Факап (СИ)
Если вдруг это попадёт на глаза какому-нибудь типичному представителю общественности, скажу вот что. Всех психокорректоров учат методикам допроса. Всех. На военной кафедре, разумеется. И не только этому. Разумеется, они дают подписку и не болтают об этом на каждом углу, чтобы не поднимать ненужный кипеш. Но все, кому нужно, об этом знают, не такой уж это великий секрет. И знаете что я вам скажу? Это совершенно нормально, что их этому учат. И более того — это по-настоящему гуманно. Психокорректор работает с тонкими структурами психики, и должен чётко видеть грань, за которой кончается помощь и начинается насилие над личностью. А также знать, что происходит в случае, когда это насилие совершается. Потому-то психокорректоры обычно побаиваются того, что делают. Не до патологии, как товарищи из ДОПН, но всё-таки. И это хорошо. В таких вопросах лучше перебдеть, чем недобдеть. Ну а если случится что-нибудь такое, что потребуется кого-то допрашивать — знаете, уж лучше так, чем калёное железо. Оно сильнее травмирует. В том числе и психику.
А, ладно, зря в всё это говорю — общественность всё равно неизлечима, даже с бориной помощью.
Но, в общем, с нашей конторою Левин давно и плодотворно сотрудничает. А я с Борисом как-то особенно сошёлся. Говорю же: комфортный человек. На гитаре играет хорошо, поёт старинные русские романсы. Опять же наливочки всякие уважает, настоечки. Сам делает — с чувством, с пониманием. Тоже, кстати, психокорректирующее средство. Так что это ему в самую тему, можно сказать.
Левин вообще-то человек занятой. Но мне повезло: когда я ему позвонил, он оказался у себя на даче в Мечтаевке. Как выяснилось, он решил себе устроить болдинскую осень — ну там, в тиши уединения написать что-нибудь сугубо научное. Надо думать, процесс пошёл неровно, так как моему звонку он искренне обрадовался и охотно согласился встретиться и продегустировать рябиновку.
В общем, встретились мы, продегустировали, потом перешли на тминную. Это у Борьки королёк — тминная настойка. Под стейк. Стейк я сам готовил. Поели, выпили. Я послушал, как Борька на гитаре играет. Как сейчас помню — сидели на верандочке, вечерело, дождик шёл. Хороший такой дождик, мелкий, тёплый, сквозь тучи осеннее солнышко просвечивает. Очень подходящий пейзаж для задушевных разговоров.
Меня интересовало, может ли психокорректор что-нибудь случайно вытащить из головы пациента во время процедуры. Не во время допроса, а так, спонтанно.
Ну, гипотеза у меня была, прямо скажем, дурацкая. Что Ян, случайно или намеренно, вытащил из старика Антона-Руматы какие-то интересные сведения. Скорее всего, относящиеся к старым делам. И поделился с дядей-академиком, а он их связал с чем-то ещё, сделал выводы, и таким вот образом образовалась та статейка.
Смешно, да? Это вы реальной работы не знаете. Иногда приходится за такие гнилые нитки тянуть, на таких соплях выстраивать сюжеты, что кому расскажешь — не поверят. А что делать? Даже самое бредовое предположение лучше никакого. И если других нет, нужно проверять бредовые! Которые, кстати, иногда оказываются не такими уж и бредом. То есть да, исходная мысль была кривая, но и кривая иногда вывозит.
Но на этот раз кривая не вывезла. Левин меня в этом смысле не порадовал. Хотя и ничего особо нового мне не сообщил. Я и так знал, что психокоррекция — процедура неформальная. Творческая, можно сказать, в ходе которой корректор и пациент сближаются и взаимопроникают. Вот только взаимопроникновение касается исключительно чувств и эмоций. Поэтому контактом в нашем профессиональном смысле психокоррекция не считается. То есть если нужно составить психологический портрет клиента — нужно поговорить с его психокорректором. Но насчёт какой-нибудь фактической информации из головы — дохлый номер. Тут нужен именно допрос, а это без очень серьёзной санкции сверху — деяние, наказуемое запретом на профессию, и это в лучшем случае. И что ни один психокорректор такого делать не будет, во всяком случае в мирное время.
Я вспомнил основной пунктик Яна и подумал, что, может быть, его заставили допрашивать Антона, и от этого переживания у него поехала крыша. Потом вспомнил даты и понял, что Антона он обихаживал, уже будучи членом ДОПН. Может, он и в самом деле кого-то когда-то превратил в овоща, но точно не дона Румату.
В общем, я понял, что ловить нечего. И уже ни на что особенно не надеясь, показал ему те самые три строчки на профессиональном жаргоне. С просьбой пояснить, что тут написано.
Тут Борис повёл себя странно. Молча встал, пошёл в дом, вернулся с планшетом. Долго в нём копался, искал что-то. Нашёл, прочитал, налил и выпил. Разом грамм сто. Ну и я аналогичным образом поступил, чтобы не разрушать атмосферу.
А потом мой друг Борис посмотрел на меня косо и спросил, откуда у меня это описание процедуры и к кому она применялась.
Я мог бы и промолчать. Или сослаться на служебную тайну. Но тогда он сослался бы на то же самое, или замылил бы разговор. Знаю я его. Поэтому я сказал — и про Сноубриджа, и про Румату Эсторского. Умолчал только, откуда у меня эти сведения.
Борис задумался, ещё выпил, закусил редиской и сказал:
— Сноубриджа я знал, это был серьёзный специалист. И он не стал бы делать фигню. А то, что там написано — фигня.
Я в него вцепился, и он выдал следующее:
— Понимаешь, это вообще не психокоррекция. Это предварительные действия и выход из режима. Представь себе, что ты сел в глайдер, провёл тестирование систем, включил антиграв и выехал из ангара. Постоял полчасика, заехал в ангар, выключил антиграв, запарковался. Но никуда не летал. Вот и тут примерно то же самое. Предварительные процедуры, холостой режим, выход. Если верить тому, что тут написано. Я думаю, основная часть текста удалена. Кстати, откуда это у тебя? Из личного файла?
В таких вещах лучше не признаваться даже близким друзьям, так что я сослался на то, что меня попросили проверить старый документ. Борис сделал вид, что верит, предложил ещё рябиновой, и по домам.
Ну мы и выпили. А когда Левин пошёл отлить — открыл его планшет. Мне стало интересно, что он там смотрел.
К сожалению, он оказался заблокированным. Левин оказался осторожным — планшет опознавал хозяйский палец. Так что всё, что я увидел — это страничку текста. Я его быстренько сфоткал на камеру в панельке, планшет положил на место, дождался Левина и продолжил рябиновку. Так продолжил, что едва до нуль-кабины дошёл. Дома я глотнул детокса, чтобы голову немножко прочистить, и бросился смотреть фото.
Там было две с половиной строчки текста — видимо, самый конец какого-то большого файла. Какие-то символы и команды, выглядящие как программный код, что-ли. Никогда такого не видел.
На всякий случай я поискал в БВИ эти самые строчки. И ничего не нашёл — во всяком случае, среди сколько-нибудь востребованных материалов. Дальше мог бы помочь либо Коллектор Рассеянной Информации, либо глобальный поиск по всему БВИ. Первое мне недоступно, а второе... ладно, об этом потом, но тогда мне до этого было ещё далековато.
В общем, я решил так, что левинские записи — это какие-то его личные заметки. Мало ли какие.
День 14
Похоже, обо мне забыли. Нет, ну так не бывает. Это я как профессионал говорю.
Может, у нас война началась? Агрессия Странников? Ну разве что. Хотя война войной, а текущие операции по расписанию. Ни-хре-на не понимаю.
Ладно, едем дальше.
Честно сказать, Боре я не поверил. Нет, не в смысле вообще. Но мне так показалось, что он не всю правду мне сказал. А может и всю, но какими-то мыслями не поделился. Ну вот так мне показалось.
Рябиновая тоже, надо сказать, сыграла. Детокс симптомчики купирует, но этакая лихость в голове остаётся. Недоработка, кстати. Ну, будем считать, что она-то меня и подвела под монастырь.
Короче, был я задумчив и нетрезв. И в таком подвешенном состоянии сел за комп и ввёл комовский пароль доступа. Совершив, таким образом, должностное преступление. Первое, хотя и далеко не последнее.