С гуся — вода

— С гуся — вода, а с Капочки вся худоба!
Так и имя само по себе объявилось: Капочка. Для людей — Капитолина, а для себя — Капустка.
Тёплая фланелевая рубашка, которую Дед достал из шкафа, пришлась Капке до колен и вполне могла сойти за халатик, если бы не длинные рукава и непомерно широкие плечи. Рукава Дед подогнул, отыскал верёвочку на поясок, и на первое время сошло и так. Через полчаса Капочка вовсю лопала рисовую запеканку с тыквой, а Дед дул на чай и обсуждал с ней планы на будущее:
— Придётся тебе завтра одной дома посидеть, а я скатаю в город, куплю тебе платьишко и ещё кой-чего из одежды. Я бы Марьяну попросил с тобой посидеть, но как ей объяснить, откуда ты взялась такая, безо всего?..
— Дедушка, — пропела Капа, — а откуда я взялась?
Так в одно слово Дед обратился в дедушку.
— Ты не поверишь, а ведь я тебя в капусте нашёл. На огороде капуста недорубленная осталась, там ты и была среди простых клубков.
— А я думала, меня мама родила.
— Хорошо было бы, если бы так. Только где та мама? Всего и есть: ты, я и капуста на огороде.
Капустка оказалась разумной девочкой, и, хотя Дед порядком изнервничался, поездка в город обошлась благополучно. Денег у Деда, конечно, не было, но, как и у всех стариков, было отложено смертное, на будущие похороны. Вот эту сумму он и принялся тратить. Какое смертное, если в доме малая девчонка объявилась? Тут не о смерти, а о жизни думать надо.
Капа приоделась, и её можно стало предъявить соседям. Девочка соседкам понравилась, хотя и странным показалось, откуда она вдруг объявилась. Сам Дед был не местный и о себе говорить не любил. За пятнадцать лет, что он безвыездно прожил в деревне, стал он своим, но о прошлой его жизни не знали ничего. Одни говорили, что Дед сидел, чуть не за убийство, другие, что его выгнали из дому повзрослевшие дети. Но всё это оставались домыслы, ничем не подкреплённые. А теперь обнаружилась внучка, да ещё и взросленькая.
— Откуда ж ты такая приехала?
— Меня дедушка в капусте нашёл, — серьёзно отвечала Капочка.
С тем и отстали, ничего не вызнав.
Но так ли, сяк, а ребёнок в деревне почти вымершей, событие, меняющее весь порядок вещей. Прижимистые старухи частенько стали появляться у дедова дома с гостинцами от своего хозяйства.
— Бери, не стесняйся. Тебе внучу беречь надо.
А сама Капустка ничего не стеснялась. Она перезнакомилась со всеми деревенскими обитателями, у всех побывала в гостях, притаскивая домой полные карманы печенья и карамелек, с которыми старухи обычно пили чай. Поссорилась с клевачим петухом, который налетел на неё посреди улицы, ходила смотреть поросёнка, запертого в закуте, и сбежала в ужасе, узнав, что он хрумкает капустный лист, а с марьяниной козой и кроликами, что жили у Виноградовых, напротив, подружилась, хотя они тоже за милую душу уплетали капусту.
Её уже никто не спрашивал о прежней жизни, ответ был один: дедушка в капусте нашёл.
На Деда разом навалилась прорва дел. Несколько раз он подряжался в соседние деревни колоть и окладывать дрова. Деда нанимали охотно, понимали, что деньги ему не на пропой нужны, да и работал он аккуратно. В свободные дни, которых даже в ноябре в деревне не так много, Дед занимался домом: устраивал светёлку на чердаке, что прежде пустовал.
— Наступит лето, придёт тепло, и будет у тебя своя комнатка.
Своя комнатка пригодилась задолго до прихода тепла. Зима случилась, какие теперь нечасто бывают. Метели порой выли целыми днями, так что потом приходилось откапываться. В ясную погоду Капа в шубейке и валенках, с фанерной лопаткой в руках возилась на улице, прокладывая причудливые, как ходы короеда, дорожки, а когда начиналась непогода, в той же шубейке гуляла на чердаке. Рассаживала кукол и мишек, доставшихся по наследству от соседских внуков, поближе к тёплой трубе и всячески обустраивала их быт.
Капочка оказалась на редкость примерной девочкой, вежливой, послушной… где только такие берутся? О своём прошлом она ничего не помнила и не затруднялась этим вопросом. Выросла — и всё тут. А где научилась всяческим детским премудростям, ответить не могла. Вечерами Дед занимался с нею, как умел, и Капустка быстро научилась различать буквы, хотя до чтения пока дело не дошло. Зато слушать, как Дед читает сказки, она могла без конца. Особенно нравилась «Репка», из которой Капе пора было бы вырасти.
— Дедушка, а ты репку сажал?
— Когда-то давно сажал, а сейчас руки не доходят.
— А в этом году дойдут?
— Если постараемся.
— А до капусты дойдут?
— И до капусты.
— Капусту обязательно надо. Может, ещё одну девочку найдём или братишку. Братишку Капитоном бы назвали…
— Ой, как же я с вами справлюсь?
— Ничего, я помогу.
Какая там помощница получится, покуда неясно, а пока в горнице на круглом столе, где прежде дед пасьянсы раскладывал, а теперь Капустка разрисовывала цветными фломастерами альбомные листы, расположились ящики с рассадой, и зазеленел будущий огород. Капа, не доверяя такое дело Деду, поливала проклюнувшиеся ростки из игрушечной лейки.
Зато Дед поливал саму Капу. Едва отступили морозы, по утрам Дед с Капусткой стали выходить на улицу, и Дед выливал на себя и на внучку по полведра ледяной воды. Потом растирал Капу мохнатым полотенцем, непременно напевая: «Водой холодной обливайся, если хочешь быть здоров!»
— Ай-ай!.. Холодно! — визжала Капка, но не всерьёз, а для порядка, от радости жизни.
— Крепись! Капусту всегда холодной водой поливают.
Подошёл апрель. Снег рухнул, вдоль дороги на припёке зажелтела мать-и-мачеха. У Деда началась привычная пора весенних работ. Антропогенные месторождения, освободившись от снега, ждали лопаты. Капустке лопата была не по руке, зато, когда на бывшем выгоне зазеленел щавель, Капустка его столько натаскала, что не переесть — и на зелёные щи, и на салат с яйцом и сметаной, и на сладкое — с сахаром перетереть. Городские о таком лакомстве и не слыхивали.
Пришло настоящее тепло, а с ним и настоящая работа. Тут Капустка оказалась незаменимой помощницей. Дед гряды копает, равняет, рыхлит, а Капа рядки проводит, лунки делает, сыплет семена, да не абы как, а с разбором, по одному семечку. Деду с мелким морковным семенем, поди, и не управиться, а у Капы пальчики тоненькие, ей в самый раз.
Маленькие дети в огородных делах разбираются плохо, бывает, что и посадки стопчут, а выйдут полоть — дерут всё подряд, а у Капочки, как говорится, рука зелёная, за что ни возьмётся, всё ловко выходит, как тут Капа и выросла.
Лишь однажды Капка сама перепугалась и Деда напугала едва не до икоты. Дед на минуту с огорода отлучился, уж и не вспомнить, что понадобилось, а тут крик, да какой! Капа — девочка тихая, ни плача, ни воплей прежде от неё и слыхать не приходилось. Дед вилы схватил, бегом на выручку ринулся, а Капка навстречу бежит, глазищи огромные, и ужас в них плещется через край.
— Там! Там! Страшное!
— Где? — Дед с вилами наизготовку, смотрел и не видел ни черта.
— Вон, жёлтое, сюда летит!
— Да это же бабочка! Жёлтенькая, как лимон, потому называется «лимонница». Не надо её пугаться.
— А вон ещё! Белая! Целых две!
— Тоже бабочки, — Дед чуть не ляпнул: «Капустницы», — но вовремя осёкся, понял девчоночий ужас. Увёл Капу в дом, принялся отпаивать горячим чаем, объяснять, что ярких летуний можно не бояться, большую девочку они не тронут.
— И рассаду мы от них обороним. Нарвём ведро свежей травы, зальём водой, и пусть настаивается. Потом опрыскаем росточки гнилой водой — ни одна бабочка близко не подлетит.
Вроде бы Капустку удалось успокоить, хотя и потом при виде бабочек её передёргивало, словно она увидела что-то на редкость отвратительное. А бабочек, как назло, в этом году было удивительно много: лазоревых мотыльков, огромных траурниц, великолепного павлиньего глаза, элегантной шоколадницы… — в свой срок они устраивали массовый вылет и кружили разноцветной пургой. Особенно много было белых с чёрными прожилками боярышниц; дорогу возле дома они покрывали сплошным ковром, помавали крылышками, взвивались перед прохожим и чуть не в лицо лезли. Капа крепилась, сколько есть сил, но вынести такого количества летучих тварей не могла; убегала и запиралась в доме, предпочитая носа на улицу не показывать. Хорошо хоть в лес бабочки не залетали, и можно было спокойно брать чернику или ковырять изо мха сыроежки, не оглядываясь в испуге по сторонам.