Прикосновение Макса

Он даже не мог попытаться помочь ей до тех пор, пока не знал, что причиняло ей такую боль.
Он подозвал официанта и сделал заказ. Дайна, казалось, сделала свой выбор наугад, и только когда блюда доставили, обратила внимание на еду. За едой Макс говорил на отвлеченные темы, не касаясь вопросов о чем-либо действительно важном. Он хотел создать непринужденную обстановку, но понимал, что добиться этого практически невозможно. Только вчера они ещё были незнакомцами, а сегодня ему необходимо было знать, какая тайна скрывается за ее ужасным страхом. Это означало, что он должен будет сломить нормальные барьеры в общении, которые существуют между незнакомыми людьми, и разрушить стены, возведенные вокруг ее тайны.
Естественно, что у него не было никаких намерений совершить эту попытку здесь, в этой обстановке. Поэтому он ждал, пока с едой не будет покончено — или, скорее пока не стало очевидно, что Дайна больше ни к чему не притронется. Когда они покинули ресторан, он посадил ее в машину, но вместо того чтобы вернуться в музей, остановился в маленьком парке, приблизительно на расстоянии в пол мили. Он предпочел бы более уединенное место, но инстинкт подсказал ему, что даже одно предположение, что они окажутся наедине испугает Дайну.
— Почему мы остановились здесь? — нервно спросила она, когда он заглушил двигатель.
Макс заколебался, потом вышел из машины и подошел с ее стороны. Открывая ей дверцу, произнес, — Наш разговор не закончен, Дайна. Почему бы нам не присесть на ту скамейку на солнышке, на несколько минут?
— Я должна вернуться в музей, — выступила она.
— Все в порядке. Я сказал Кену, что задержу Вас немного.
Дайна хотела рассердиться, но чувствовала, что на это у нее нет сил. Он использовал свою власть без всякой задней мысли, просто, чтобы получить желаемое. Совершенно очевидно, что он не был своевольным, но с ее точки зрения, это едва ли улучшало ситуацию. Правда он мог привести к ее увольнению или аресту, и она ничего не могла поделать с этим.
Она не могла бороться вообще.
Проигнорировав предложенную руку, она вышла из автомобиля и прошла то короткое расстояние, до указанной им скамьи. Присев на краешек, она путалась найти выход. Руки она спрятала в карманы пальто, и совсем не потому, что ей было холодно, просто она не хоте, чтобы он видел, как они дрожат. Она сосредоточила свой взгляд на играющих на некотором расстоянии дошколят, под присмотром своих матерей.
Макс присел на расстоянии всего в несколько дюймов между ними и наполовину развернулся, чтобы иметь возможность наблюдать за нею. Небрежно он произнес,
— Вы не очень много рассказали мне о себе вчера вечером, даже о том, о чем я спрашивал. Но есть кое-что, что мне особенно любопытно, относительно Ваших прежних связей, до прибытия сюда. Ваша семья. Есть какая-то особенная причина, прочему нет близости между Вами и Вашим братом?
— Это имеет значение?
— Да.
Рассердись, приказала она себе. Это — единственный способ, при помощи которого ты сможешь держать его на расстоянии. Но трудно сердиться, когда вся ее энергия уходила на борьбу со страхом. Если бы его сейчас не было с нею, она постоянно оглядывалась бы через плечо, судорожно вздрагивая от каждого звука. Это все, что она могла сейчас чувствовать. Страх и беспокойство заставляли ее постоянно оглядываться и прислушиваться, исследовать и взвешивать все самым тщательным образом, эта напряженность забирала ее последние силы. Она так устала, что могла думать только в прямом направлении.
— Нет, — наконец произнесла она. — Иногда и родные братья не могут быть близкими.
Это произошло с Гленном и мной. Мы… между нами нет ничего общего.
— А Ваши родители?
— Они погибли, когда я училась в колледже. Несчастный случай на лодке.
— Мне очень жаль.
Это потребовало усилий, но ей удалось удержаться и не взглянуть на него.
— Теперь мы закончили? Я могу вернуться к работе? Или мне отправляться непосредственно в тюрьму?
— Дайна, если бы я хотел Вашего ареста, Вы бы уже были в тюрьме. — Его голос был также тих, спокоен, бесконечно терпелив, но неуступчив.
Я только хочу правды. Я хочу знать, что случилось, что заставило вас отказаться от своего прошлого. И я хочу знать, кто угрожает вам сейчас. Позвольте мне помочь Вам.
— Что заставляет Вас думать, что я отказалась от своего прошлого? — Это было первое о чем она подумала, что успела произнести, прежде чем волна паники перекрыла ей дыхание.
— Люди переезжают по стране все время, это не значит, что они убегают от чего-то. Только потому, что я приехала сюда…
— Вы переехали сюда, чтобы начать, — настоял Макс.
— Год назад Дайны Лейтон не существовало. Водительские права, номер карточки социального страхования, счета в банке и кредитные карты — нет ничего давностью более десяти месяцев. Вы изменили свою фамилию, Дайна. Вы избавились от своего окружения, разорвали все связи с прошлым. Люди не делают так, если только не убегают. От кого-то.
Её горло напряглось, в глазах горело. Она чувствовала, как напряжение холодом окатывает ее, а в карманах пальто, ногти с мучительной силой впились в ладони. Не было никого, чтобы довериться, рассказать о страхе, мучении, ужасе, запертом внутри, не было вообще никакого выхода и это давило невыносимо. Она боялась пошевелиться, бесспорно, осознавая, что малейшее движение разрушит ее на миллион частиц. Разве он не видел этого? Или постоянная практика сделала ее настолько искусной, что, даже находясь на краю бездны, внешне она никак этого не проявляла?
— Я хотела бы уехать сейчас же, пожалуйста, — произнесла она тонким голосом.
— Дайна, — он коснулся ее плеча.
Она яростно вздрогнула, отшатываясь, и повернув голову, уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Макс замер, кончики его пальцев находились всего на расстоянии в пол дюйма от ее плеча. Медленно он убрал руку, выдерживая ее пристальный взгляд и стараясь удержать контроль над своим желанием. — Кто причинил Вам боль, любимая? — спросил он мягко.
— Кто это был?
Она не услышала привязанности в его голосе. Она не слышала вообще ничего. Что-то случилось, что не поддавалась ее контролю. Это было самое странное ощущение, столь же материальное, как и физический контакт. Это зацепило все ее чувства и эмоции, как будто он был связан с нею самым глубоким образом. Она чувствовала себе столь странно защищенной, оберегаемой … в безопасности. Все остальное, казалось, отступило, пока не стало столь далеким, что не приносило тревоги.
Скажите мне, — спросил он.
У нее не было никакого выбора. Она должна была сказать ему, только надо было найти способ восстановить дыхание. — Я не знаю, кто это был. Они так и не поймали его, — тихо пробормотала она. — Даже притом, что прошло уже почти два года с тех пор как это случилось.
Холод распространялся по Максу, приводя к оцепенению. Он боялся, что получилось так, что ей причинили боль самым ужасным, порочным образом, которым только можно причинить боль женщине. Его грудь болела, и он чувствовал волну гнева при одной только мысли о человеке, причинившем ее такую муку. Он хотел протянуть к ней руки, обнять ее, стереть ее боль и страх. Но не смел. Вместо этого он очень медленно, поднял руку и снова коснулся ее плеча. Он мог чувствовать ее напряжение, даже не прикасаясь к ней, а ее пристальный взгляд не отрывался от его лица.
— Он последовал за мной сюда, — сказала она. — Полиция сказала, что этого не будет, мужчины не делают так … не возвращаются к той же самой женщине еще раз. Но я так боялась, что он сделает это, и они не могли поклясться, что он не вернется … или защитить меня, когда это произойдет. Когда я больше не могла выдержать этого ужаса, я покинула Бостон. Я приехала сюда и полностью начала жизнь сначала. Я не хотела рисковать, я была так осторожна. Я изменила свое имя. Я изменила все. Но от этого не было никакого проку. Он нашел меня.
Макс вынудил себя говорить спокойно, даже, при том, что, он едва сдерживался.