Барон в юбке
… И это был не самый страшный из сюрпризов судьбы, настоящий кошмар ждал меня, когда я, мучимый позывами готового лопнуть мочевого пузыря, нашел в себе силы подняться, и, кутаясь в плащ, отойти в сторонку по малой нужде. Сунув руку в складки плаща, я попытался вынуть свое 'хозяйство', но рука наткнулась на полное отсутствие оного…
Едва сдерживая панику, я рванул с себя плащ, и первое, что я увидел, были две задорно торчащие в стороны, вполне оформленные, девичьи титьки с напрягшимися от контакта с грубой шерстью плаща сосками…
НЕ МОЕ ТЕЛО!!!
Едва я осознал это, как оно отказалось мне повиноваться…
… Ноги подкосились, руки обвисли. Падая, я еще успел ощутить позорно растекающуюся по ногам теплоту…
* * *Лан Марвин Кшиштов Вайтех, виконт, последний потомок когда-то славного, а ныне опального и почти забытого рода королей Болотских и Мокролясских - династии Вайтехов, угрюмо накачивался дрянным дешевым пивом в придорожной корчме, заливая свою обиду в компании ближайших друзей.
Это был огромный, массивный мужчина богатырских пропорций, слегка полноватый, с бычьей шеей, обладатель чудовищной ширины плеч и бездонного пуза, способный, в один присест проглотив порядочного подсвинка и запив его бочонком вина, остаться трезвым и все еще слегка голодным.
Одет он был неброско, но надежно, чисто и добротно, в типичный костюм представителя пусть бедного, но гордого рода мокролясских дворян - крепкий, хоть и устаревшего фасона бархатный камзол, проклепанный стальными бляхами, вшитыми между слоями ткани; вместо модных среди имперского дворянства рейтузов с гульфиком- широкие, тонкого полотна, шаровары, заправленные в добротные, воловьей кожи, ботфорты с отворотами; с плеч свисал легкий, но теплый, серовато-белый суконный плащ с капюшоном, скрепленный на груди массивной серебряной застежкой-фибулой.
За его спиной, в богато инкрустированных ножнах, часть которых виднелась из-под капюшона, болтался, выглядывая на несколько вершков из-за уха массивной крестовиной рукояти, гигантских размеров двуручник- родовая реликвия рода Вайтехов.
Пострадать лану Марвину довелось от неправедного поклепа. Во время отсутствия мужа, жена местного герцога, сенора Ле Куаре-, довольно пылкая и любвеобильная особа, отличающаяся, наряду с весьма тяжелым нравом, порочной слабостью к гренадерских пропорций особам мужеска полу, воспылала страстью к молодому и простодушному, словно ребенок, красавцу- виконту, служившему у ее мужа начальником дворцовой гвардии. Тот же, воспитанный в довольно пуританских условиях провинциальной глубинки, шарахался от ее домогательств, словно черт от ладана, чем вызвал, в конце концов, ее лютую ненависть.
К возвращению герцога из столицы, против непокорного капитана гвардии уже было состряпано грязное дельце, в котором тот обвинялся в совращении одной из фрейлин ее высочества - длинной, тощей, словно жердь и страшной, как смертный грех, троюродной кузины герцогини - мол та, поверив его домогательствам, отдалась ему, забеременела и вот-вот ждет ребенка.
Слабовольный герцог, безмерно любивший свою жену, волей-неволей прислушивался к мнению ее многочисленной родни, слетевшейся, словно мухи на мед, после их свадьбы со всех концов гигантской Преворийской Империи, и давно уже прибравшей под себя все мало-мальски значимые и доходные посты в герцогстве. Те уже потирали руки от открывшейся возможности породниться с древней и, не смотря на полное поражение в Трехсотлетней войне сто пятьдесят лет назад, все еще очень популярной в Мокролясье фамилией Вайтехов, пусть и не имевшей с тех пор ни кола, ни двора, согласно договору. Такой брак крепко упрочил бы в Мокролясье позиции пришлой из разных концов Империи родни герцогини.
Марвин, как начальник дворцовой стражи, не понаслышке знавший, когда и при каких условиях забеременела вышеупомянутая фрейлина, весьма любившая поразвлечься со смазливыми мальчиками из дворцовой обслуги, наотрез отказался покрывать чужой грех, за что окончательно впал в немилость у вконец окрысившейся на него со всей своей родней герцогини.
– И чего ты, Марвин, полез на конфронтацию с этой стервой? - глядя осоловелыми глазами на хмурого, словно туча, друга, пробормотал маленький, смешно одетый человечек, один из сидевших за столом, - Ну, переспал бы ты с ней разок, глядишь, она бы и остыла…
Лан Марвин с трудом поднял тяжелую голову и вперил мрачный взгляд в говорившего:
– Да-а-а?!!!…
–Ну…, может, и не разок,- но через месяц она бы точно остыла, ты ведь знаешь ее ветреность…
– А теперь вот,- или женись на этой шлюхе Фируллине, или суй шею в петлю, как совратитель ' девы благородного сословия'.
– Нет! - Огромный пудовый кулак с грохотом опустился на жалобно хрустнувший массивный дубовый стол. На соседних столах подпрыгнули кружки с пивом, разговоры в помещении мгновенно стихли. Все с удивлением и опаской внимали звучному, словно иерихонская труба, басу виконта:
– Девиз Вайтехов: - 'Честь и верность!!!'
– И никто…
– Вы слышите?!! - Никто и никогда не подтолкнет истинного Вайтеха на действия, способные бросить пятно на его честь!!! Лучше смерть!!!
Неведомая сила подорвала слегка шатающегося гиганта резко встать, но маленькое зданьице не было рассчитано на столь рослых посетителей: в наступившей гробовой тишине особенно громким показался треск перебитого головой поднимающегося лана низенького стропила, проходившего как раз прямо над его головой…
Яркий, пылающий взгляд лана Марвина медленно потух, затянутый мутной пленкой, гордо топорщившиеся под крупным носом пышные соломенные усы - гордость истинного мокролясского дворянина - печально обвисли, он мощно рухнул обратно на лавку. Та жалобно заскрипела, и, угрожающе прогнувшись, с треском подломилась, сам же виновник этого переполоха с грохотом рухнул на пол.
Вскочившие товарищи лана Марвина, с трудом, столпившись в кучу, приподняли его, и волоком вытащили на улицу уже приходящего в себя после удара, наверное, смертельного для простого смертного, очумело трясущего головой друга.
На улице бывшего капитана уже поджидал усиленный наряд до зубов вооруженной дворцовой стражи.
Вперед выступил слащавый, напомаженный и разряженный, словно гулящая девка, в шелка и бархат офицерик, явно один из холуйствующих дворянчиков, состоящих в свите герцогини:
– Лан Марвин Кшиштоф Вайтех? - Поддерживаемый с боков друзьями, слегка контуженный стропилом, виконт, разом, словно обретя второе дыхание, стряхнув с себя и оцепенение, и сгрудившихся вокруг него товарищей, резко выпрямился:
– Это я! С кем имею честь?
– Я, новый капитан дворцовой гвардии, Корвус Ле Бонн, направлен сюда, чтобы арестовать вас! Сдайте ваше оружие и следуйте за мной, вас ожидает скорый и справедливый суд герцога…
Его речь прервал тихий звенящий шелест клинков, мгновенно покинувших при этих словах ножны ланов, сопровождавших виконта.
… Ле Бонн заткнулся на середине фразы, подавившись невысказанным словом, его холеное, румяное личико с выщипанными по последней моде в тоненькую ниточку бровями, мгновенно посеревшее, перекосила гримаса ужаса:
– Вы… Вы не посмеете…
– Я… Я представляю здесь самого герцога, сеньора этого края… Это… Это просто возмутительно!
Лан Марвин выступил вперед, успокаивающе вытянув к ощетинившимся клинками друзьям руку:
– Други! Ле Бонн прав, герцог все еще наш сеньор, мой прапрадед лично принес оммаж его предку перед угрозой еще более страшной, чем империя, я обязан подчиниться воле господина…
Он снял перевязь с мечом и передал его стоящему позади с яростно закушенной губой молодому рыцарю с горящим взором:
– Береги его, Ламек: пока этот меч держит рука мокролясского лана, наш многострадальный край все еще имеет надежду. Хотя… Я не верю, что наш герцог настолько уж пропитался ядом, источаемым семейством Ле Куаре, что позволит свершиться неправедному суду…
– Я в вашем распоряжении, господа! Он благодарно кивнул гвардейцам, которые за все время разговора с Ле Бонном даже не подумали обнажить шпаги против своего бывшего начальника, а теперь вскинувшим клинки в торжественном салюте, отдавая честь благородству виконта.