Не теряй надежду
— Конечно, но я все равно ничего не понимаю… — Энн пожала Тому руку и вопросительно посмотрела на него.
— Дорогая, — шутливым тоном сообщила Дайана, — тебе повезло, твое непонимание скоро кончится. А вот я долго ничего не могла сообразить, и мне было крайне неудобно, уж ты мне поверь. — Она кинула на Томаса Уильямса убийственный взгляд. — Кстати, как-то раз Хью застал вас с Генри врасплох, так?
— Хью? Да. Правда, он не знал Генри в лицо, хотя и слышал о нем… Дайана, Хью такой напыщенный, просто не верится, что ты… Ой, извини, — покаянно произнесла Энн.
— И ты рассказала Генри про Ричарда Джеффриза?
— Я… — Энн покраснела. — Но я не выдавала никаких секретов — я их и сама толком не знаю. Да о чем это мы все?! — Она растерянно переводила взгляд с Томаса на Дайану.
— Видите ли… — начал Томас, но Дайана его прервала.
— Энн, чтобы уж не осталось недоразумений: ты просила Генри сохранять осторожность, не упоминать твое имя даже в дневнике?
Кузина смущенно потупила взор.
— И вы решили использовать меня для отвода глаз? — настаивала Дайана.
— Ну да, — с несчастным видом призналась Энн. — Но ты не знаешь Брэда, не представляешь, что он мог натворить! Мы не хотели ничего плохого.
Дайана рассмеялась.
— Ну что ж, Том, расскажи ей все! — вызывающе бросила она.
— Дайана, прежде всего я хочу попросить у тебя прощения, — начал Томас, глядя ей прямо в глаза, — за все то…
— Что он мне должен рассказать? — перебила Энн.
Тогда он посмотрел на нее.
— Генри попал в аварию, все время просит… Словом, я понял так, что он хотел видеть Дайану…
— Поэтому последние два дня Томас пытался силой дотащить меня до постели Генри… — заметила Дайана, но умолкла, видя, как Энн встала, побелела как полотно и пошатнулась.
— Ну что ты натворил! — в ужасе закричала Дайана.
Сшибая стулья и друг друга, они бросились к кузине.
— Я натворил? — повторил Уильямс. — И ты еще говорила об испанской инквизиции! — воскликнул он, подхватывая Энн, которая потеряла сознание.
— Ну и что теперь ты будешь с ней делать? Не можешь же ты вечно держать ее так, словно это статуя Свободы, — сердито проворчала Дайана. — Неси ее в гостиную.
Уильямс осторожно опустил молодую женщину на диван; Дайана села рядом и принялась энергично массировать ей руки, говоря без умолку:
— Энн, все в порядке, Генри уже лучше. Сегодня же Томас доставит тебя в Лондон. Дорогая, ну очнись же! Я понимаю, каково тебе, но не надо вести себя так, будто ты безвольная тряпка! Ты же сможешь…
— Возьми, — сухо произнес Томас, протягивая Дайане стаканчик бренди. — Тебе что, необходимо тараторить, не закрывая рта?
Дайана кинула на него разъяренный взгляд, сама отхлебнула бренди, а потом приложила стаканчик к бледным губам Энн. Глаза кузины приоткрылись. Увидев это, Уильямс вздохнул с облегчением и направился к телефону.
Когда он кончил говорить, Энн уже пришла в себя, хотя все еще была очень бледной. Обе женщины вопросительно посмотрели на Уильямса.
— Мне удалось забронировать место на трехчасовой рейс. Но только одно.
— Пожалуйста! — умоляюще воскликнула Энн. — Отдайте его мне!..
— Том, — обратилась к нему Дайана, когда они вернулись в гостиную, проводив Энн, — почему ты не согласился, чтобы она тебя куда-нибудь подвезла.
Он задумчиво посмотрел на нее.
— А мне сейчас некуда ехать, Дайана.
Она пожала плечами.
— Ты мог бы попасть на следующий рейс.
— Это еще неизвестно. По моим источникам в аэропорту по-прежнему царит хаос, а завтра кончаются школьные каникулы.
— Ну так что ты собираешься делать? — Дайана начала терять терпение.
— Не знаю. А что ты предлагаешь?
— Ничего, — отрезала она. — Я-то пойду к своим лошадям. А ты, Том, делай что хочешь, — Она небрежно махнула рукой.
Он не пошел за ней, а она не стала оборачиваться.
Рут в конюшне не было, но Дайану приятно поразил безупречный порядок. Ровер и Джульетта приветствовали хозяйку радостным ржанием. Остальные лошади тоже чувствовали себя прекрасно, но она провела в конюшне довольно много времени, меняя им попоны на более легкие. Когда она закончила и направилась к себе наверх, гадая, там ли еще Томас или нет, уже стемнело. Может, он понял ее намек и заказал такси, пока меня не было? — подумала Дайана.
Ничего подобного. Он крепко спал на ее диване. Она постояла, глядя на него, но он даже не шелохнулся. Отвернувшись, Дайана тихо прошла к себе в спальню, бесшумно закрыла дверь и тоже легла.
5
Когда она проснулась, часы показывали семь тридцать вечера. Вскочив, она выбежала из спальни с невольным криком — и остановилась, увидев, услышав и почувствовав нечто удивительное.
Из кухни шел чудесный аромат, стол был накрыт на двоих, звучала музыка Мендельсона. Она увидела Томаса Уильямса с полотенцем в руках, возившегося в кухне.
— Что?.. — начала она ошеломленно. И уже более связно добавила: — Лошади! Я надела им легкие попоны, потому что было тепло, но…
— Расслабься, Дайана, — посоветовал ей Томас. — Когда пришла Рут, я помог ей накормить лошадей, а потом мы сменили попоны. Все в порядке.
— Но…
— Еще я взял на себя смелость приготовить обед, — невозмутимо продолжал он. — Почему бы тебе не принять ванну? У тебя есть еще полчаса.
Дайана провела рукой по волосам, молча развернулась и ушла в спальню.
Минут двадцать она нежилась в ванне, подливая в горячую воду жидкость с запахом гардении, которую мать подарила ей на день рождения, и размышляя, чем еще удивит ее Томас Уильямс. Потом натянула эластичные темно-синие брюки и длинный фиолетово-синий свитер; блестящие светлые волосы она оставила распущенными.
Несколько минут она пристально изучала себя в зеркале, ища хоть малейший намек на «темперамент»; но в ее глазах была заметна лишь легкая неуверенность. Она вздохнула, закатала рукава свитера, спадавшие ей на пальцы, и начала рассматривать короткие, не покрытые лаком ногти. Затем чуть-чуть коснулась губ помадой, надела свои теплые меховые тапочки и выплыла из ванной.
Теперь звучал Моцарт. Приняв из рук Томаса Уильямса бокал вина, Дайана хладнокровно выдержала его пристальный взгляд — он ничего не упустил, разглядывая ее, — и выпалила первое, что ей пришло на ум:
— Когда я слушаю Моцарта, то чувствую, как меня затягивает его жизнь, его эпоха, и мне хочется плакать.
Томас улыбнулся.
— Мне тоже. Я так и вижу, как идет дождь в день его похорон, и ощущаю такую утрату!
Дайана изумилась. Она никак не ожидала услышать от него такое. Не думала найти в Томасе Уильямсе родственную душу. Ей даже не пришлось долго объяснять, что она имела в виду. Нет, я просто веду себя глупо, сказала она себе. Моцарт наверняка нравится многим.
Сделав глоток вина, она сказала:
— Может, ты не поверишь, но я спец по Моцарту. Мне известно, когда и где он родился, когда умер, как звали его сестру и собаку, как сложились судьбы двух его оставшихся в живых детей. Знаешь, например, что при рождении его окрестили Иоганном Кризостомом Вольфгангом Теофилом Моцартом?
— Знаю. Еще я знаю, что Теофил — это греческий вариант имени Амадей. Моцарт предпочитал, чтобы его называли именно так. Оба имени означают «любимый Господом».
Дайана улыбнулась.
— Может, мы читали одну и ту же книгу?
— Может. Кстати о книгах… — Он указал на ту, что лежала на кофейном столике. — Тебе понравилось?
— Да, очень, — с энтузиазмом отозвалась Дайана. — Я не очень люблю, когда в рассказ о путешествии включают политику, но эта книга — такая увлекательная! Отец подарил мне ее на Рождество. Сказал, что этот писатель имеет хорошую репутацию. Хочешь взять ее почитать?
— Спасибо, я читал, — ответил он с улыбкой.
— И хорошо написана, правда?
— Хотелось бы так думать. Кстати, обед почти готов.
Он приготовил говядину с тушеными грибами, картофелем и свежим зеленым горошком. Получилось восхитительно, приправа была добавлена в самый раз — она сама не смогла бы приготовить лучше.