После терапии (ЛП)
Сейчас я твердо верю, что у всех в жизни есть выбор. Мы можем разрешить нашему прошлому сломать нас или постараться построить будущее. Мы можем злиться из-за того, что прошлое тянет нас назад, или же позволить ему поглотить нас. Я много раз позволял ему захватить меня, но сейчас я выбираю гнев. Наверное, вместо того чтобы бороться за Джесс, мне нужно бороться за себя самого, так же как она борется за себя, а вместе мы сможем бороться за наше будущее.
— Я могу это делать, — уверяю я ее.
— Я знаю, что ты можешь, — признает она.
Я обнимаю ее и притягиваю ближе к себе. Целую глаза, щеки, кончик носика и говорю:
— Никогда больше я не буду принимать все это как должное, и никогда больше не буду бороться в одиночку. Теперь мы есть друг у друга.
— Одна из моих любимых поэтесс написала о принятии происходящего как данность. Я записала ее слова на бумажке и на пробковой доске, которую медленно превращаю в доску визуализаций, — говорит она.
Я поднимаю брови. Это не похоже на нее.
— У тебя есть доска визуализации? Мило.
Она смотрит на меня и закатывает глаза, наполовину от смущения, наполовину с сарказмом.
— Да, это была идея Мерседес. Она читала какую-то книгу под названием «Секрет», и теперь одержима желанием заставить вселенную работать в ее пользу. Я же настроена скептически.
Я так и думал.
— Конечно, ты настроена скептически. Хорошо еще, что ты даешь вселенной шанс попытаться. Постановка целей идет на пользу, независимо от того, как ты установишь их.
— Не лечи меня, мистер Коллинз, — говорит она и толкает меня в грудь.
Я смеюсь.
— Профессиональные замашки, прости. Так произнеси мне эту цитату.
— Помни, помни здесь и сейчас. Живи этим, чувствуй это, прими это. Я хочу осознавать все, что принимаю как должное. — Она цитирует с осуждением.
— Вау, да, именно так. Я хочу, чтобы мы жили так, Джесс.
Она расслабляется и кладет голову мне на грудь.
— Я тоже хочу жить так. Всегда. С тобой.
Я ее целую и шепчу:
— Всегда. С тобой.
Она немного наклоняет голову назад, чтобы мы смотрели друг на друга. В ее глазах танцуют огоньки восхищения и счастья. Это прекрасное зрелище.
— Значит ли это, что ты собираешься попросить меня выйти замуж за тебя в один прекрасный день?
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
— Да, я собираюсь попросить тебя выйти за меня в один прекрасный день.
Она целует меня и говорит:
— Хорошо, потому что в один прекрасный день я скажу да.
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Вчерашний день был бесценным и незабываемым. Я счастлива. Впервые за долгое время это чувство распространяется на все сферы моей жизни. Это незнакомое чувство, поэтому я не особо уверена в нем. В наших отношениях с мамой произошел прогресс. Она так же платит за аренду квартиры и по счетам, а в колледже у меня есть стипендия. Я понимаю, что она чувствует себя в долгу передо мной. А я просто благодарна за возможность учиться в колледже и, наконец, делать что-то для себя и жить с какой-то целью.
Я убираюсь в комнате и нахожу дневник Кингсли, отчего мое сердце чувствует небольшой укол боли. Мне нужно навестить его могилу. Что-то во мне нуждается во встрече с ним, чтобы закрыть эту главу моей жизни, прежде чем начать новую. Я хочу позвонить Джейсу и рассказать об этом, я хочу, чтобы мы были честны друг с другом. Не думаю, что он будет возражать, но я должна сказать ему, куда пойду. Сегодня у меня нет занятий в колледже, поэтому я пишу ему об этом сейчас.
Я: Ты можешь позвонить мне, когда у тебя будет свободная минутка, пожалуйста?
Он немедленно отвечает.
Джейс: Сейчас у меня перерыв между клиентами. Секунду.
Мой телефон тут же звонит, и я отвечаю:
— Привет, мой парень.
— Привет, моя девушка, — отвечает он.
— Я хочу задать вопрос... вернее, сказать тебе кое-что, — я пытаюсь подобрать слова.
— Что случилось, Джесс? Все в порядке?
Я делаю глубокий вдох и говорю:
— Я собираюсь сегодня поехать на могилу Кингсли. Я просто хотела сказать тебе заранее. Ты не против этого?
Следует короткая пауза, и затем он отвечает:
— Конечно, я не возражаю. Поезжай. Сделай то, что тебе нужно. Если я тебе понадоблюсь, или ты захочешь поговорить о чем-нибудь, я буду здесь и сегодня ужин с меня. Мы можем поговорить об этом позже, если хочешь. А если нет, то ничего страшного.
— Я люблю тебя, — говорю я с облегчением.
— Я тоже люблю тебя. Будь осторожна.
— Буду. Увидимся вечером.
Мы разъединяемся, и я мгновенно чувствую себя свободной. Я понимаю, может показаться странным, что я собираюсь посетить могилу Кингсли, но я знаю, что он там наверху смотрит на меня и радуется. Он бы не хотел, чтобы я грустила. Я иду к одному из моих ящиков, где храню несколько старых дневников. Я написала стихотворение для Кингсли, после того как он погиб, и пришло время положить его рядом с ним. Я нахожу дневник и кладу его на кровать, а потом иду готовиться к выходу.
***
Когда я подъезжаю к кладбищу, меня охватывает спокойствие. Сейчас я уверена в своей жизни больше, чем когда-либо, и Кингсли является важной частью того, кем я сейчас являюсь. Он всегда будет со мной, но настало время полностью освободиться и позволить ему уйти, чтобы я могла держаться за жизнь обеими руками. Он был прав.
Жизнь представляет собой серию глав огромной книги.
Я просто счастлива, что ты был частью моей жизни, даже если только на несколько глав.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Вся жизнь после…
Вечер, теплый техасский бриз танцует по моей морщинистой коже. Я качаюсь назад и вперед в старом скрипучем кресле-качалке на крыльце. Кресло рядом со мной пустует. Я чувствую себя странно, сидя здесь без Джейса. Солнце садится, и я ощущаю себя почти победителем, потому что пережила еще один день без него. Одинокая слеза стекает из глаза по моему лицу. Я знаю, люди думают, что в моем возрасте, после стольких прожитых с ним лет, печали не должно быть, или она не должна быть такой глубокой, но они ошибаются. Я не думаю, что важно, сколько человеку лет, потому что, когда вы теряете свою вторую половинку, вы чувствуете такое горе. Вы чувствуете его глубоко в ваших костях, будь они крепкими или хрупкими.
У нас была хорошая семья, хорошая жизнь вместе. С каждым скрипом древнего кресла в моей стареющей голове всплывают отрывки из памяти. Я могу забыть, где я оставила свои очки или чем занималась несколько минут назад, но есть то, что я никогда не забуду, несмотря на возраст. В голове отпечатались не тронутые временем воспоминания. Ветерок раздувает серебристые пряди моих волос по лицу. Я их не убираю. Это делал Джейс, он убирал их за уши, а затем целовал меня в щеку, говорил мне, какая я красивая. Даже с моей дряблой и старой морщинистой кожей, он никогда не пропускал ни дня, чтобы не сказать мне, какая я красивая.
Я смотрю, как солнце опускается в глубокие синие тени на небе и вздыхаю. Еще один день подошел к концу. Я скучаю по нему. Каждый вечер мы сидели на нашем крыльце и смотрели на танцы светлячков в высокой траве на пастбище через дорогу. Сейчас мои ноги стали старыми и дряхлыми, и я не могу гоняться с внуками за светлячками. Мы заполняли светлячками баночки. Джейс вытаскивал свой нож и протыкал отверстия в крышке. А потом сидели на улице, глядя на свечение, исходящее от банки, пока дети не уставали и не были готовы ложиться спать.
На следующее утро, Джейс говорил им:
— Настало время вернуть их к солнцу.
Стоя во дворе, они выпускали светлячков, и мы смотрели на их бегство. Вечером, после похорон Джейса, все дети и внуки собрались у нас дома. Незадолго до захода солнца мы сидели на большом крыльце, и наша старшая дочь, Лайла Бет, вглядываясь через обширные земли на солнце, сказала: