не будет, вздохнул рядом водитель, похожий на цыгана.
Как бы в ответ на эти слова, на шоссе взметнулся разрыв. Другой, третий и четвертый поднялись справа и слева от дороги.
- Крепко шпандорит!
- Для острастки нам подкинул.
- Четырехорудийная батарея на дорогу нацелена.
- Хорошо, если одна.
- Все ясно, - сказал лейтенант с облегчением. До этой минуты он, видимо, колебался, не знал, что делать, и невольно втянулся в шоферский митинг. Теперь он принял решение. - А ну, все по машинам, долой с развилки! Развели мне тут базар на КПП. Заворачивай все назад! И пешим тоже не скапливаться! Туда или сюда!
Водители стали было разбредаться по своим машинам, но тут на полной скорости вкатился на развилку и со скрипом затормозил пятитонный грузовик ЯЗ. В его кузове, плотно прижавшись друг к другу, стояли женщины. В момент резкой остановки раздались взвизгивания.
- Кто такие? Куда вас несет? Заворачивай машину! - закричал лейтенант. Он зачем-то снял с шеи автомат и потрясал им, будто звал кого-то за собой в атаку.
Женщины, напугавшись, что их повезут назад, полезли из кузова. Одни занесли ноги через борт и застряли на нем, обнажив разных цветов трико. Другие перегнулись через борт, собираясь выкатиться на дорогу кулями.
- Да стойте же вы! Куда?! Расшибетесь! - закричали мы.
- А ну, бабы, слазьте с бортов, - властным голосом скомандовал Кратов.
Он вышиб одну за другой задвижки и опустил бортик.
- Вот теперь - прошу! Ну, давай ты, Белая Головка! - Он улыбнулся девушке с длинными светлыми волосами. - Сигай в мои объятия!
Девушка присела, обняла моряка за шею, а тот взял ее за талию, высоко приподнял, несколько секунд подержал ее над собой и бережно опустил на землю.
С помощью бойцов все женщины благополучно высадились, кроме совсем старой бабушки, которой взялся помогать я. Бабуся топталась у края кузова, стоя во весь рост. Я то и дело подпрыгивал, но это не помогало. Тем более что старушка перебегала с одного конца платформы на другой. Я ждал, что вот-вот за моей спиной грянет хохот и посыплются насмешки. Помог Андрей. Встав на подножку, он поднялся в кузов, схватил старушку под мышки и опустил, покорную и тихую, ко мне на руки.
Приехавшие на грузовике женщины были работницами Кировского завода. Только старушка была посторонняя. Ее подсадили по пути.
Сегодня утром работницы, проживающие в Стрельне, как обычно, приехали трамваем на работу. Вдруг на заводе стало известно, что к Стрельне, где остались их дети, подходит враг. Завком дал обезумевшим матерям грузовик. Они помчались в Стрельну.
Все это женщины объясняли лейтенанту сбивчиво, с криками, с плачем.
"Неужели он их не пропустит? - подумал я, заметив, что лейтенант отрицательно качает головой. - Как это можно не пропустить матерей за детьми?!"
- Не могу пропустить, и все! - твердил лейтенант наседавшим на него женщинам. - Перебьют вас там на дороге.
- А мы по кювету пойдем. Ползком будем двигаться, - заверяла девушка, которую Кратов назвал Белой Головкой.
- У тебя что, тоже детишки там? - спросил ее моряк.
- Нет. Старики, отец с матерью. Больные они, без меня пропадут.
- Пусть, пусть лучше меня убьют! - кричала рослая женщина в синем с красными цветами крепдешиновом платье. - Пусть лучше убьют, чем я от дитя моего отступлюсь. Пусть, пусть! Пустите!
Женщина наседала на лейтенанта и его бойцов, теснила их грудью, пыталась растолкать руками. Но ее не пускали.