Вероломство

Время в данном случае не стало лекарем.
Он призвал самообладание, о котором уже забыл, и оторвал взгляд от частной галереи, проследовав в кабинет Абигейл.
Она сидела в кожаном кресле цвета слоновой кости за антикварным обеденным столом французской работы, который использовала как письменный. В высокие окна, выходящие в сад, лился солнечный свет. Казалось, что комната этой богатой женщины очень далека от городской толчеи и грязных улиц.
В первую минуту Жан-Поль не заметил в Абигейл никаких перемен. Он чуть ли не слышал ее рыдания, когда она тридцать лет назад умоляла его любить ее, богатую американку, старше него, замужнюю. Она обрушилась на него, словно скала в глубокие, спокойные воды, утопая в собственной страсти. Глупо, до чего глупо, что он поверил в ее любовь. Слишком поздно он понял, что Абигейл Вайтейкер-Рид любит только себя.
За ее креслом неподвижно, молча стоял вьетнамец, в котором Жан-Поль узнал Нгуен Кима. Ким был низкорослый, чуть выше полутора метров, прилизанный, жилистый и очень выносливый. Жан-Поль не встречал во Вьетнаме другого человека, в таком же совершенстве владевшего искусством выживания, как Нгуен Ким. Он прошел обучение в американских войсках особого назначения, и Абигейл, конечно, представляла его как бывшего офицера южно-вьетнамской армии, которого она великодушно взяла своим телохранителем. Ким с готовностью выслуживался перед каждым, кто мог быть ему полезным, и без колебаний убил бы любого, кто стал бы на его пути. И Абигейл, подумал Жерар, видимо, знает об этом.
Отправляясь к ней он учел то, что у нее может быть оружие или охранник, но все-таки решил, что она не рискнет застрелить его, хотя бы из-за пятен крови, которые останутся на полу.
— Ну, Жан-Поль, — сказала Абигейл, величественно выпрямившись в кресле. Голос ее прозвучал более надменно, чем тридцать лет назад на Ривьере. Тогда она была просто богатой женщиной, теперь к богатству добавилось могущество. — Я начинаю думать, что ты бессмертен.
Он подумал о ней то же самое.
— Я пришел за Камнями Юпитера.
— Отлично. — Она встала с кресла, обошла стол и присела на него спереди. На ней был простой бирюзовый костюм консервативного покроя, а волосы не выбивались, как раньше, из-под заколок, что придавало ей обманчивое выражение невинности. — Возьми, только они не имеют ко мне никакого отношения.
— Ты лжешь, Абигейл.
Она захохотала:
— Ах, как я любила раньше, когда ты произносил мое имя! Подумать только, я проводила бессонные ночи в сомнениях — думаешь ли ты обо мне? Ни одним мужчиной я не была увлечена так, как тобой. Но за тридцать лет я сильно изменилась. Да, ты прав, Жан-Поль: я часто лгу, но не сейчас.
— Ты всегда как-нибудь да сумеешь настоять на своем. — Жан-Поль подошел к персидскому ковру, но наступить на него не решился, словно его густой ворс мог вновь затянуть в мир Абигейл; Жан-Поль боялся опять подпасть под ее чары. — Ты заботишься только о себе, — сказал он ей, — только о своем удовольствии. Даже в постели ты была такой. Мне бы вовремя сообразить, что ты со мною сделаешь!
— Теперь ты ненавидишь меня. — Она холодно взглянула на него, и глаза у нее были такие же гипнотически-синие, какими он их запомнил, только на этот раз отсутствующие, равнодушные. — Это твои проблемы, Жан-Поль. Я ничем не могу помочь тебе.
Обведя взглядом ее кабинет, он отметил, что отовсюду выпячивается безмерное богатство. Жан-Поль подумал о своей нищенской каморке в Гонолулу. За что ей это, чем она лучше него? Но стала ли она от всего этого счастливее?
— У тебя опять под рукой пистолет, ma belle? Или ты поручишь грязную работу телохранителю?
Ему показалось, что она вздрогнула, когда он напомнил ей этими словами, как много он о ней знает и сколько она причинила ему страданий. Однако Абигейл быстро справилась с собой:
— Не вижу причины, по какой мы не могли бы решить этот вопрос цивилизованным способом. Жан-Поль, я не видела Камни Юпитера тридцать лет, и Бог тому свидетель.
— Это слова.
— Не хочешь — не верь. Это твое дело.
Жан-Поль все-таки ступил на ковер. Шаги его были беззвучны, взгляд не отрывался от властной женщины, сидевшей перед ним. Он мягко спросил:
— Ты ведь любишь сына, правда? Конечно, настолько, насколько может любить такая, как ты.
Она возмутилась:
— Сукин сын несносный! Кто ты такой, чтобы говорить со мной о любви? Убирайся из моего дома!
Жан-Поль пропустил мимо ушей ее тираду.
— А компания? — продолжал он. — «Вайтейкер и Рид» — это твой триумф. Ничего бы из нее не получилось, останься твой муж в живых. Какая удача, что он погиб, не так ли? Ты из рода Вайтейкеров. Всегда была при деньгах, и ума не занимать. Но тебе приходилось корчить добропорядочную бостонку и верную жену. Пока смерть Бенджамина не развязала тебе руки. Ведь вдове многое позволено, не так ли? Посмотрите на Абигейл Рид, бесстрашно принявшую на себя груз одиночества.
— Убирайся, Жан-Поль. — Голос ее прозвучал глухо и угрожающе, но вьетнамец-охранник оставался безучастным, ожидая команды хозяйки.
Жан-Поль не успокаивался:
— Тебе всегда нравилось рисковать. И жажду опасности ты, как правило, удовлетворяла, затаскивая к себе в постель таких мужчин, каким когда-то был я. — Он заставил себя улыбнуться и подошел к ней почти вплотную. Можно было схватить ее, но уж лучше взять в руки гадюку, подумал Жан-Поль и понизил голос, утрируя французский акцент. — Ах, ma belle, когда-то тебе было не занимать страсти. Неужто ты вложила всю свою страсть в компанию?
Она оттолкнула его.
— Пошел к черту!
Жан-Поль засмеялся:
— Мы отправимся туда вместе, ma belle. — Он опять приблизился к ней, с удовольствием глядя, как она морщится от его зловонного дыхания и безобразного шрама. — Я могу уничтожить и твоего сына, и твою компанию «Вайтейкер и Рид». Предположим, у тебя нет ни того, ни другого. С чем тогда ты останешься?
Она промолчала, и лицо ее ничего не выражало. Но за спокойной личиной Жан-Поль мог разглядеть и страх и злобу. Правда ли может? И станет ли?Абигейл обожала риск, но хотела, чтобы игра совершалась по ее правилам. Ей не нравилось, когда ситуация выходила из-под контроля. А именно так произошло тридцать лет назад с Жаном-Полем, поэтому она и постаралась вычеркнуть его из своей жизни навсегда.
— Не угрожай мне, — сказала она наконец осипшим голосом. И облизала губы. Без помады они казались бледными и тонкими. Выходит, не напрасно она заботилась о своей внешности. — Никто не поверит тому, что ты вздумаешь наплести обо мне или о Квентине. Я упрячу тебя в сумасшедший дом.
На Жана-Поля ее слова не произвели никакого впечатления. Он лениво шагнул к столу и начал раскачивать тяжелое пресс-папье из розового кварца.
— А Май Слоан — чудная девочка, не так ли? — спросил он, не глядя на Абигейл.
— Не знаю. Я никогда ее не видела, Жан-Поль. Сейчас ей четырнадцать...
Абигейл вдруг замолчала, и Жан-Поль понял, что она разволновалась. Чем больше она нервничала, тем уверенней чувствовал себя он. Абигейл — грозный соперник. Чтобы добиться желаемого, надо лишить ее душевного равновесия. Иначе она победит. Опять.
Он посмотрел ей в глаза.
— Верни мне Камни Юпитера.
— Жан-Поль, — сказала она шепотом, — оставь в покое прошлое.
— Не могу.
Жан-Поль повернулся и ушел под пристальным взглядом вьетнамца.
Абигейл неподвижно стояла, окруженная дорогостоящим антиквариатом, до тех пор, пока не услышала стук двери черного хода и потом, за окном, — шаги по брусчатому проезду. Затем, прижимая ладонь к груди, в которой прыгало сердце, она, спотыкаясь и наталкиваясь на углы, ринулась в гостиную. Взор застилали слезы.
Она подбежала к окну как раз вовремя, чтобы увидеть спину Жана-Поля, выходившего через кованую калитку на улицу.
Жан-Поль Жерар.
Он не был теперь даже тенью того дерзкого, сильного автогонщика, каким был тридцать лет назад. Он снился ей каждую ночь молодым, а теперь будет являться в нынешнем безобразном облике. Побитый, старый и жалкий. А ведь он моложе ее. Его желтозубая улыбка, улыбка скелета, заставила Абигейл со страхом вспомнить о смерти. Чтобы избавиться от него, она отдала бы Камни Юпитера.