Очарованный кровью
– Иди ко мне, – пробормотал он.
Несмотря на то, что он говорил шепотом, тембр и властная уверенность, прозвучавшие в его грубом голосе, показались Котай жуткими и одновременно притягательными.
– Иди же…
На одно страшное мгновение Кот подумала, что убийца обращается не к видению, доступному только его зрению, а к ней, чье присутствие он мог бы уловить благодаря одному лишь сотрясению воздуха, произведенному ею, когда она столь безрассудно выбралась из комнаты в коридор.
Потом Кот увидела паука. Он свисал с потолка на тончайшей паутине всего в футе от протянутых пальцев убийцы.
– Ну пожалуйста…
Словно откликнувшись на его просьбу, паук выпустил из брюшка еще немного клейкой нити и опустился ниже.
Убийца перестал тянуться к нему пальцами и подставил раскрытую ладонь.
– Иди сюда, малыш-ш… – чуть слышно выдохнул он.
Жирный, черный паук послушался и соскользнул в подставленную руку.
Мужчина быстро поднес ладонь ко рту и слегка запрокинул голову назад, будто глотая горькое лекарство. Паука он либо разжевал и съел, либо проглотил живьем.
Некоторое время он стоял неподвижно, наслаждаясь своими ощущениями.
Наконец убийца шагнул вперед, к лестнице, и, так и не обернувшись в сторону Кот, по-паучьи быстро и так же бесшумно спустился на первый этаж дома.
Котай содрогнулась, не в силах поверить, что она все еще жива.
Глава 2
Тишина и неподвижность дома напоминали покой сумрачной глубокой воды, до поры остановленной плотиной и давящей на грудь ее с огромной, нерастраченной силой.
Когда Кот нашла в себе достаточно мужества, она сделала несколько осторожных шагов и приблизилась к лестнице, хотя и боялась, что ночной гость вовсе не спустился на первый этаж, что он просто играет с ней, как кошка с мышью, и теперь, остановившись чуть ниже, ждет с холодной, уверенной улыбкой. Завидев ее, он протянет к ней раскрытые ладони и скажет: «Иди ко мне!..»
Не желая рисковать, Кот даже затаила дыхание, когда заглядывала вниз. Ступени спускались в прихожую, совершенно темную, однако она сумела рассмотреть, что убийцы нигде не видно.
Насколько Кот поняла, на первом этаже не горело ни одной лампы. Это ее озадачило. Что мог делать пришелец в абсолютном мраке, направляемый только бледным светом заглядывавшей в окна луны? Может быть, он, чувствительный к легчайшим вибрациям движения воздуха, просто притаился в углу, как паук, и грезит о бесшумных погонях и минутах неистового торжества над добычей?
Она быстро миновала лестницу и углубилась в последний отрезок коридора, направляясь ко второй открытой двери, служившей источником янтарного света. Кот очень боялась того, что она может там увидеть. Впрочем, и со страхом, и с тем, что она обнаружит в этой комнате, Кот могла бы в конце концов справиться. Гораздо хуже было не знать, малодушно отвернувшись от правды. Она по опыту знала, что именно от этого появляются навязчивые кошмарные сны, когда просыпаешься в холодном поту, не в силах унять дрожание рук.
Спальня Лауры была меньше спальни родителей; в ней не было камина и кресел и только в углу стоял письменный стол. Возле широкой полуторной кровати притулилась единственная тумбочка с медной настольной лампой над ней. Платяной шкаф и зеркальный туалетный столик с низеньким пуфиком довершали скромную меблировку.
Над кроватью висел огромный, как афиша, портрет Фрейда. Кот терпеть его не могла, но мягкосердечная и склонная к идеализму Лаура во многих случаях полагалась на его теории, в частности, на дурацкую фантазию о безвинном мире, все обитатели которого стремятся к самоисцелению, будучи жертвами своего печального прошлого.
Лаура лежала на кровати лицом вниз, лежала поверх одеяла и простыней. Руки ее были скованы за спиной стальными наручниками, лодыжки тоже. Обе пары соединяла металлическая цепь.
Судя по всему, она подверглась насилию. Панталоны ее просторной голубой пижамки были срезаны с ловкостью, которая сделала бы честь любому портному, а образовавшиеся полотнища были аккуратно разложены по сторонам ее тела. Пижамная курточка на спине завернулась вверх и собралась крупными складками на плечах и на шее.
Кот шагнула в спальню подруги, чувствуя, как страх уравнивается с нарастающей жалостью, но сердце ее, хоть и болело, оставалось холодным и пустым. Когда же Кот уловила едкий запах спермы, к страху и жалости добавился гнев. Склоняясь над кроватью, она почувствовала, что ее руки сжались в кулаки с такой силой, что ноги больно впились в ладони.
Влажные от пота волосы Лауры были откинуты набок, и Кот увидела, что ее красивое лицо мертвенно-бледно, изящные черты искажены страхом, а глаза крепко зажмурены.
Она не умерла. Не умерла. Это казалось невероятным, невозможным.
Маленькая девочка на кровати – а ужас низвел ее до состояния беспомощного, насмерть испуганного ребенка – что-то забормотала, так тихо, что слов было не разобрать даже с расстояния в несколько дюймов, однако этого и не требовалось. Интонации ее голоса говорили сами за себя, и Кот узнала молитву, которую она сама часто повторяла в далеком детстве, забившись в укромный уголок; то была мольба о милосердии, просьба избавить от грозящего ужаса, оставить живой и невредимой.
«Милый боже, прошу тебя, помоги мне остаться живой и невредимой!»
В те давние ночи Котай счастливо избежала насилия и смерти. Молитва Лауры осталась без ответа, по крайней мере, в первой ее части.
Кот почувствовала, как горло стиснул спазм, так что она сумела прошептать только:
– Это я…
Глаза Лауры внезапно широко распахнулись, а глазные яблоки завращались, как у испуганной лошади. В расширенных от страха зрачках отразилось недоверие.
– Все мертвы…
– Tсс-c-c! – шепнула Кот.
– Кровь. У него на руках кровь.
– Ради бога, тише! Я помогу тебе выбраться отсюда.
– Пахнет кровью. Джек убит. И Нина. И все…
Джека, брата Лауры, Кот так и не увидела. И ее невестку Нину тоже. Очевидно, прежде чем забраться в усадьбу, убийца наведался в бунгало управляющего. Четверо убитых. Значит, ей не найти помощи ближе чем за границами раскинувшегося чуть не до горизонта земельного участка.
Кот бросила обеспокоенный взгляд в сторону открытой двери, потом быстро проверила наручники на запястьях Лауры. Они оказались надежно заперты.
Со скованными и соединенными цепью ногами и руками Лаура оказалась совершенно беспомощной. Она не смогла бы даже стоять, не говоря о том, чтобы идти, а Кот была не настолько сильна, чтобы нести подругу на руках.
Оглядываясь по сторонам, она заметила свое отражение в зеркале туалетного столика у стены и поразилась, насколько ясно читается на лице страх. Постаравшись взять себя в руки – не столько ради Лауры, сколько ради себя самой, – Кот снова склонилась к изголовью кровати и заговорила почти так же тихо, как молилась ее подруга:
– В доме есть оружие?
– Ч-что?
– Ружье, пистолет?
– Нет.
– Нигде?
– Нет, нет!
– Черт…
– Джек…
– Что?
– У Джека есть…
– Ружье? Оно в бунгало? – переспросила Кот.
– Да, у Джека есть ружье…
Но Котай понимала, что не успеет добраться до домика управляющего и вернуться с оружием: убийца поднимется в комнату Лауры гораздо раньше. Да, скорее всего он уже нашел ружье и взял его себе.
– Ты знаешь, кто он?
– Нет. – Небесной голубизны глаза Лауры потемнели от отчаяния. – Уходи отсюда.
– Я найду оружие.
– Уходи! – прошептала Лаура с неожиданной настойчивостью, и на лбу у нее выступил холодный пот.
– Мне нужен какой-нибудь нож, – сказала Кот.
– Не умирай ради меня. – Затем sotto voce [7], дрожащим, но настойчивым голосом, Лаура проговорила: – Беги, Кот! Ради всего святого – беги отсюда!
– Я вернусь.
– Беги!
Снаружи раздался какой-то звук. Грузовик. Шум его мотора приближался.
Кот взволнованно выпрямилась: