Гладиаторы по закону
— И вы твердо решили прибегнуть к банкротству? Разве нельзя добиться своего голосованием или при помощи манипуляций с нашими акциями на бирже?
— Если что-нибудь приведет к тому, что против нас будут Грин и Чарльзуорт, — пояснил Котт, — то иначе нельзя. Простой шантаж и взятки, банкротство и крах, иначе не остановишь маховик.
Мандин, мало что понимая, обеспокоенно поглядывал на Дона.
— Что стряслось с Нормой? — спросил он.
— Не обращайте внимания, — отмахнулся Дон. — Папа посвятил всю жизнь своему изобретению. Это был его священный долг перед людьми. Он наставлял нас, чтобы оно было направлено на пользу всему обществу. И ей глубоко запали в душу эти заветы. Забудьте об этом. — Он улыбнулся, но взгляд его оставался все таким же скрытым, как и до операции, проведенной доктором Нессеном. — Кто вам больше всего по душе на Дне Состязаний? — неожиданно спросил он.
18
— Вы должны быть осторожны, — сказал Мандин. — Никому не говорите, что представляете ДМЛ. Вы всего-навсего любитель.
— Понятно, мистер Мандин, — кивнул Норвел Блай.
Мандин задумался.
— Если бы мы только могли действовать открыто вместо всей этой закулисной возни. Ну, что ж, дела идут неплохо. Вы уверены, что все поняли?
— Совершенно уверен, мистер Мандин, — произнес Норвел и неожиданно подмигнул, глядя на сомневающееся лицо Мандина. — Ух, и зададим мы им трепку, дружище, — сказал он и вышел.
Позже, в здании «Дженерал Рикрейшенз», Норви не был столь самоуверенным. Это была контора, где он пережил столько трудных дней. Именно здесь молодой Стимменс перерезал ему глотку. Именно через эту дверь Канделла вышвырнул его из фирмы.
Электронная секретарша известила Канделлу, и Норви снова ощутил уверенность в себе.
Канделла встретил его на пороге с широкой улыбкой.
— Норви, приятель! — завопил он. — Черт побери, очень рад тебя видеть! Как твои дела?
— Доброе утро, Канделла, — вежливо произнес Норвел и убрал руку, едва Канделла слегка прикоснулся к ней.
— Что привело тебя ко мне, дружище?
— Буду краток. Вы получили мое письмо?
— Разумеется, Норви. Ты здесь, на самом деле, в отношении… — он быстро обвел взглядом вокруг и тихо добавил: — этой ДМЛ?
— Именно так. Речь идет о ДМЛ. Но учтите, ничего официального. Подчеркиваю, ничего.
— Разумеется, Норви!
— И вы мне обещаете хранить в строгом секрете все, что я вам расскажу?
— Конечно!
— Никому ни слова?
— Ни-ни…
— Хорошо. Одним словом, Канделла, мы подали жалобу.
— Жалобу?
— О, не на вас. Понятия не имею, насколько плохо или хорошо вы ведете сейчас дело, да к тому же, в любом случае, оно не имеет никакого отношения к ДМЛ. Мои компаньоны даже в мыслях не имеют намерений вмешиваться в дела другой корпорации.
— Разумеется, — кивнул Канделла.
— Наша жалоба имеет отношение к домам-пузырям, Канделла. Один из моих компаньонов — весьма крупный акционер ДМЛ. Мы прослушали, ну, так сказать, отчеты. Буду с вами откровенен — мы не смогли проследить их источник. Но они вызывают тревогу, Канделла. Очень сильную тревогу. Настолько сильную, что я не в состоянии повторить услышанное, не смею даже намекнуть на то, чего это касается. Вам это понятно, не так ли?
— Разумеется, мистер… разумеется, Норви!
— Задам вам несколько вопросов, не давая каких-либо пояснений, почему я их задаю. Двадцать восемь тысяч надувных домов, которые сдает в аренду фирма «Дженерал Рикрейшенз», почти целиком заняты женатыми парами, насколько мне это известно. Какое количество таких браков бесплодны? И какой процент дефективных детей, родившихся у жильцов, проживают в этих домах?
Канделла был готов лопнуть от любопытства.
— На это я сейчас не могу ответить, — произнес он, — но…
— Конечно, вы не знаете, — нетерпеливо перебил его Норвел. — Я не задаюсь целью задавать вам прямые вопросы. Нет никакого смысла распускать слухи, но если вы сможете это выяснить втихомолку, я буду вам весьма признателен. — Он извлек красочную визитную карточку Мандина, которую удалось напечатать за одну ночь. — Здесь номер моего телефона. Запомните, я вам ничего не предлагаю — это было бы неэтично. Но проделанная вами работа будет по достоинству оценена мною и моими компаньонами. Мы покажем, какими благородными мы можем быть, Канделла. Прощайте.
Он вежливо поклонился.
— Эй, Норви! — вскричал Канделла. — Куда же вы уходите? Может быть, вы останетесь и пообедаете со мной? Выпьем по маленькой и все такое…
— Простите. Боюсь, что не смогу.
— Норви, дружище, — запротестовал Канделла, — все давно забыто. Мы так соскучились по вас. Особенно Стимменс. Не знаю даже, чем мне оправдаться, если вы не захотите отобедать с нами.
— Стимменс? — нахмурившись, задумчиво произнес Норвел. — Извините, Канделла. Передайте ему от меня привет и скажите, что я его часто вспоминаю.
С этими словами он вышел. В этот день у Норвела дел было невпроворот. Кроме «Дженерал Рикрейшенз», он должен заглянуть к Хуссейну и еще в добрый десяток баров в Монмаунт-сити. К вечеру он чертовски устал, но был очень доволен и на три четверти пьян. Последнее свое поручение он выполнил со смешанным чувством грусти, гнева и ностальгии.
Арни Дворкас впустил его к себе.
С этим человеком Норвел не прибегал к тем уловкам, которыми он пользовался, беседуя с Канделлой. Для Арни он оставался стариной Норвелом, истинным другом, скромным слушателем того, что ему втолковывают. Когда он сидел рядом с Арни и слушал, как тот комментирует мировые события, ему казалось, что Белли-Рэйв всего лишь кошмар, а Мандин — человек из сновидения. Ничего не изменилось и не изменится, пока у него будет возможность сидеть вот так, потягивая пиво.
Но перемены все же произошли…
Арни осушил свой бокал, вытер рот и заказал на пульте еще один.
— Нет, Норвел, — задумчиво проговорил он, — я бы не сказал, что ты преуспел. Во всяком случае, не в том смысле, как понимаем это мы, Инженеры. Для нас, Инженеров, механизм, — а мы все, Норвел, являемся механизмами, я, ты, любой другой, — так вот, механизм работает успешно, когда он функционирует с наивысшей эффективностью. В своем небольшом эксперименте, предложив тебе попробовать Белли-Рэйв, я пытался воспроизвести то, что мы называем «испытанием на прочность». Это единственный способ, с помощью которого можно определить максимальную эффективность. А что произошло на самом деле? Ты поднялся не вследствие своих собственных попыток, Норви, По чистой случайности ты обзавелся связями и теперь являешься секретарем по-настоящему способного человека. Если прибегнуть к аналогиям, разве мой фломастер определяет успех расчетов, которые я произвожу?
— Очень жаль, Арни, — сказал Норвел. Он с трудом решал, чего ему хотелось больше — то ли рассмеяться Арни прямо в лицо, то ли вышибить ему пару передних зубов пивной кружкой. — Мистер Мандин очень высокого мнения о тебе и твоем брате.
— Естественно, это одна из тех штук, которой тебе следует научиться. Подобное ищет подобное, как во взаимоотношениях между людьми, так и в электростатике.
— Я всегда считал, что в электростатике подобное отталкивается…
— Куда это ты? — раздраженно воскликнул Арни. — Неспециалист! Философ! Именно такие, как ты…
— Извини, Арни!
— Ладно, не принимай близко к сердцу. По-настоящему умелые люди никогда не теряют контроль над собой, Норви. С твоей стороны глупо поднимать из-за этого такой шум.
— Извини, Арни. Именно это я всегда говорю мистеру Мандину.
Арни подозрительно спросил, задержав кружку на полпути ко рту:
— Что это ты всегда советуешь мистеру Мандину?
— Ну… говорю, что ты никогда не теряешь контроль над собой в экстремальных случаях. Что именно такого, как ты, лучше всего было бы поставить во главе… Боже мой, Арни, мне не следовало этого говорить! — Норвел прикрыл рот ладонью.
— Норвел! Не ходи вокруг да около, скажи прямо — во главе чего?