След мустанга
Но Питер Уолк не был бы Питером Уолком, если бы не подбросил еще одну проблему. Когда фотограф принес шерифу только что изготовленный снимок однорукого, Мерфи долго глядел на отпечаток. И чем дольше глядел, тем сильнее портилось его настроение.
— По — моему, получилось неплохо, — осторожно сказал фотограф, привыкший к постоянной критике своего искусства.
— А по-моему, наоборот. Он тут совсем не похож на себя.
— Но ты же рассматривал его в темноте фургона. А я снимал при ярком свете вспышки. Смотри, даже шрам на щеке виден. Очень надежная особая примета, ее не спрячешь под одеждой.
— Да уж, надежнее не бывает. А обрубок вместо руки — не особая примета?
— Но ведь раньше у парня руки были на месте. Те, кто его знает, наверняка помнят именно про шрам. Сколько тебе нужно отпечатков, чтобы разослать соседям?
— Сделай еще пару.
— Так мало?
— Он большего не заслуживает.
Даже и пару отпечатков Мерфи не собирался никуда посылать. Парня он опознал сам. Как только фотограф удалился, на столе появилась коробка, в которой хранились розыскные извещения.
— Так и есть! Черт! Ну и осел же я! — сказал шериф через несколько минут, сравнивая две фотографии.
На одной был неопознанный ковбой. На другой — беглый каторжник. Лицо — одно и то же, никаких сомнений. Разница только в том, что ковбой был с закрытыми глазами, а каторжник глядел на шерифа нагло и насмешливо. Звали его Полом Хинкером, кличка — «Рябой», рост пять футов шесть дюймов, на щеке шрам.
Список преступлений — сбыт алкогольной продукции, кража скота, незаконное ношение оружия, два убийства. Бежал год назад во время транспортировки из Нью-Мексико в федеральную тюрьму Колумбус, штат Огайо. Вместе с ним бежали еще семеро заключенных, фотографии прилагаются.
На всякий случай шериф отложил все снимки в отдельную стопку. Если арестанты бежали вместе, им незачем расставаться. И те, кто бросил однорукого подыхать на старом ранчо, могут сейчас околачиваться где-то поблизости.
Вспомнив о парне, которого застрелил Лански, Мерфи достал его фотографию и снова перебрал отложенные снимки. Нет. Тот, кого Мойра называла Диком Руби, не входил в список беглецов. Жаль. Очень жаль.
Хотя, с другой стороны, все не так и плохо. Если Дик Руби чист, то никто из соседей-шерифов его не опознает, и дело затихнет само собой. А вот физиономия Однорукого Хинкера может наделать шума. «Сам разберусь», — решил Мерфи.
В офис зашел Лански, и шериф быстро спрятал снимки в ящик стола.
— Томас, народ обеспокоен слухами, — сказал помощник. — Насчет индейцев. Краснокожие что-то затевают.
— Ты ошибся дверью. Если охота потрепаться насчет кровожадных апачей, катись в индейскую полицию. [9]Там тебя выслушают с охотой.
— Какие апачи? — немного обиделся Лански. — Я про наших кайова. Шахтеры говорят, что уже вторую неделю никто из индейцев не приходит в поселок.
— Ну и что? Соскучились?
— Можно и так сказать. Соскучились по свежей зелени, по меду, по яйцам и молоку. В лавках остались только консервы. Но ты же сам знаешь, что не это людей беспокоит. Помнишь, как было в Аризоне три года назад? Тогда тоже индейцы сначала попрятали женщин и детей в горах, а потом начали резать фермеров.
Мерфи раздраженно хлопнул ладонью по столу:
— Не говори, чего не знаешь! То были апачи! И они не резали фермеров! Они резали колючую проволоку, громили поселки строителей железной дороги, а потом бились с кавалерией. А фермы сгорели, когда начался степной пожар. Пожар же начался, потому что кавалерия подожгла камыши, чтобы выкурить апачей!
Лански испуганно замахал руками:
— Да разве я спорю? Только шахтерам-то это не объяснишь! Они уже поговаривают, что индейцы могут что-то устроить. Томас, надо как-то поговорить с ними, что ли…
— Я знаю, откуда идут эти слухи, — Мерфи решительно встал. — Идем в салун. Пусть судья Бенсон придержит язык.
Несмотря на разгар рабочего дня, в салуне собрались примерно два десятка горняков. Сидя за столиками и вдоль стойки, они одновременно повернулись и уставились на Мерфи.
— А вот и шериф, — сказал бармен. — Интересно знать, кто тебя известил?
— Меня извещать не надо. Я и сам все могу узнать. Что тут у вас за собрание?
— С тобой, шериф, хочет поговорить один парень, но он боится, — сказал Бенсон. — Ему и при рождении досталось не слишком много отваги, и жизнь была наполнена вечным страхом, а последние события, похоже, напугали его до полусмерти. Он шел к тебе, шериф, но растерял последние капли смелости по дороге. Вот он и застрял у меня. Ты уж не гневайся на него.
— Хватит морочить мне голову, — сказал шериф, оглядываясь. — Честному человеку незачем меня бояться.
— Я тоже так думаю, — кивнул Бенсон. — Мэт, покажись на свет Божий.
Над стойкой медленно выросла всклокоченная седая голова старого негра. Мерфи расхохотался, схватившись за ремень:
— Так он прятался у тебя в ногах, как нашкодивший кот! Мэт, в чем дело? С чего бы тебе меня бояться?
— Я не вас боюсь, сэр, — проговорил негр, продолжая постепенно вырастать над стойкой. — Я индейцев боюсь.
Он остался стоять рядом с барменом, будто прячась за ним.
— Опять индейцы? — возмутился Мерфи. — Да вы что, сговорились? Весь день только и слышу о краснокожих!
— Мафусаил, повтори шерифу все, что рассказал нам, — попросил Бенсон.
— Вчера мы с инженером Скиллардом поехали в Гудворд на станцию встречать какого-то важного гостя. Приехали, ждем поезда. Скиллард сидел в буфете, я при лошадях. Тут подходит ко мне черный Саймон, раб Темного Быка. Не хочешь ли, говорит, посмотреть одну интересную штуковину? И ведет меня за собой на конюшню. А там два индейца.
Саймон наставил на меня ружье и повел наверх, где сено. Они меня сеном забросали и приказали молчать до завтрашнего вечера. Он забрал мой плащ.
— Понятно, — резко бросил шериф. — Они тебя связали?
— Нет, сэр.
— Тогда почему ты не выбежал сразу? Почему не предупредил Скилларда? Почему на помощь не позвал никого, черт возьми!
— Мне было страшно, сэр. Саймон сказал, что убьет моих детей, если я выйду из конюшни до вечера.
— Черт возьми! Значит, Скиллард уехал не с тобой…Этот черномазый Саймон увез его к Темному Быку…К индейцам! Опять индейцы! Мэт, если он пропадет… — Мерфи ударил кулаком по стойке так, что негр снова юркнул под нее. — Вылезай, старый осел! Что они задумали? О чем говорили?
— Они говорили о землемерах.
— Что говорили?
— Я не то сказал, сэр, извините. Они молчали. Говорил только Саймон. Он сказал, что убьет моих детей…
— Это я уже слышал! Что еще?
— Он сказал, что землемерам здесь делать нечего. И все. Истинно так, сэр, больше не сказал ни слова! Нечего, говорит, им тут делать!
Шериф Мерфи развернулся и обвел взглядом людей, собравшихся в салуне. Он засунул большие пальцы за пояс и угрожающе наклонился вперед:
— Кажется, вы все тут чем-то радуетесь? У вас какой-то праздник, ребята? Вы веселитесь вместо того, чтобы кинуться вдогонку за своим инженером и спасти его! Он вам мало платит? Он спит с вашими женами? Отвечайте! Что плохого сделал вам Скиллард, кроме того, что дал вам работу?
— Мы ничего не имеем против инженера… Но что мы можем сделать?
— Я вам скажу, что вы можете сделать! — рявкнул шериф и направился к выходу. — Все, у кого есть конь, собирайтесь на площади! Все, кто носит штаны, приходите туда же с оружием. Поднимите всех, кто не на работе. Пойдем выручать Скилларда!
Шахтеры неохотно поднялись с мест и побрели из бара. Шериф, стоя у выхода, не поленился похлопать каждого по спине, не то подбадривая, не то поторапливая. Однако он и сам понимал, что никто из них не примет участия в погоне.
Лошадей держали всего трое или четверо — чтобы было на чем ездить в город. Что это были за лошади? Старые клячи, не стоившие и той десятки, что за них заплатили.