Истребитель ведьм (сборник)

— Во время битвы я слышал другое.
В глазах Луция блеснула ирония.
— Во время битвы всегда рождаются самые разные слухи.
Оба замолчали. От группы лежащих солдат доносилось чье-то хриплое дыхание. Казалось, что его обладатель задыхался.
— Как ты полагаешь, центурион, зачем нас здесь держат?
Вопрос был явно риторическим и даже издевательским. Артемид не понял издевки. Он долго вглядывался в лицо трибуна, прежде чем ответить.
— И для чего?
— А ты не догадываешься?
— Нет, не догадываюсь!
Луция, казалось, веселил его гнев.
— Воевать вас учат, а вот ознакомить с обычаями врага никто не догадался, — говоря так, он перебирал пальцами звенья цепочки. — У канейцев есть обычай даровать волю одному из пленных. Его выбирают из тех, кто остался в живых. Надо признать, что при их способе ведения войны выбор этот бывает невелик. Чтобы у тебя не оставалось иллюзий, скажу, что остальных пленных убивают, а выбранного направляют гонцом к своим.
— Зачем?
Луций укоризненно посмотрел на Артемида.
— А представь себе: ты находишься в столице, войска выступили навстречу врагу, которого должны остановить. В городе беспокойство, все ждут известий. А тут возвращается солдат, один-единственный оставшийся от целой армии. Он рассказывает о поражении и, волей-неволей, о мощи врага. Запуганный, он невольно восхваляет врага и ослабляет дух и веру тех, которые должны выступать в решительной битве за отечество. Теперь понятно?
— Клянусь богами, этого нельзя допустить! Мы оба знаем, какое настроение в столице. Лучше пусть тот человек сам вскроет себе вены.
— Успокойся. Этого никто не сделает. Думаю, даже и ты. Но скажи, сможешь ли ты…
— Луций, — шепот становился почти неслышимым, — кого они выберут?
— Не знаю. Кажется, никаких правил на этот счет нет. Выбирает и клеймит раскаленным железом сам Остерон. Завтра все узнаем.
Артемид стоял у стены и в задумчивости ковырял глину. Наконец он широко раскрыл глаза и, повинуясь какой-то своей мысли, повернулся к остальным. Казалось, что все спят, только Луций дышал слишком часто.
— Солдаты, — крикнул Артемид, забыв о страже, — вы знаете, для чего они нас тут держат?
Они молчали, поэтому он ответил сам:
— Слушайте! Завтра этот убийца Остерон выберет одного из нас и выпустит на волю, чтобы тот мог отнести нашим матерям и братьям страшную весть о поражении. Не спрашивайте даже, что Остерон сделает с остальными. Кто сражался сегодня, у того не может быть сомнений.
Он приблизился к ним, почти касаясь сидящих фигур.
— Но это не важно. Перед тем, как выпустить гонца в путь, Остерон лично заклеймит его своим знаком. Поняли, о чем я говорю?
Он обвел их взглядом.
— Лично, сам заклеймит. Достаточно только выхватить у него меч, кинжал или просто задушить гада. Это наш единственный шанс, ибо никому из них не придет в голову, что единственный, которому дарована будет жизнь, отважится на такое безумие. И тогда… — голос его дрожал от волнения, — …тогда мощь канейцев рухнет. Кем они будут без вождя? Никем. Он создал и укрепил это гнусное царство. Убить его — значит разрушить его царство.
Он замолчал, напряженно ожидая ответа. Но слышал лишь свое тяжелое дыхание и смех Луция. Только по глазам солдат было видно, что они не упустили ни единого слова. Он ударил кулаком в ладонь и подошел к Луцию.
— Ты… ты ничтожество… — давился он словами. — Кто ты такой, кто дал тебе право?
Луций внезапно схватил его обеими руками за волосы и притянул к себе.
— Успокойся, безумец, — прошептал он на ухо Артемиду. — И не буянь.
Артемид безуспешно пытался освободиться от неожиданно сильной хватки. Он чувствовал на лице влажное дыхание трибуна.
— Чего ты от них хочешь? Они приучены к простому бою, а не к принятию сложных решений. Теперь им надо самим все обдумать и самим до всего дойти. Приказом их не заставишь.
Луций отпустил волосы Артемида.
— И меня тоже не задевай.
Артемид отскочил назад.
— Так делай, — выдохнул он, — делай что-нибудь!
Луций без слов принялся стягивать что-то с пальца. Через мгновение он держал на ладони перстень. Простой, медный перстень, не возбуждающий у грабителей желания завладеть им.
— Ты, естественно, не знаешь, что это?
Артемид покачал головой.
— Посмотри сюда.
Артемид наклонился ближе.
— Тут какой-то стерженек.
— Верно. Если его вытянешь, лучше всего зубами, то отсюда вот выскочит шип. Горе тому, кого он уколет.
Артемид затаил дыхание.
— Достаточно этим его царапнуть… — выдохнул он.
— Вот именно. Остерон от одного укола упадет мертвый. От этого нет спасения.
— Откуда у тебя эта штука?
— У каждого из трибунов есть что-то подобное, на всякий случай, — ответил Луций и бросил перстень в ладонь Артемида. Тот чуть не уронил его.
— Как… ты отдаешь это мне?
— Бери. Тебе он скорее понадобится.
Разбудил его неестественный, писклявый голос, явно старавшийся казаться грозным. Кричал переводчик, стоящий в дверях перед группой канейцев.
— Встать, собаки! Речь идет о вашей жизни.
Они медленно стянулись к свету дверного проема. У канейца высокого ранга были маленькие глаза и перекошенная левая щека — след старого удара мечом. Переводчик ждал, пока он кончит говорить.
— Его достоинство спрашивает, сколько вас тут?
Артемид глянул на Луция, тот стоял молча и неподвижно.
— Семь, — ответил кто-то сзади. — Нас только семь.
Артемид не испепелил Плебо взглядом лишь потому, что увидел страх на лице переводчика.
— Как семь? — Глаза его забегали. — Кто-то сбежал?
Канейцы тоже заволновались, но умолкли, когда пленники расступились. Теперь можно было увидеть лежащего человека. Голова его была так отброшена назад, что глядящий в потолок кадык заслонял лицо. Перебинтованная окровавленными тряпками грудь была неподвижна. Канеец со шрамом пожал плечами и поднял руку. Стоящие за ним подошли к телу, схватили за ноги и выволокли наружу. Переводчик снова ждал конца речи канейца со шрамом.
— Его высочайшее достоинство вождь Остерон соизволил даровать одному из вас, мерзавцев, жизнь.
Артемид уголком глаза посмотрел на Луция. Трибун стоял с гордо поднятой головой.
— Чтобы дать вам всем равные шансы, вы будете подвергнуты испытанию, — продолжал переводчик. — Великая канейская армия на какое-то время задержится в этом месте, чтобы отдохнуть перед окончательным разгромом вашего царя. Мы построим арену, на которой вы будете сражаться друг с другом. Кто выживет, будет отпущен на волю.
У переводчика от возбуждения горели глаза, и, после того, как он закончил перевод, он добавил еще пару фраз от себя:
— Вы, свиньи, будете плясать как ослы в цирке, — он утер нос рукавом. — А теперь вас разделят, чтобы не допустить никаких случайностей, могущих испортить зрелище.
Все две недели, которые он жил в шатре, он провел в молчании, не произнеся ни слова. Целыми днями он размышлял об одном и том же и убедил себя в одном. Он победит всех, он должен это сделать, а потом он убьет Остерона. Когда тот приложит раскаленное железо к его плечу, то наверняка будет глядеть ему в лицо, ожидая гримасы боли, а тогда — один удар, и канейская империя рассыплется в прах.
Он улыбался своим мыслям, когда внезапно распахнулся полог. Пришли. Щуря отвыкшие от солнца глаза, он неуверенно шагал за стражником. Сухой ветер развевал поднятые их ногами клубы желтой пыли.
Он споткнулся и, удерживая равновесие, как бы вновь обрел слух. Он услышал близкий гул многотысячной толпы. Прикрыв глаза ладонью, он увидел, что склоны ущелья, к которому его вели, скрыты морем голов канейских солдат. Он бессильно выругался и снова споткнулся. Потом увидел других: Луция, Плебо и остальных, имен которых так и не узнал. Они даже не поприветствовали друг друга. Зачем?
Стены ущелья становились все выше, полоска неба над головой все уже, и каждый теперь видел, что приготовили для них канейцы. Они подходили к рядам кирпичных стен, занимающих все дно ущелья. Желтый цвет стен мало чем отличался от цвета грунта, все было сухое, бесплодное и унылое. Слышался рев канейских солдат; сверху упало несколько камней. Но жест стоящего на скальной полке человека заставил толпу умолкнуть и наглядно показал Артемиду, как велика власть Остерона.