Кипарисы в сезон листопада

— Вы позволите мне повидать Ингу?
Сказал Штайнер:
— Если Инга пожелает видеть тебя, мы не станем препятствовать.
— Где она?
— Если не вышла прогуляться, то, скорее всего, сидит у себя в комнате.
Спросил Фернхайм с горькой усмешкой:
— Одна сидит?
Штайнер сделал вид, что не заметил издевки, и ответил Фернхайму спокойно:
— Возможно, одна, а возможно, и не одна. Она, я уже сказал, сама себе хозяйка и вправе делать всё, что ее душе угодно. Во всяком случае, можно спросить Ингу, готова ли она принять гостей. Как ты думаешь, Гертруда? Пошлем к ней Зига? Что с ним было, с Зигом, почему он выказал такое упрямство? Безделье не на пользу любому человеку, и детям в том числе.
4
Инга приняла его приветливо. Если бы мы не знали того, что уже знаем, можно было бы даже подумать, что она ему рада. Глаза ее лучились каким-то новым светом и всё существо переполняла радость. Большое счастье, даже если оно и не на пользу тебе, пленяет своим сиянием. В эту минуту всё, что он собирался сказать, позабылось, он сидел перед Ингой, смотрел на нее и молчал.
Сказала Инга:
— Где ты пропадал все эти годы?
Сказал Вернер:
— Где я пропадал, я точно знаю, но вот если ты спросишь: где я сейчас, то сомневаюсь, что сумею ответить…
Улыбнулась Инга, как будто услышала удачную шутку.
Подвинулся Вернер вместе с креслом раз и еще раз подвинулся вместе с креслом, положил правую руку на подлокотник, поднял левую к носу и понюхал свои ногти, пожелтевшие от табака, и всё сидел и удивлялся, как это после всех лет, проведенных вдали от Инги, он снова сидит у нее, снова смотрит на нее, и она смотрит на него, и ни единое слово из всех, что переполняют его душу, не идет ему на язык, хотя сердце требует хоть что-то сказать.
Сказала Инга:
— Рассказывай, я слушаю.
Опустил Вернер руку в карман и принялся шарить там. Но подарок, купленный для Инги, был заложен ради билета в Ликенбах. Улыбнулся смущенно и сказал:
— Ты хочешь знать, что я делал все это время?
Кивнула головой и сказала:
— Почему бы и нет?
Но когда принялся рассказывать, увидел, что она не слушает.
Сказала Инга:
— А как относились к тебе болгары?
— Болгары? Да ведь болгары были нашими союзниками…
Сказала Инга:
— Разве ты не был в плену? Мне казалось, я слышала, что ты попал в плен…
Сказал Фернхайм:
— Я был в плену у сербов. Ты не в состоянии отличить врагов от друзей. Я слышал, он вернулся.
Покраснела и не ответила ему.
Сказал Вернер:
— Ты подозреваешь, что я обманул тебя. Солгал, когда сказал, вернувшись, что видел Карла Найса — как на него обрушилась гора. Сто раз я готов был соврать что угодно, лишь бы угодить тебе. Но это было правдой.
Сказала Инга:
— И правдой, и неправдой…
— Правдой и неправдой?.. В чем же тут неправда?
Сказала Инга:
— Правда, что обрушилась на него гора, но она не накрыла его.
Сказал Вернер:
— Если так, то где же он был все эти годы?
Сказала Инга:
— Это долгая история…
Сказал Вернер:
— Ты боишься, что долгая история займет слишком много времени и затянет мое пребывание у тебя?
Сказала Инга:
— Я имела в виду не это.
— А что же?
— Что я не мастерица рассказывать.
Сказал Вернер:
— В любом случае я должен узнать, что было и чего не было. Я собственными глазами видел, как обрушилась на него гора, а ты говоришь: «Обрушилась, но не на него». Прости, если я повторяюсь и спрашиваю: где же, в таком случае, он скрывался все эти годы? Писем не писал, в книге живых не значился, и вдруг является и говорит: вот он я! И теперь не остается нам ничего иного, как спровадить Вернера Фернхайма прочь из этого мира и забрать себе его жену. Разве не так, Инга?
Сказала Инга:
— Не надо, Вернер.
Сказал Вернер:
— Или еще лучше: пусть этот Вернер, этот Вернер Фернхайм, муж Ингеборг, сам удалит себя из этого мира, чтобы господин Карл Найс без излишних хлопот взял себе в жены госпожу Ингу Фернхайм — извините: госпожу Ингеборг из семейства Штаркмат. А женщина, на которой Вернер законным образом был женат, и она даже родила ему ребенка — и даже если забрал его Господь, то отец его еще существует и желает продолжать существовать, желает продолжать жить, после всех тех лет, что не видел жизни. Этот Вернер Фернхайм, хоть и не обласканный судьбой, тем не менее не готов удалить себя из этого мира. Напротив, он жаждет новой жизни. Я вчера был на могилке нашего сына. Ты полагаешь, что с ним вместе вы похоронили всё то, что было между нами? Не плачь, мне нужны не твои слезы.
И вдруг изменил тон и сказал:
— Я не явился силой вломиться в твою жизнь. Даже последний из падших не лишен остатков достоинства. Надеюсь, ты поймешь: я должен был видеть тебя, должен был говорить с тобой, но если ты не хочешь — я уйду. Кто знает, может, будущее окажется более благосклонным ко мне, чем господин Хайнц Штайнер и госпожа Инга из семейства Штаркмат полагают… Еще не подписан мне смертный приговор на веки вечные. Скажи мне, Инга, он тут? Не бойся, я не собираюсь ничего ему сделать. Что я могу, если даже горы издеваются надо мной?!
Недвижная и печальная сидела Инга. Раз и другой взглянул на нее Вернер. С того дня, как он видел ее тогда, она немного пополнела. Или выглядит так, потому что одета в черное. Черное платье прекрасно сидело на ней, на ее изящном теле, и золотистые волосы красиво обрамляли голову. Светилась белая кожа на шее, но радость, что сияла в ее глазах, теперь потухла. Фернхайм понимал, что не он, вернувшийся из плена, был причиной этой радости, что вспыхнула она с новой силой в ту минуту, как воскрес Карл Найс. И хотя удручала причина, но видеть ее счастливой поначалу было приятно. Теперь же, когда померкла всякая радость, наполнилось его сердце жалостью к ней.
Снова поднял он глаза на нее. Она сидела согнувшись и спрятав лицо в ладонях, мокрых от слез. Вдруг вздрогнула, словно в испуге, будто чья-то рука коснулась ее плеча. Вытянула ладонь навстречу, будто защищаясь, взглянула на него сердито.
Сказал Вернер:
— Я сейчас уйду.
Сказала Инга:
— Прощай, Вернер.
Он еще спросил:
— Ты не подашь мне руки?
Она протянула ему на прощание руку.
Он сжал эту руку и проговорил:
— Прежде, чем я уйду от тебя, я хочу что-то сказать.
Высвободила свою руку из его руки и пожала плечами, словно отказываясь слушать.
Сказал Вернер:
— И все-таки тебе не мешало бы выслушать. Пусть не ради этого Вернера, который торчит тут незваным гостем, но ради того Вернера, что удостоился некогда встать с Ингеборг под свадебный балдахин. Но если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя. И теперь…
Сказала Инга:
— Теперь прощай.
Сказал Фернхайм:
— Пусть будет так. Прощай, Ингеборг, прощай…
Но хоть и собирался уйти, продолжал стоять.
Она подняла на него глаза, словно удивляясь, что он еще не уходит.
Сказал Вернер:
— В любом случае странно, что ты не хочешь хоть немного послушать, что со мной было.
Сказала Инга:
— Разве ты не рассказал мне?
Сказал Вернер:
— Я начал рассказывать, но твои мысли были в другом месте.
Сказала Инга:
— Уши мои были на своем месте, но ты ничего не сказал.
Спросил Вернер:
— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?
Сказала Инга:
— Ты, верно уже рассказал все Гертруде или Хайнцу, или обоим вместе.
Сказал Вернер:
— А если я и рассказал им?
Сказала Инга:
— Если ты рассказал им, то они после перескажут мне.
Сказал Вернер:
— Насколько я понимаю, тебе неинтересно знать.
Сказала Инга:
— Почему ты так говоришь? Я ведь ясно сказала, что Гертруда или Хайнц перескажут мне после, значит, я хочу знать.
Сказал Вернер:
— А если я сам расскажу тебе?
Спросила Инга:
— Который час?
Улыбнулся Вернер и сказал: