Психотерапия нового решения. Теория и практика

Боб: Что бы вы хотели сделать с ним?
Хенк: Я бы хотел просто сказать ему…
Боб: Вот и скажите ему.
Хенк: Мои слова были бы: «Убери свой дерьмовый локоть. Яне собираюсь быть объектом твоей ярости. Никогда больше не делай этого».
Боб: Вы же представляли, как поддадите ему.
Хенк: Не совсем.
Боб: Дать ему хорошенько?
Хенк: Да нет. Нет. Я просто хотел, чтобы он перестал пихать меня.
Боб: Представьте, как бы вы били его… пошумите.
Хенк: Я ужасно боюсь бить его.
Боб: В воображении.
Хенк: Я, правда, боюсь.
Мэри: Чего вы боитесь?
Хенк: (Очень напряженным голосом). Я боюсь, что, начав бить тебя, не смогу остановиться. (Начинает всхлипывать, останавливается). Я боюсь, что со мной что-то не в порядке… я вижу людей, таких, как ты, людей злых, как и я сам, мне хочется… научиться не злиться. Я не хочу иметь ничего общего со злостью.
Боб: Я чувствую, что вы отказываетесь даже представить себе ярость.
Хенк: Правильно. Отказываюсь.
Боб: Вы сказали: «Я не знаю, что делать с моей яростью», — и отказались представить, что с ней можно сделать. Может, продвинетесь немного и все-таки представите? (Мэри приносит тяжелые подушки.)
Хенк: Я не хочу… Я боюсь (Долгая пауза). Мне хочется, чтобы ты убрал локоть… Черт бы тебя побрал… (Он два раза легонько бьет подушку и останавливается.)
Мэри: Вот что происходит — вы злитесь и пытаетесь, запугивая себя, быстренько подавить гнев. Вы пугаете себя тем, что можете совершить в реальной жизни. Разрешите себе спустить тормоза в воображаемой жизни…
Боб: Отколошматьте подушку.
Хенк: (Качает головой).
Мэри: Начните с «Я не осмелюсь ударить подушку».
Хенк: Я не осмелюсь ударить подушку.
Мэри: Почему?
Хенк: Да-а, как-то меня не тянет. Глуповато как-то.
Боб: Ну и пусть глуповато. Все равно бейте.
Хенк: (Взрывается… бьет подушку, пинает, молотит ее кулаками.)
Мэри: Как ощущения?
Хенк: Устал. Руки затекли, мышцы все еще напряжены.
Мэри: Тогда еще немножечко поработайте.
Хенк: (Бьет, пинает, кричит "А-А " и «ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ». Он останавливается и садится.)
Мэри: Ну и как?
Хенк: Я расслаблен. Мой живот расслаблен. Я чувствую, как дышу. Я думаю, мне это требовалось.
Боб: О, да.
Хенк: Да. Когда я злюсь, я не знаю, что делать. Я сдерживаюсь. А чем больше сдерживаюсь, тем больше гадостей я говорю людям, просто для того, чтобы хоть немного спустить пары.
Боб: Потому-то мне и хотелось, чтобы вы физически сделали что-нибудь… в воображении.
Хенк: Да, теперь я понял.
Мэри: Не хотите ли сказать спасибо той части себя, что злится? До сего момента вы ее подавляли… А может, вы ей за что-нибудь благодарны?
Хенк: Да. Э-э. Ты та сторона моего характера, что оберегает меня от чувства страха. Я благодарен тебе за то, как умело ты оберегала меня, когда я был маленьким. И за то, что ты придавала мне силы, когда люди делали мне то, что не должны были делать. Ты помогла мне держать себя в руках. И ты всегда рядом, когда все идет вразнос, и ты мне чертовски нужна.
Мэри: Не желаете ли вы осознать также, что вы в ответственности, а не ваша гневная…
Хенк: Это неправда. (Долгая пауза). Я боялся гневной стороны моего характера, потому что раньше она мне не подчинялась. Да, раньше не подчинялась. Сейчас я тебя контролирую. И я скажу тебе, когда соберусь тебя использовать…
Мэри: И как.
Хенк: И как. Я не разрешу тебе делать то, что может привести меня не туда… если я буду наносить людям вред. Или себе.
Мэри: Правда?
Хенк: О, да.
Мэри: Значит, вы можете без боязни ощущать гнев.
Хенк: Пожалуй, нет. Злиться нехорошо. Нехорошо злиться так, как я иногда злюсь.
Мэри: Неверно. Проверьте, я могу злиться, когда хочу…
Хенк: Ладно. Я понял. Я могу злиться, когда хочу, потому что я контролирую свой гнев. Так, пожалуй, лучше. Я могу быть зол, когда захочу… но ты, моя любимая злость, не сможешь взять надо мной верх.
Боб: Что-нибудь вспоминаете о том, что было причиной вашего первоначального гнева?
Хенк: Я… я все еще чувствую ответственность за все гадости, что наделал в прошлом.
Мэри: Очень давно?
Хенк: Да-а. Пока я не стал совсем взрослым, я был просто разрушителем.
Боб: Мой вопрос — чем вызван ваш первоначальный гнев?
Хенк: Да. Я… проделал здесь у вас неплохую работу с Рут и Джим (наши партнеры). Я научился злиться и впадать в ярость, потому что все вокруг меня… в детских домах… на улице… были очень злые. Я покончил с этим. Я живу счастливо. Я никогда никого не убью, и себя тоже, моя нынешняя жизнь того стоит. Я думаю, что поняв, что могу вновь злиться на людей, но держать злость под контролем… например, бить подушку, а не людей… Одним словом, я окончательно распрощался с прошлым. Ребенком я использовал гнев… каждый раз, когда меня посылали в разные места, я не поддавался.
Мэри: Словом, вы пользовались гневом, чтобы не стать психотиком?
Хенк: Я думаю, да, Мэри. Я помню, как близок был к психозу, когда работал в государственной больнице… я был по-настоящему затраханный ребенок. Мэри: Трах кончился. Хенк: Да. Может, какая-то часть меня, несмотря на прошлое, и хочет, чтобы ее трахали, но сейчас я полностью удовлетворен. Мне очень хорошо.
Хенк научился ценить свой гнев, понял, что нуждался в нем, когда был мальчишкой, и, самое главное, осознал, что может злиться, не причиняя никому вреда. На следующее утро Хенк завершает работу:
Боб: Хенк, вчера вы решили, что сами выбираете, когда вам злиться и когда проявлять свой гнев.
Хенк: Да, верно. Я просто ожил. Чувствую себя таким свободным.
Боб: Еще один шаг. Я бы хотел, чтобы вы провели эксперимент… Я бы хотел, чтобы вы поближе узнали того злого мальчика из прошлого. Не против?
Хенк: Нет. Не против.
Боб: Закройте глаза и представьте себя в том возрасте, когда вы были разрушителем.
Хенк: Мне стыдно…
Боб: Нет. Посмотрите на него глазами доброго терапевта. Сколько ему было, когда он впервые стал агрессивным?
Хенк: Вы не поверите. Семь.
Боб: Поверю. Посмотрите на семилетнего мальчишку. Что бы вы сегодняшний сделали для такого пацаненка?
Хенк: (Плача). Я бы, пожалуй, любил его. Его так мало любили тогда… Я больше не встречал таких нелюбимых детей. Это очень трудно.
Боб: Возьмите его на руки.
Хеше Он дерется как тигр. (Пауза. Он поочередно смеется и плачет). Ты хороший, и я останусь с тобой. На самом деле, я всегда с тобой. Я люблю тебя. Мне нравится, как ты дрался, защищаясь. Мне так жаль, что ты совершал преступления, когда был маленьким, и что ты бил людей, когда подрос. Я вижу тебя, хорошего, нелюбимого мальчугана. Да. Спасибо вам, Боб.
Джо также подавляет ярость. Его контракт — любить соревнования, а не «вести себя так, как будто каждый идиотский пинг-понговый матч — это вопрос жизни или смерти».
Джо: Я слишком большой, чтобы придавать такое значение соревнованиям. Я чувствую себя старшеклассником.
Мэри: Будьте старшеклассником. Что с вами происходит?
Джо говорит, что он был лучшим футболистом в команде, да и в баскетбол играл классно.
Джо: Но меня, впрочем, это не радовало.
Мэри: Почему?
Джо: Та же причина… Я не знаю. Я должен доказать… (Долгая пауза).
Боб: Что вы должны доказать?
Джо: Это началось раньше, когда мне было восемь или девять. Люди не любили меня.
Мэри: Почему?
Джо: Мое происхождение… Латиноамериканское…
Мэри: Продолжайте.
Джо: Моя мать — мексиканка. А предполагается, что все латиноамериканские дети учатся в других школах… плохих. Они не могли меня выкинуть, потому что моя фамилия — О'Брайн. Но меня никто не любил. Никто никогда не приглашал меня в гости… ни разу. А я не был знаком ни с одним мексиканским мальчишкой. (Говорит грустным голосом).