Сафари для русских мачо
— Все не то. Хоть бы одна была записочка на русском, — сказал Гранцов.
— Давайте мы напишем, — предложил Марат.
Гранцов ничего не ответил, аккуратно расправляя бумажки и складывая их в карман.
— Сюда идут, — Кирсанов прислушался. — Один идет.
— Так, — сказал Гранцов. — Делать нечего, надо выбираться. Внизу двое. Выруби мне этого, остальные мои.
— Как это, вырубить? — переспросил Марат.
— Чтоб не встал, — просто сказал Гранцов. — Вон, ручку дверную возьми. И в висок. Выбора нет. Или мы их, или они нас. Ты за руль. Дорогу найдешь?
— Здесь одна дорога, вниз, — сказал Кирсанов.
— Я его сзади придержу, а ты — бей. Действуй, Марат, — сказал Гранцов и встал в угол за дверью. — Не мне тебя учить.
— Есть.
Марат сел на ящик, туго обхватив ржавую скобу дверной ручки, так, что только ее торец едва выглядывал из кулака. Заскрежетал замок, дверь приоткрылась, и заглянул тип в красной косынке под глазами. Увидев, что посреди комнатки сидит только Кирсанов, небрежно постукивая кулаком по колену, он распахнул дверь пошире и шагнул внутрь. Марат уже привстал…
Но Гранцов в последний момент вдруг услышал шум подъезжающей машины. Он сказал:
— Отставить!
Бандит резко развернулся в его сторону, неловко стаскивая с плеча автомат.
— Спокойно, спокойно, — сказал Гранцов. — Оксана, переведи ему, что все нормально.
Он мог бы сказать это и сам. Его познаний в языке Сервантеса вполне хватало, чтобы общаться с кубинцами в Эфиопии. Он, может быть, плохо воспринимал на слух, потому что давно не практиковался. Но говорить мог, хоть и не особо заботясь о произношении.
Однако сейчас знание языка стало его незаметным оружием. И демонстрировать его раньше времени Гранцов не собирался.
Оксана заговорила с бандитом, взмахивая руками перед собой, и он повесил автомат за спину. В следующий миг стало слышно, как во двор влетела еще одна машина.
Захлопали дверцы, двор наполнился возбужденными голосами, и по деревянной лестнице загрохотали шаги. Их было шестеро, и они не скрывали своих лиц. Красные косынки болтались на шеях, как пионерские галстуки. Один из них был в круглых очках, а пышная шевелюра и бородка клинышком придавали ему сходство с известным портретом Троцкого. Он обратился к Оксане, и она начала переводить.
— Спрашивают, где деньги. Не верят, что вы привезли с собой только девятьсот долларов на двоих.
— Скажи, что мы заплатили турфирме за полный сервис. «Олл инклюзив». Нам наличка не нужна.
— Не верят. Говорят, где кредитные карточки?
— Объясни им, что мы русские. Мы тупые. Мы не умеем кредитками пользоваться.
— Говорит, что сейчас начнет отрезать нам пальцы на ногах.
— Это бесполезно, — сказал Гранцов. — А почему на ногах?
— Руками вы будете писать письмо в свое посольство.
— Наше посольство не платит выкуп, — сказал Гранцов. — Пусть обращаются в турфирму.
— Обращались. Там не знают о таких туристах. Там говорят, что русская группа улетела в Бразилию.
В комнате появился фотограф с «полароидом». Гранцову дали в руки развернутую газету и сфотографировали с ней. Потом заставили Кирсанова встать на колени перед ним, и сделали групповой снимок.
— Говорят, что надо позвонить домой, в офис, в Москву, чтобы оттуда прислали деньги.
— Они хоть знают, где Москва? Объясни, что это далеко. Сколько они хотят?
— Двести тысяч. Долларов.
— У нас нет таких денег, — Гранцов развел руками.
Это звучало очень правдоподобно из уст человека в тельняшке и джинсах, но «Троцкий» гневно закричал на Оксану.
— Они убьют вас.
— Зачем снимали?
Фотограф дал Оксане стопку снимков, и она передала их Гранцову, не рассматривая.
— Это фото тех, кто не заплатил.
— Интересно, — сказал Гранцов. — Стреляют в ухо. Вижу резаные раны на груди. Пытали, наверно. Спроси у него, а есть снимки тех, кто заплатил?
Красные косынки засмеялись.
— Такие снимки родственники забирают на память.
— Все понятно, — сказал Гранцов. — Как он собирается получить деньги? Телеграфным переводом? Бандеролью?
— Вы позвоните в офис и скажете, что хотите купить здесь пару дорогих машин. Пусть переведут двести тысяч на счет фирмы.
— Это займет много времени. Мы будем сидеть в этом карцере, пока не придут деньги?
— Нет. Скоро за нами приедет грузовик. Они увезут нас в лес. Там лучше, чем в городе. Чистый воздух, — Оксана переводила дрожащим голосом, а бандиты ржали после каждой реплики «Троцкого».
Фотограф порылся в своей сумке и показал еще несколько снимков. Гранцов увидел на них сидящих под деревом длинноволосых и бородатых людей. Лохмотья едва прикрывали их плечи. Руки, худые, как спички, тянулись к большой миске с какой-то кашей.
— Богатым людям полезно жить в Буццо. Они быстро меняют свою философию. Если мы не хотим умереть от малярии, пусть Москва быстро переводит деньги, — перевела Оксана.
— Как они хорошо о нас думают, — вздохнул Гранцов. — Черт с ними. Где мои документы? Я не помню номеров своей бухгалтерии. Офис, офис, как я позвоню в этот офис?
Из сумки на пол высыпались паспорта и бумажники.
«Отсюда он не сможет позвонить в Москву», — сказал фотограф.
«Пусть попробует. Зачем нам терять свои деньги? Времени много, пускай звонит хоть до самого вечера», ответил главарь.
«Нам заплатили за их смерть», — сказал толстяк с автоматом.
«Нам заплатили? За две человеческие жизни нам заплатили пачку грязных бумажек!» — закричал Троцкий, потрясая кулаками над головой. — «Ничего святого у этих гринго! Да, нам заплатили за их смерть. Я честный человек. Бизнес это бизнес. И эти русские умрут. Но только не здесь, а в Буццо. Лагерь заплатит за каждого по пятьсот долларов! А если мы еще получим деньги из Москвы, мы уедем в Майами!»
«Мы не получим денег из Москвы», — не унимался толстяк.
«Еще одно слово — и я продам тебя в Буццо вместе с русскими», — пообещал главарь.
По крайней мере, Гранцов именно так перевел для себя их реплики, пока искал свой бумажник и доставал оттуда электронную записную книжку.
— Двести тысяч долларов? Легко, — сказал он. — Кирсанов, ты как? Не хочешь спасти народные деньги?
— Ох, как хочу, — проговорил Марат, пряча в кулаке дверную ручку.
— Толстяк — твой. Оглуши и стань в дверях. Я все сам сделаю. Доллары, доллары, — добавил Гранцов слово, знакомое и приятное для бандитов. — Держи выход. Двести тысяч долларов.
Главарь закричал на Оксану, и она испуганно ответила ему. «Если они будут переговариваться, я вырву им язык!» «Они говорят о телефоне! Он не знает, куда звонить!»
— Молодец, девочка, — сказал Гранцов, водя пальцем по кнопкам. — А теперь прижмись в уголок. Вперед, сержант.
Их было шестеро, не считая фотографа. Первым ударом Марат свалил самого здорового, и тот еще не успел осесть на пол, как его автомат уже был в руках Гранцова, и неотъемный игольчатый штык сам собой развернулся в боевое положение, пока приклад крушил очки и переносицу главаря.
Похитители не могли стрелять из-за тесноты. А пользоваться прикладом и штыком они просто не умели.
Они даже не сообразили, что можно хотя бы прикрываться своими автоматами от ударов Гранцова. А он бил как на тренировке в окружении манекенов: коли в живот, заднего прикладом в пах, поворот, коли в живот, осевшего — прикладом в висок… Когда все они уже хрипели на полу у него под ногами, он порадовался своему везению — штык застрял только в самом последнем противнике.
Кирсанов оторвался от двери и быстро поднял с пола АКМ. Гранцов наступил на грудь убитого и с трудом выдернул штык. Однако тут же отбросил окровавленный автомат и вытащил из-под тела главаря другой.
— Один живой, — сказал Кирсанов и коснулся ногой лежащего.
— Знаю. Это фотограф, он сам упал. Подними-ка его. На колени. К стенке.
Забившись комочком в угол, Оксана зажала лицо ладонями.
Гранцов поднял ее и похлопал по щекам.
— Все кончилось, — сказал он. — Мы едем домой.