Вероломство

По его прикидкам, она должна возвратиться из школы через несколько минут.
Из-за угла появилась стройная девочка и начала вприпрыжку спускаться по улице, размахивая ранцем. Она кипела энергией, а волосы ее блестели на солнце. У Жана-Поля пересохло во рту. Как она похожа на Там.
Увидев незнакомца, девочка замедлила шаг. Он знал, что она сомневается, стоит ли подходить к дому. Уже много лет он производил такое впечатление, но никак не мог к этому привыкнуть. Даже в самых трущобных районах Гонолулу он вызывал у прохожих нервные взгляды. Ему было пятьдесят четыре, а на вид можно было дать все восемьдесят — если судить по совершенно седым волосам и задубевшей от ветра коже, изборожденной глубокими морщинами, следами болезней, паразитов, плохого питания, бессонных ночей, алкоголя и — что хуже всего — следами, оставленными людьми. Правую половину его лица обезобразил шрам, начинающийся у глаза, пересекающий щеку и уходящий под подбородок к шее. С первого взгляда можно было судить, что человек этот сам не знает, для чего живет.
— Май? — позвал он надтреснутым голосом, стараясь произвести не очень угрожающее впечатление. Он не посмел приблизиться к ней и быстро проговорил: — Я был знаком с твоим отцом во Вьетнаме.
Темные глаза девочки заинтересованно загорелись:
— Правда?
— Да. И с твоей матерью тоже.
Услышав это, она подошла ближе, волоча за собой ранец.
— Я не встречалась ни с кем, кто знал бы мою маму. Как вас зовут?
— Джед дома?
— Да, он у себя в студии. Идемте, я провожу.
Взволнованная Май толкнула калитку и повела его по каменистой дорожке, почти затерянной в буйной растительности, на крохотный задний двор, где стоял маленький сарай, превращенный в студию. Постройка, напоминавшая ящик с большими окнами, утопала в пестрых петуниях.
— Папа! — крикнула Май. — У нас гости!
Жан-Поль услышал шум за дверью дома у себя за спиной и обернулся, сразу заметив Джеда, сжимавшего в правой руке армейский кольт сорок пятого калибра.
Май побледнела и отпрянула на шаг:
— Папа...
— В дом, — приказал Джед, освободив проход. — Сейчас же.
Ее не пришлось просить дважды.
— Сколько лет прошло, — мирно сказал Жан-Поль.
— Убирайся.
— У меня и в мыслях нет причинить вред тебе или твоей дочери.
— Ступай в ту нору, откуда ты выполз, и не приближайся впредь к моей дочери. Ты понял?
Жан-Поль кивнул:
— Как тебе будет угодно.
Он повернул прочь, прошел по дорожке в калитку, стараясь ничем не выдать своего ликования. Джед по-прежнему ненавидит и боится его. Да!А это означает, что его, Жана-Поля, секрет пока не раскрыт.
У него есть козырь.
 Ты спятил, если вновь хочешь идти против этих людей.Но что ему терять? Жизнь покатилась под откос много, много лет назад.
Он может получить Камни Юпитера. Еще есть шанс.
 Для тебя, мама... 
И он может осуществить месть. За мать, за себя. Может быть, наконец тогда он обретет покой в душе. Сколько лет он надеялся, ждал. Теперь надо попытаться...
Захлопнув калитку, он заплакал, да так, что не мог остановиться. Слезы текли по изрытому рубцами и морщинами лицу, застилали глаза, и чем сильней он утирал их, тем больше их становилось. Наконец он побрел по тротуару, дав им волю.
Да, покой еще возможен. И справедливость. Он должен попытаться.
  ГЛАВА 6  
Томас Блэкберн принципиально не читал бульварную прессу, и Ребекка, предвидя позицию деда, прежде чем отправиться на Бикон-Хилл купила два экземпляра «Успеха» в супермаркете «Фэньюэл Холл». По привычке она не пользовалась сабвеем, а также такси, предпочитая проделать путь пешком, причем большую его часть — по обновленной набережной. Она любила задержаться у морского аквариума и понаблюдать за котиками или просто полюбоваться видом бостонской береговой линии. Когда она жила здесь в последний раз, а это было в середине семидесятых, возрождение центральной части города только начиналось.
По пути к дому деда Ребекка удержалась от того, чтобы хорошенько разглядеть первую полосу таблоида. Она и так никогда не забывала известное фото 1975 года, на котором были изображены она, Джед и Май, покидавшие Сайгон. У Ребекки не было этой фотографии. Зачем она ей? Даже по прошествии четырнадцати лет она как наяву слышит плач новорожденной Май Слоан и чувствует, как ребенок ворочается у нее на руках, ищет полную молока грудь, которую Ребекка не могла ей предложить. Она чувствует, как на ее плечо тяжело опирается Джед, бледный от потери крови. На его лице гримаса боли. Она ясно помнит собственное отчаяние, помнит каждое мгновение их мучительного пути домой.
Военный вертолет доставил их на корабль морского флота США, дрейфовавший в Южно-Китайском море. Невольно они стали участниками операции «Выбор-IV» — крупнейшей эвакуации на вертолетах. Вместе с другими американцами, покидавшими Сайгон, их переправили в Манилу. Там из плеча Джеда извлекли две пули. Ребекка была с ним, пока за Джедом не приехали родители. Потом она продолжала путь одна: сперва самолетом до Гавайских островов, оттуда в Бостон за вещами и наконец домой — во Флориду. С тех пор она не видела ни Май, ни Джеда.
И всё-таки Ребекка посмотрела на фотографию в газете. Не на ту, 1975 года, а на недельной давности, на мужчину и девочку, которым она помогла выбраться из Сайгона.
«Боже милостивый, — подумала она, глядя на его упрямое лицо, — неужели он никогда не станет прежним?»
Ей так хотелось этого. Лучше бы судьба не напоминала ей о мужчине, которого она когда-то любила.
 Проклятый ублюдок. 
Май — необычная девочка, даже по фотографии это видно. У Джеда Слоана не может быть обычной дочери. Ни Май, ни ее отец даже спасибо не сказали Ребекке за то, что она с риском для жизни вытащила их из Сайгона, но, глядя на них теперь, Ребекка вдруг обрадовалась, что так случилось. Благодарность связывала бы их. И для нее, и для Джеда, и для Май лучше, что связи между ними порваны, что их отдаление несомненно, хоть и не безболезненно.
Ребекка повернула влево, на Пинкни, и прошла мимо дома, где когда-то жила Луиза Мэй Олкот, к пересечению с Западной Кедровой улицей, на которую было бы удобнее выйти по Маунт-Вернон, но тогда бы ей пришлось пройти мимо дома Вайтейкеров, а этого Ребекка не хотела. Еще столкнешься с Абигейл Вайтейкер-Рид. Хватит уже. Ребекка была убеждена, что не без влияния Абигейл исторический дом Элизы Блэкберн исключили из пешеходной экскурсии, в которую он входил вплоть до нынешней весны. Наверняка Абигейл не знала, что теперешний владелец дома напрасно добивался этого несколько лет. Томас Блэкберн не делал секрета из того, что группы туристов, постоянно останавливавшиеся напротив его окон, порядком ему поднадоели вместе с их гидами, рассказывавшими об истории и архитектуре дома, а заодно и анекдоты из жизни семейства Блэкбернов. Лекция, как правило, завершалась словами, произносимыми печальным голосом: «В настоящее время стесненные обстоятельства мистера Томаса Блэкберна...» — привели к облупившейся краске на ставнях и наличниках, ободранной двери, потускневшим медным деталям и потрескавшимся витражным стеклам.
Многие годы близкие и дальние соседи, разнообразные научно-исторические комиссии и даже политики присылали ему письма с требованием отремонтировать жилище. И все-таки Томас заставил их замолчать, пригрозив выкрасить дом киноварью. Когда же экскурсовод оказывался особенно наглым, — а такое было не редкостью, — то он, или она, рассказывал группе кровавые подробности скандала 1963 года, приведшего к закату карьеры Томаса Блэкберна. Движимый горячим желанием «раздобыть факты», Томас опрометчиво направил своего сына Стивена, соседа по Бикон-Хилл и друга Бенджамина Рида в дельту Меконга, где они попали в засаду вьет-конговцев. Томас взял на себя всю ответственность за инцидент, но это не спасло его только что созданную компанию от краха и не остановило тогдашнего президента Джона Ф. Кеннеди, который отверг кандидатуру Томаса Блэкберна на должность посла США в Сайгоне. Вместо Томаса в Сайгон отправился другой бостонский аристократ, Генри Кэбот Лодж, а Томас ушел из политической жизни в небытие.