Подчинение миллиардеру (ЛП)

— Шестнадцать, — небрежно отвечаю я, насколько могу.
Его глаза остаются тщательно завуалированными, но брови приподнимаются.
— Извращенец.
— Он не извращенец, — тут же вступаюсь я в его защиту. — Я возмущена твоим обвинением. Ты уже второй раз называешь его так. На самом деле, я была очень зрелой для своего возраста. Я не выглядела такой юной.
— Ты даже сейчас выглядишь так, будто едва стала совершеннолетней.
— У меня было раннее развитие, — настойчиво говорю я.
— Да? Когда он впервые встретил тебя, по что ты была одета?
Я чувствую себя подавленной.
— Не твое, черт побери, дело.
— Я так и думал.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Хочешь поспорим, я уже знаю, во что ты была одета?
— Я могу солгать.
— Ты не умеешь лгать.
Я даже не могу поднять глаза, поэтому хмурюсь, глядя в свою тарелку.
— Готова поспорить на платье, которое на тебе. Если ты выиграешь, то оно останется на тебе, если проиграешь, ты его снимешь.
— Очень односторонний спор, — отвечаю я.
Он мрачно смеется.
— Мне нравится такой спор.
— Я больше не хочу обсуждать с тобой свою личную жизнь, — говорю я, нарезая сосиски.
— Странно, что ты все время защищаешь этого извращенца. Если и есть в жизнь хоть что-то, что я ненавижу больше всего, так это мужчин, которые вторгаются в жизнь детей.
Гнев начинает подниматься у меня с самого низа живота. Я сначала медленно кладу нож, как будто он меня не так сильно бесит, что мне хочется ему просто двинуть.
— Прекрати его так называть, — тихо произношу я.
— Почему? Это правда.
— Это не правда. Я была уже совсем не ребенок.
— Ты была одета в школьную форму.
Я с трудом сглатываю. У меня не хватает мужества взглянуть ему в глаза. Как он догадался? Когда Найджел приехал на вечеринку, я не успела забежать домой и переодеться. Сара, племянница Найджела, у которой был день рождения, вместе со мной были в школьной форме, ели леденцы на кухне. Он вошел и посмотрел на меня так, пока я посасывала свой леденец на палочке, что заставил меня покраснеть.
И меня раздражало, что он догадался.
— Но я не была уже ребенком. Если ты думаешь, что можешь заставить меня почувствовать отвращение к Найджелу, называя его всякими мерзкими словами, можешь не утруждаться, потому что это не сработает. Мой отец тоже пытался это сделать, но это ни к чему не привело.
— Так значит твой отец солидарен со мной? — набрасывается он.
Я делаю глубокий вдох. Боже, дай мне силы.
— Тогда у него сработал отцовский инстинкт – защитить свою дочь, но сейчас он так уже не думает. Он понял, что Найджел хороший человек. — Я скрещиваю пальцы под столом.
— Хм... мне придется пересмотреть свое мнение о тебе.
Я хмурюсь.
— Какое мнение?
— Ты лжешь.
Я беру чашку и начинаю потягивать кофе.
— Почему ты думаешь, что я лгу? Потому что все врут?
— Когда последний раз ты врала?
Последний раз я сказала ему, что не хочу его видеть. Я пожимаю плечами.
— Точно вспомнить не могу.
— Хм..., — он молча ест, и поднимает на меня глаза, только когда заканчивает свой завтрак. — Ты собираешься навестить своего отца сегодня?
— Нет, я поеду завтра. Сегодня к нему поедет бабушка. — Я цинично улыбаюсь. — Мне пришлось ей солгать. Она думает, что я простудилась, и нахожусь дома с Найджелом.
Как обычно, упоминание Найджела заставляет его хмуриться.
— Меня не будет большую половину дня, но ты можешь пойти погулять по территории, покататься на лошадях, поплавать, или почитать, можешь взять любую книгу в библиотеке, посмотреть фильм в кинозале. Делай все, что хочешь. Я вернусь к ужину.
Я киваю.
Честно говоря, что его не будет почти целый день для меня настоящее облегчение. Время, которое мы проводим вместе, мне кажется, запутано нашими эмоциями и едва скрываемой враждебностью.
Он встает и подходит ко мне. У меня тут же начинает колотиться сердце, словно готово выскочить из груди.
— Что? — нервно спрашиваю я.
— Прежде чем я уйду, встань и сними свое нижнее белье.
У меня глаза готовы вывалиться из орбит.
— Что?! — Восклицаю я, хотя уже чувствую, как мое тело тут же реагирует на его сексуальный запрос.
— Ты слышала.
— Зачем? Ты все равно собираешься уходить. — С трудом выдыхая спрашиваю я.
— Потому что мне нравится думать, что ты ходишь по моему поместью мокрая и опухшая между ног.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Стар
Буквально несколько секунд я вызывающе смотрю на него. И, глядя ему в глаза, мне приходит в голову, что если я не подчинюсь, он возьмет дело в свои руки, и увидит, что он прав. Я ощущаю насколько мокрая. Я снимаю свои трусики, скомкав их, бросаю в его протянутую ладонь.
— Когда я вернусь, я хочу, чтобы ты была голой, — говорит он прежде, чем уйти.
Мне странно ходить без нижнего белья. Я никогда этого не делала, особенно с таким коротким платьем. Чувствуется какая-то свобода, но она слегка смущает. А если ветер поднимет мою юбку, или я попаду в аварию? Все увидят мою киску.
Поскольку погода стоит настолько прекрасной, я решаю прогуляться по территории особняка. И во время прогулки, отклоняюсь от главных дорожек, сворачивая на тщательно подстриженную тропинку, ведущую к симпатичному зданию из красного кирпича Поднимаюсь по ступенькам и дотрагиваюсь до входной двери. Дверь открывается.
К моему удивлению, я попадаю в маленькой часовню, наполненной светом от витражей. Она очень красивая и умиротворенная, вдруг я начинаю беспокоиться, что мне не следовало входить в подобное место без трусов, но я начинаю подсмеиваться над собой. Глупо с моей стороны.
Бог создал нас всех голыми.
Здесь прохладно и спокойно, я продвигаюсь вперед. В глубине на стене стоит простой деревянный крест. Я преклоняю колени на пол и закрываю глаза. Молюсь за здоровье отца. А потом молюсь, чтобы Найджел излечился от своей зависимости. Наконец, я произнесу молитву за себя. Я молюсь, чтобы Бог придал мне силы, чтобы не поглотили собственные плотские и низменные желания. Потом несколько минут я просто сижу на одной из скамеек в тихом созерцании. Затем я заставляю себя подняться на ноги и покидаю это тихое убежище.
Я иду в сторону конюшни. Вокруг никого, поэтому я вхожу внутрь. О Господи, какие же невероятно красивые лошади! Единственные лошади, которых я знала до тех пор, были толстыми фермерскими лошадьми, возящих детей по пляжу.
Эти же лошади высокие и шерсть гладкая, что их шеи сияют даже в тусклом свете конюшни. Я подхожу к одной, и она смотрит на меня, не двигаясь. Осторожно я поднимаю руку, и она не реагирует, я опускаю ладонь на ее блестящую шею. Она продолжает смотреть на меня. У нее умные глаза.
Я иду дальше, останавливаюсь у огромного белоснежного коня перед одним из стойлов. Он абсолютно потрясающий, у меня возникает странное ощущение, словно я смотрю на мифическое существо. Я делаю несколько шагов в его сторону, он совершает рывок головой и начинает перебирать копытами. Я не много знаю о лошадях, но его реакция определенно сообщает мне, что лучше не подходить ближе, поэтому я останавливаюсь и медленно направляюсь к другой лошади. Она настолько милая, настолько дружелюбная, я жалею, что не захватила с собой кусок сахара или яблоко.
Я самозабвенно глажу ее шелковистую шею, нашептывая всякие глупости и любуясь ее красотой, маленький комок шерсти — щенок появляется у моих ног. Великолепный, который начинает радостно прыгать вокруг меня внизу. Я наклоняюсь и беру его на руки. Он облизывает мне лицо с неослабляющим энтузиазмом, заставляя меня смеяться.
Потом мужчина входит в конюшню и приближается ко мне. На нем брюки цвета хаки, рубашка в клетку и грязные сапоги.