Патриот. Жестокий роман о национальной идее
– Это наш с ним внутренний вопрос, но считайте, что его больше не существует. Напомни мне, Герман, сколько там?
– Там три миллиона долларов, – сухо прокомментировал Гера и по вспыхнувшим желтым пламенем глазам Киры Брикер с усмешкой подумал, что тут проблем с тем, чтобы познакомиться поближе, не возникнет.
Сержант и кесарь
Через неделю Гера получил именной депозитный сертификат офшорного банка «Миллениум», расположенного в банановой республике Св. Винсент и Гренадины. Неизвестно почему, но именно «Миллениум-банк» пользуется огромной популярностью у российских чиновников класса А, Б, В и бог знает еще, каких они там бывают уровней. Там же держат некоторую часть своих денег и большинство российских олигархов: это почти так же надежно, как в Швейцарии, и гораздо более выгодно. Никто и никогда не слышал ничего о Святом Винсенте и Гренадинах, никто из простых смертных, но стоит обронить это название так, невзначай, в подходящей компании с обладателем нефтяной трубы или с власть предержащим баловнем судьбы, как можно с успехом рассчитывать, что относиться после этого будут если и не как к своему, то уж, по крайней мере, как к тому, кто «в теме».
Сертификат доставил курьер-фельдъегерь, одетый в военную форму и с пистолетом на боку. Своим появлением он породил в дачном поселке, где уже давно проживала вся большая новая Герина семья, слухи, которые и изначально-то не имели в своей основе никакой правды, а уж через некоторое время, пасуясь от одного сплетника к другому, превратились в легенды о том, что зять-то у профессора «видать, не простой». Все помнили, с каким шиком подъехал однажды Гера на автомобиле генерала Пети: черном длинном «бумере» с флажками на номерах и двумя синими «детскими ведерками» на крыше. И вот теперь почти такой же «аппарат», да оттуда курьер с прикованным наручниками к правой руке портфелем… Ну, что тут скажешь?
А еще через три дня Гера поехал осматривать новый офис, который нашелся в обширном хозяйстве Управления делами президента. Это был милый двухэтажный особняк невдалеке от Гоголевского бульвара. Белые с желтым стены, зеленая крыша. Гера сразу же назвал особняк «яйцом». Изнутри здание было полностью отремонтировано и оборудовано всем, что может понадобиться для функционирования любой конторы, чья сфера деятельности может простираться от производства телогреек до космического шпионажа. Единственным обитателем особняка, вернее, околоособнякового пространства оказался юный милицейский сержант, который, скучая, сидел в будке при входе и читал какую-то газету. При появлении Германа он выскочил из своей будки и отдал честь.
– А вы что же, любезный, – Гера, и сам от себя не ожидая, перешел на высокомерный тон столичного интеллигента, – вы что же это, честь и вообще… Вы разве меня знаете?
– Так точно! Фотографию вашу еще утром на инструктаже разводящий довел.
– Разводящий? На инструктаже? Да что вы говорите, как интересно!
Сержант-простота лишь пожал плечами, мол, кому-то, может, и интересно, а мне вот…
– А что, разве нет? – продолжал со своей «фирменной» легкой издевкой Герман. – Ведь это так брутально, так по-мужски: «разводящий», «довел», «инструктаж». Ведь это, голубчик, прямо-таки суровая мужская работа!
– Да чего тут интересного-то? – вдруг неожиданно выпалил сержант. – Сидишь тут, как полный даун, весь день в этой идиотской будке и света белого не видишь.
Гера расхохотался. Он не ожидал от «привратника», как сам он назвал этого человека, сидевшего в будке, столь глубоких откровений.
– Так вы что же, недовольны своей работой? – продолжил интересоваться Гера.
– А чем же тут быть довольным? Скучно же. Если бы я не в Солнечногорске жил, а в Москве, то обязательно бы кем-нибудь другим стал. А так каждый день почти одно и то же. Вон, – сержант кивнул куда-то в глубь своей будки, – маманя еды сложила в баночку, и весь сказ. Жуй не хочу.
Герман пожал плечами, этот разговор с сержантом стал тяготить его. Он, перейдя на официальный тон, спросил:
– Как мне можно осмотреть дом?
– Да ничего сложного нету, – смущенно ответил сержант, – вот вам ключи. Здесь, на связке, они все с брелочками по номерам комнат, так что, пожалуйста, осматривайтесь.
– Спасибо. Так я войду?
– Да, да, конечно. А вы это… извините…
– Что такое? – Гера был почти у самой двери, когда его догнал этот полувопрос.
– А вы надолго?
– Ну, не знаю. Часа на полтора, может, чуть больше. Хочу все осмотреть, чтобы понять, с чего начинать…
– Нет. Я не это хотел спросить. В смысле, вы вообще-то надолго? Я имею в виду, здесь, в особняке этом, долго планируете проработать?
– А вам это зачем?
– Да я так, для себя просто спрашиваю. Мне-то вообще лучше, чтобы здесь так никого и не было. Так спокойнее, а то въедете сейчас, так ворота придется открывать, за порядком следить, да мало ли…
– Угу, – только и произнес Гера и скрылся внутри здания. А сержант вернулся в свою будку и достал из спортивной сумки мамину баночку с обедом.
Первым делом, очутившись вне пределов видимости и слышимости сержанта, за толстой дубовой дверью, Герман вытащил из кармана телефон и куда-то позвонил. Подождал, когда ему ответят, и сказал:
– Я пока осматривать не начал ничего, но у меня вот так с ходу одна просьба. Какая? А вот какая: там в будке какой-то ментяра сидит молодой, который слишком много рассуждает и при этом совершенно не по делу и на темы, которые его не касаются. Вы, пожалуйста, сделайте так, чтобы я его больше никогда не видел, и попросите там, в спецполку этом, чтобы присылали кого-нибудь с меньшим количеством извилин, сойдет одна, от фуражки, и менее словоохотливого. Хорошо? Ну, вот и замечательно.
Закончив разговаривать, Гера оглядел прихожую, потолок, украшенный лепными розетками, все это плюс огромное от пола до высокого четырехметрового потолка зеркало напомнило ему вестибюль театра. Он подошел к зеркалу, принял позу римского императора Нерона: голова поднята, правая нога выставлена вперед, правая рука вытянута перед собой – и, глядя на свое отражение, глумливо-торжественно произнес:
– Кесарю кесарево, а слесарю слесарево! – После чего весьма довольный собой пошел осматривать офис.
…Своим заместителем Гера назначил совершенно лысого и оттого похожего на шар из русского бильярда Вову Козакевича. Вова был постоянным жителем Сети, торчал в ней двадцать три с половиной часа в сутки, а остальные полчаса у него уходили в сумме на отправление естественных надобностей, поедание чипсов – любимой Вовиной еды – и перезагрузку подвисавшего иногда от чрезмерного количества информации компьютера. Вова был гениальным программистом с преступными наклонностями взломщика. Он не ради преступной наживы, а исключительно из спортивного интереса взломал как-то коды доступа американского Генерального штаба, и, говорят, в Пентагоне был страшный переполох. Во всем обвинили вышедших из ада бородатых хакеров Аль-Кайеды, сидящих с ноутбуками где-то в афганских пещерах и ведущих оттуда атаки на американские средства обороны. В то время как по всем новостным каналам дикторы взахлеб передавали о новых проделках «компьютерных монстров бен Ладена», с аэродрома в Турции готовились подняться в воздух тридцать пять стратегических бомбардировщиков для нанесения каких-то там бомбовых ударов. В то же самое время вся компания «Pharaon’s constellation» – разработавшая те самые бомбы, которые висели сейчас на специальных ремнях внутри бомбардировщиков, – радостно потирала руки от того, что получила от правительства США такой выгодный заказ, а Вова лишь хихикал в комнатушке маленькой родительской квартиры где-то в Кузьминках. Он очень удивился, когда чьи-то заботливые руки сняли с него наушники, в которых играл любимый Вовин «Hell raiser», и также заботливо крутанули кресло, повернув Вову на сто восемьдесят градусов. Вовин рот, набитый чипсами, непроизвольно открылся, Вова закашлялся, и некоторое количество не пережеванной им картофельной массы вылетело наружу, угодив на костюм крепкого пожилого человека, неизвестно откуда взявшегося и стоящего посредине Вовиной комнатушки в компании двоих в штатском, один из которых и прервал Вовин процесс наслаждения тяжелым роком.