Энеида

77 "Царь! Всю правду тебе я открою, что б ни было дальше,  И отрицать не стану, что я по рожденью аргосец.  Это прежде всего; пусть Фортуна несчастным Синона 80 Сделала - лживым его и бесчестным коварной не сделать!  Верно, из чьих-нибудь уст ты имя слыхал Паламеда,  Сына Бела: ведь он был повсюду молвою прославлен.  Ложно его обвинив по наветам напрасным в измене  Из-за того, что войну порицал он, пеласги безвинно 85 Предали смерти его - а теперь скорбят по умершем.  Был он родственник нам, и с ним мой отец небогатый  С первого года войны меня в сраженья отправил.  Твердо покуда стоял у власти и в царских советах  Силу имел Паламед,- и у нас хоть немного, но были 90 Слава, почет... Но когда коварного зависть Улисса  Со свету друга сжила (то, о чем говорю я, известно),  Жизнь я с тех пор влачил во мраке, в горе и скорби,  Гнев питая в душе за его безвинную гибель.  Но не смолчал я, грозя отомстить, чуть случай найдется. 95 Если в Аргос родной суждено мне вернуться с победой;  Речью бездумною той я ненависть злобную вызвал.  В этом причина всех бед. С тех пор Улисс то и дело  Начал меня устрашать обвиненьями, сеять средь войска  Темные слухи: искал он оружье, вину свою зная. 100 Не успокоился он, покуда помощь Калханта...  Но для чего я вотще вспоминаю о прежних невзгодах?  Что я медлю? Коль все равны пред вами ахейцы, Слышали вы обо мне довольно! Казнь начинайте!  Этого жаждет Улисс и щедро заплатят Атриды!" 105 Мы же хотим обо всем разузнать, расспросить о причинах,  Не заподозрив злодейств, пеласгийских не зная уловок.  Он продолжал свою речь, трепеща от притворного страха:  "Чаще данайцы меж тем, истомленные долгой войною,  Стали о бегстве мечтать, о том, чтобы Трою покинуть,110 О, хоть бы сделали так! Но часто свирепые бури  Им не давали отплыть, и Австр устрашал уходящих.  Больше всего бушевала гроза в широком эфире  После того, как воздвигли коня из бревен кленовых.  Мы, не зная, как быть, Эврипила тогда посылаем 115 Феба оракул спросить,- но печальный ответ он приносит:  "Кровью ветры смирить, заклав невинную деву,  Вам, данайцы, пришлось, когда плыли вы к берегу Трои, Кровью должны вы снискать возврат и в жертву бессмертным  Душу аргосца принесть". И едва мы ответ услыхали, 120 Трепет холодный прошел по костям и замерло сердце:  Кто судьбой обречен, кого Аполлон избирает?  Тут на глазах смятенной толпы итакиец Калханта  На середину повлек, громкогласно требуя, чтобы  Волю богов он открыл. Хитреца злодеянье и прежде 125 Мне предрекали не раз, грядущее втайне провидя.  Дважды пять дней прорицатель молчал и скрывался, чтоб жертву  Не называть и на смерть никого не обречь предсказаньем, После молчанье прервал, понуждаемый криком Улисса,  По уговору меж них меня на закланье назначил. 130 Тут уж никто не роптал: ведь смерть, которой боялся  Каждый, теперь одного, ему на горе, постигла.  Близился день роковой. Готовили все для обряда:  Соль с мукой пополам, вкруг висков мне тугие повязки.  Вырвался я, признаюсь, оковы порвал и от смерти 135 Ночью в густых тростниках у болотного озера скрылся,  Ждал, чтоб ушли, подняв паруса,- если только поднимут!  Больше надежды мне нет ни древнюю родину снова,  Ни двоих сыновей, ни отца желанного видеть.  Может быть, требуя с них за бегство наше расплаты, 140 Смертью несчастных мою вину покарают ахейцы...  Именем вышних богов, которым ведома правда,  Именем верности - коль остается еще среди смертных  Неоскверненной она,- молю: над нашими сжалься  Бедами! Сжалься над тем, кто столько вынес безвинно!" 
145 Жизнь мы даруем ему, хитреца слезам сострадая.  Первым Приам приказал от тесных пут ему руки  Освободить и к нему обратился с приветливой речью:  "Кто бы ты ни был, теперь забудь покинутых греков.  Нашим ты будешь. Но мне ответь на вопрос мой правдиво: 150 Этот чудовищный конь для чего возведен? Кем построен?  Что стремились создать,- орудье войны иль святыню?"  Так он сказал. А Синон, в пеласгийских уловках искусный,  Начал, к небу воздев от оков свободные руки:  "Вечных огней божества нерушимые, вами клянусь я, 155 Вами, меч и алтарь нечестивый, которых избег я,  Вами, повязки богов, что носил я, идя на закланье!  Нет мне греха разорвать священные узы данайцев,  Нет греха ненавидеть мужей и сказать без утайки  Все, что скрывают они. Я не связан законом отчизны! 160 Ты лишь обетам своим храни, сохраненная Троя,  Верность, коль щедро тебе отплачу и правду открою!  Веры в победный исход и надежд залогом для греков  Помощь Паллады была всегда. Когда ж нечестивый  Сын Тидея и с ним Улисс - злодейств измыслитель 165 В храм священный вошли, роковой оттуда Палладий  Силой исторгли, убив сторожей высокой твердыни,  Образ священный схватив, дерзновенно смели коснуться  Кровью залитой рукой девичьих повязок богини, Тотчас на убыль пошла, покидая данайцев, надежда, 170 Силы сломились у них, и богиня им стала враждебна.  Гнев свой Тритония им явила в знаменьях ясных:  В лагерь едва был образ внесен - в очах засверкало  Яркое пламя, и пот проступил на теле соленый;  И, как была, со щитом и копьем колеблемым, дева 175 Страшно об этом сказать - на месте подпрыгнула трижды.  Тут возвещает Калхант, что должны немедля данайцы  Морем бежать, что Пергам не разрушат аргосские копья,  Если в Аргосе вновь не испросят примет, возвративши  Благоволенье богов, что везли на судах они прежде. 180 Ныне стремятся они по ветру в родные Микены,  С тем чтобы милость богов вернуть и внезапно явиться,  Море измерив опять. Так Калхант толкует приметы.  Образ же этот они по его наущенью воздвигли,  Чтобы тягостный грех искупить оскорбленья святыни. 185 Сделать огромным коня, и дубом одеть, и до неба  Эту громаду поднять повелел Калхант, чтоб не мог он  Через ворота пройти и, в городе став за стенами,  Ваш народ охранять исконной силой священной.  Ибо, коль ваша рука оскорбит приношенье Минерве, 190 Страшная гибель тогда (пусть прежде пошлют ее боги  Вашим врагам) фригийцам грозит и Приамову царству,  Если же в город его вы своими руками введете, Азия грозной войной пойдет на Пелоповы стены,  Вам предреченный удел достанется нашим потомкам". 195 Лживыми клятвами нас убедил Синон вероломный:  Верим его лицемерным слезам, в западню попадают  Те, кого ни Тидид, ни Ахилл, ни многие сотни  Вражьих судов, ни десять лет войны не сломили.