НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

В Меннинджере девушка, находившаяся в кататоническом состоянии, заставила мягкие как тесто мышцы ног держать ее прямо, пока она осматривалась вокруг. Кому-то требовалась помощь, кому-то нужна была она.
Лукас Гарнер, с трудом переводя дыхание, рывком остановил свое кресло. Оказавшись среди пешеходов, которые вели себя так, словно страдали от сильной головной боли, Гарнер прислушался, В этом эмоциональном всплеске должна скрываться какая-то информация! Но Гарнер так ничего и не узнал. Он понял, что чувство потери становится его собственным, оно подрывало волю жить, и еще он понял, что тонет в черном приливе.
— Это не вредит, — произнес Кзанол-Гринберг спокойным, убежденным и громким голосом. Громкий голос, как он надеялся, должен был остановить вопль Меснея. — Ты уже чувствуешь, что это не вредит. Во всяком случае у тебя есть громадная смелость, гораздо больше той, что ты имел когда-нибудь в своей жизни.
Месней перестал визжать, но его лицо было маской страдания.
— Все в порядке, — сказал Кзанол-Гринберг. — Спи. Он слегка задел кончиками пальцев лицо Меснея.
Полицейский рухнул в кресло. Машина продолжала невесомо нестись по бетону, скользя на воздушной подушке и гтоемительно приближаясь к цилиндрическому снаряду ЛЕНИВОЙ ВОСЬМЕРКИ 3. Кзанол-Гринберг только наблюдал. Он не мог манипулировать управлением с заднею сидения, а Месней ничем не мог помочь. Можно было проколоть воздушную подушку, растянув ее, но умирать не хотелось.
Ментальный вопль оборвался. Он положил руку на плечо Меснея и сказал:
— Останови машину, Ллойд.
Месней не проявлял никаких признаков беспокойства — ни физически, ни психически. Машина мягко опустилась на землю к двух ярдах от наружного корпуса гигантского колониального судна.
— Спи, — приказал Кзанол-Гринберг, и Месней заснул. Это было для него лучшим выходом. Он все еще находился код гипнозом, и транс его станет глубже, когда он проснется.
Что касается Кзанола-Гринберга, он не знал, чего хочет. Возможно, отдохнуть и поразмышлять. Пища не повредила бы в любом случае, подумал он. Кзанол-Гринберг чувствовал ум, который вопил о своем горе на пол-Канзаса, ж ему нужно было время, чтобы понять, что он не Кзанол, тринтанин, владыка сотворенного.
Вскоре послышался рев, похожий на взрыв фьюзера. Кзанол-Гринберг увидел волну пламенного дыма, стекавшего на бетон, затем дым понемногу уменьшился.
Он не мог сообразить, что это. И осторожно опустил умственный щит и прислушался.
Ответ пришел. Кзанол собирался за вторым костюмом.
Корабли, телескопы и Родильный астероид — этим можно было описать Пояс.
Столетие назад, когда Пояс только начинали заселять, корабли оснащались ионными двигателями, расщепляющими батареями и реактивными соплами на химическом горючем. Теперь использовались термоядерные сопла, основанные на методе применения внутреннего пространства кристалло-цинковой трубы для отражения большей части спектра энергии и материи. Компактный воздушный конвертер заменил бочковой воздух и гидропонику; по крайней мере, для многомесячных перелетов его хватало, хотя межзвездные колониальные суда должны были выращивать растения и для пищи. Корабли стали меньше, более надежными, подвижными, они стали дешевле, быстрее и бесконечно более многочисленными. В Поясе насчитывались десятки тысяч кораблей.
Но были и миллионы телескопов. Каждое судно имело по крайней мере один. Телескопы на Троянских астероидах наблюдали за звездами, к Земля оплачивала съемки зерном, водой и мануфактурой, поскольку телескопы Земли находились слишком близко к Солнцу я не могли избежать искажений от изгиба гравитационных полей и солнечного ветра. Телескопы следили за Землей и Луной, и такие съемки были тайной. Телескопы следили друг за другом, пересчитывая орбиту каждого важного астероида, когда планеты меняли его курс.
Родильный астероид был уникальным.
Ранние исследователи натолкнулись на неровную цилиндрическую железно-никелевую глыбу в две мили длиной и милю шириной, орбита которой проходила вблизи Цереры. Они обозначили ее путь и дали прозвище С-2376,
Через шестьдесят дет туда прибыли рабочие с чертежами. Они просверлили отверстие по оси астероида, заполнили его пластиковыми мешками с водой и закупорили оба конца. Сопло на твердом топливе вращало С-2376 вокруг своей оси. При вращении солнечные зеркала попадали в лучи света, медленно растворяя глыбу от поверхности к центру. Когда вода перестала взрываться, и скала остыла, рабочие получили цилиндрический железно-никелевый пузырь в двенадцать миль длиной н шесть миль в диаметре.
Уже тогда он стоил дорого. Теперь и того больше. Они раскрутили пузырь, создав половину единицы гравитации, заполнили его воздухом и тоннами дорогой воды, покрыли внутреннюю поверхность смесью пульверизированного материала из каменных метеоритов и отбросов, обработанных определенными бактериями. По оси пропустили термоядерную трубу, проницаемую для волн света некоторых длин. Плавная выпуклость в середине образовала озеро в форме обручального кольца, которое теперь опоясывало небольшой внутренний мир. Зонты в милю шириной защищали полюса от света, здесь конденсировался снег, который, падая под собственным весом, таял и сбегал ручьями в озеро.
Завершение этого проекта потребовало четверти века.
Через тридцать пять лет Родильник освободил Пояс от его самой важной связи с Землей, Женщины не могли рожать детей в невесомости. Родильный астероид в двести квадратных миль полезной площади мог стать комфортабельным домом для ста тысяч людей, и однажды это произошло. Население Пояса составляло только триста тысяч; в Родильнике обитало около двадцати тысяч: главным образом то были временные жильцы — беременные женщины.
Ларс держал сырую морковку в одной руке и набалдашник видеосканнера в другой. Он прокручивал шестичасовой фильм со скоростью, которая позволяла расправиться с лентой за пятнадцать минут. Фильм был снят одной из камер Эроса, каждая из которых теперь была нацелена на Землю.
Большую часть следующей недели Эрос будет ближайшим к Земле астероидом. Съемки велись непрерывно.
Внезапно Ларс перестал размышлять. Его рука дернулась. Он отмотал пленку немного назад. Стоп.
Вот оно. Один кадр был засвечен почти до конца.
Ларс переставил фильм на крупный сканнер и начал его медленно прокручивать, возвращая некоторые кадры назад. Дважды он использовал увеличитель. Наконец пробормотал: "Идиоты".
Он пересек комнату и начал отыскивать мазером Цереру.
Дежурный поднял наушники с обычным видом утомленного терпения. Он слушал молча, зная, что источник удален на световую минуту. Когда сообщение начало повторяться, он нажал на клавишу и произнес:
— Джерри, найди Эрос и передай следующее. Запиши, Благодарим вас, Эрос, ваше сообщение получено полностью. Мы все поняли, Ларс, Теперь я передаю новости для вас. — Бесцветный голос мужчины принял оттенок удовольствия. — От Тани. Доктор сказал, что через семь месяцев ты станешь отцом здоровеньких девочек-близняшек. Повторяю, девочек-близняшек…
Аккуратно, непрерывно перебирая пальцами по клавиатуру, которая регулировала положение сопел, Лит Шеффер ввел свое судно в док полюса Родильника. Внизу, на расстоянии тридцати постоянных миль, Церера выглядела изрытым оспой валуном, запятнанным зеркальными на вид пузырями из гибкого, прозрачного пластика. Он немного передохнул — вхождение в док всегда требовало ловкости, а вращение Родильника было неустойчивым даже на оси, — затем вылез из шлюза и прыгнул. Он опустился на сеть выше ближайшего из десяти персональных воздушных клапанов. Как паук на паутине он пробрался до стальной двери и влез в нее. Через десять минут, пройдя более двенадцати дверей, он оказался в раздевалке.
Лит нашел по клетке свой шкафчик, сложил внутрь костюм и пачку форсунок, представ костлявым верзилой с темными, вьющимися волосами и коричнево-красным загаром, который покрывал лишь его лицо и руки. В торговом автомате он купил бумажный комбинезон. Лит и Мадра били из числа тех немногих сотен обитателей Пояса, которые не стали нудистами в условиях незамысловатого окружения. Это отмечало их как кууков, что впрочем не считалось плохим на Поясе.